Атлант расправил плечи. Книга 3 - Рэнд Айн. Страница 46

– Последний месяц мы делали деньги, – ответил он.

Дверь открылась, и вошли Джеймс Таггарт и мистер Мейгс.

– Эдди, ты хочешь присутствовать на совещании, – спросила Дэгни, – или предпочитаешь уйти?

– Нет, я хочу остаться.

Лицо Джима походило на комок мятой бумаги, хотя на дряблых, пухлых щеках не добавилось новых складок.

– Дэгни, надо многое обсудить, много серьезных изменений, которые… – начал он высоким, взвинченным тоном, его голос включился в дело раньше, чем он сам. – Я рад твоему возвращению, рад, что ты жива, – нетерпеливо вставил он, спохватившись. – Есть неотложные вопросы…

– Пройдемте ко мне, – сказала она.

Ее кабинет походил на историческую реконструкцию, которую осуществил и поддерживал в таком виде Эдди Виллерс. На стенах висели те же карта, календарь и портрет Нэта Таггарта. От эры Клифтона Лоуси не осталось и следа.

– Полагаю, я все еще вице-президент компании? – сказала она, садясь за стол.

– Конечно, – торопливо, почти с вызовом, даже обвиняюще сказал Таггарт. – Безусловно так, и ты не должна забывать об этом, ты ведь не ушла с поста, ты все еще… Или?..

– Нет, я не ушла с поста.

– Первым делом надо объявить в прессе, что ты вернулась к своим обязанностям, сообщить, почему ты отсутствовала и где… Да, кстати, где ты была?

– Эдди, – сказала она, – займись журналистами. Сообщи, что, когда я летела над Скалистыми горами к тоннелю Таггарта, у меня отказал двигатель. Я сбилась с маршрута, отыскивая место для посадки, и потерпела аварию в безлюдном горном районе…. Вайоминга. Меня подобрали старый пастух с женой, они перенесли меня в свою хижину, расположенную в пустынном месте, в пятидесяти милях от ближайшего населенного пункта. Я сильно пострадала и почти две недели находилась без сознания. У стариков не было ни телефона, ни радио, никакой связи или транспорта, кроме старого грузовичка, который окончательно развалился, когда они попытались воспользоваться им. Мне пришлось оставаться с ними, пока я не набралась сил и не смогла ходить. Я прошла пятьдесят миль до подножия гор, потом добралась на попутных машинах до железнодорожной станции в Небраске.

– Ах вот что, – сказал Таггарт. – Ну и отлично. Когда ты дашь интервью…

– Я не собираюсь давать никаких интервью.

– Как так? Меня весь день осаждают! Ждут! Это же необходимо! – Он был в панике. – Невероятно важно!

– Кто тебя осаждает весь день?

– Из Вