Атлант расправил плечи. Книга 1 - Рэнд Айн. Страница 20

Она так и не смогла понять, почему совет директоров единодушно проголосовал за то, чтобы назначить ее вице-президентом компании.

Именно она завершила в конце концов строительство Сан-Себастьян. Когда она приняла дела, работы шли уже в течение трех лет. Была проложена лишь треть общей протяженности пути, но затраты уже превысили сметную стоимость всего строительства. Она уволила всех друзей Джима и нашла подрядчика, который в течение года завершил работы.

Сан-Себастьян начала функционировать, но ни ожидаемого объема перевозок, ни поездов, груженных медью, так и не последовало, лишь изредка с гор с диким лязгом спускались составы из двух-трех вагонов. Рудники, сказал Франциско Д'Анкония, все еще в стадии разработки. «Таггарт трансконтинентал» продолжала нести убытки.

Сейчас, как и много вечеров подряд, Дэгни сидела за столом в своем кабинете, пытаясь определить, какие линии и как скоро смогут спасти компанию.

Рио-Норт после реконструкции с лихвой покрыла бы все убытки. Глядя на листы цифр, которые означали убытки и еще раз убытки, Дэгни не думала о затянувшейся бессмысленной агонии их начинания в Мексике. Она думала о телефонном звонке.

– Хэнк, только ты в силах спасти нас. Ты можешь в кратчайшие сроки поставить нам рельсы и предоставить максимальную отсрочку платежа?

– Могу, – ответил ей ровный, уверенный голос на другом конце линии.

Эта уверенность придала ей сил. Она склонилась над листами на столе, обнаружив вдруг, что ей стало легче сосредоточиться. Наконец-то у нее появилось хоть что-то, на что она могла рассчитывать, уверенная, что ее не подведут в решающий момент.

Джеймс Таггарт прошел через приемную кабинета Дэгни, все еще сохраняя на лице выражение уверенности, которую он чувствовал, сидя в баре в окружении своих друзей. Когда он открыл дверь кабинета, это выражение моментально исчезло. Он подошел к ее столу словно ребенок, которого куда-то тащат, чтобы наказать.

Дэгни сидела, склонившись над листами бумаги, пряди ее растрепанных волос поблескивали в свете настольной лампы, складки белой блузки, спадавшей с плеч, подчеркивали грациозность фигуры.

– В чем дело, Джим? – спросила она.

– Что ты пытаешься провернуть на Сан-Себастьян?

– Провернуть? С чего ты взял? – подняла голову Дэгни.

– Что за график движения ты установила на этой линии и какие ты по ней пускаешь поезда?

Дэгни рассмеялась. Ее смех звучал весело и чуть устало.

– Послушай, Джим, тебе хоть иногда нужно читать отчеты, которые ты получаешь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что мы выдерживаем этот график и пускаем эти поезда уже целых три месяца.

– Один пассажирский поезд в день?

– Да, по утрам. И один товарный через день.

– Боже мой! И это на такой важной линии?!

– Твоя важная линия не покрывает расходов даже на эти два поезда.

– Но население Мексики ожидает от нас настоящих, качественных транспортных услуг.

– Не сомневаюсь.

– Им нужны поезда.

– Для чего?

– Для того, чтобы осуществить индустриализацию страны. Неужели ты ожидаешь, что они будут развиваться экономически, если мы не предоставляем им соответствующих транспортных ресурсов?

– А я от них этого и не ожидаю.

– Ну, знаешь, это твое личное мнение. Не понимаю, по какому праву ты сократила график движения. Да одна только транспортировка меди с лихвой покроет все расходы.

– Когда?

Он посмотрел на нее, и на его лице появилось то довольное выражение, которое замечаешь на лице человека, собирающегося сказать что-то, что наверняка причинит боль.

– Ну ты же не сомневаешься в успехе медных рудников, раз уж этим занимается сам… Франциско Д'Анкония? – Таггарт произнес это имя с особым ударением и сейчас наблюдал за ее реакцией.

– Может быть, он твой друг, но… – начала Дэгни. Таггарт перебил ее:

– Мой? Я все время думал, что он твой друг.

– Только не последние десять лет, – спокойно возразила Дэгни.

– А жаль, правда? Тем не менее он один из самых удачливых предпринимателей в мире. Еще ни разу не бывало, чтобы он потерпел неудачу, я имею в виду бизнес, и он всадил миллионы в эти рудники, поэтому, мне кажется, на него можно положиться.

– Когда ты наконец поймешь, что Франциско Д'Анкония превратился в абсолютно никчемного человека?

Таггарт рассмеялся:

– Что касается его личностных качеств, то я всегда был о нем именно такого мнения. Но в этом ты со мной не соглашалась. Еще как не соглашалась! Ты, конечно же, помнишь наши бесконечные ссоры по этому поводу? Напомнить тебе кое-что из того, что ты о нем говорила"! О том, что ты с ним делала, я могу лишь догадываться.

– Ты что, пришел обсуждать Франциско Д'Анкония?

Ее лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, и поэтому на лице Таггарта проступила озлобленность – опять у него ничего не получилось.

– Черт возьми, ты прекрасно знаешь, почему я пришел, – огрызнулся он. – То, что я сегодня узнал о нашей линии в Мексике, просто уму непостижимо.

– Что?

– Какой подвижной состав ты используешь на Сан-Себастьян?

– Худшее из того, что смогла найти.

– Ты не отрицаешь этого?

– Я сообщала тебе об этом в своих отчетах.

– Это правда, что ты выпускаешь на линию паровоз?

– Эдди нашел этот паровоз по моему указанию в одном из заброшенных депо Луизианы. Он не смог даже узнать, как называлась та железная дорога.

– И это старье ты пускаешь на линию как поезд нашей компании?

– Да.

– Ничего не скажешь, хорошенькая идейка. Что, черт побери, происходит? Слышишь, я хочу знать, что происходит?!

Глядя на него в упор, она спокойно ответила:

– Если хочешь знать, я не оставила на Сан-Себастьян ничего, кроме металлолома, да и того как можно меньше. Я убрала оттуда все, что можно было убрать: все маневровое и ремонтное оборудование, даже пишущие машинки и зеркала.

– Какого черта? Зачем?

– Затем, чтобы бандитам как можно меньше досталось, когда они отнимут линию.

Таггарт вскочил:

– Ну, я этого так не оставлю. На этот раз номер у тебя не пройдет. Это ж надо сотворить такое низкое, такое неслыханное… Да как ты посмела… лишь из-за каких-то грязных слухов, в то время как у нас подписан контракт на двести лет и…

– Джим, – медленно произнесла она, – у нас нет ни одного вагона, ни одного локомотива, ни единой тонны угля, чтобы перебросить на ветку в Мексике.

– Нет, я этого не допущу, я решительно не позволю предпринимать такие возмутительные действия по отношению к дружественной стране, которой так нужна наша помощь. Погоня за материальными благами – это еще далеко не все. Существуют и определенные моральные обязательства, моральные ценности, хотя тебе этого не понять. Она придвинула к себе блокнот и взяла карандаш:

– Хорошо, Джим, сколько поездов ты хочешь пустить по Сан-Себастьян?

– Гм?

– С какой линии снять поезда, чтобы перевести их в Мексику?

– Я не хочу ниоткуда ничего снимать.

– Откуда в таком случае я возьму оборудование для линии в Мексике?

– А это уже твои проблемы. Это твоя работа.

– Здесь я бессильна. Решать придется тебе.

– Опять твой обычный грязный трюк – сваливаешь всю ответственность на меня.

– Я жду указаний, Джим.

– Ничего не выйдет. Я не позволю тебе заманить меня в ловушку.

Она бросила карандаш на стол:

– В таком случае в Мексике все остается по-старому.

– Ну, погоди, дождись только заседания совета директоров в следующем месяце. Я потребую решения раз и навсегда относительно того, как далеко может заходить отдел перевозок в превышении своих полномочий. Ты за это ответишь.

– Отвечу.

Прежде чем дверь кабинета закрылась за его спиной, она вернулась к работе.

Когда она закончила и, отодвинув бумаги в сторону, подняла глаза, за окном царила непроглядная тьма, домов не было видно, и город превратился в бесконечную цепь поблескивающих окон. Она неохотно встала из-за стола. Она не хотела признаться себе, что устала, это было бы равноценно признанию своего, пусть незначительного, поражения. Но сегодня она действительно чувствовала усталость.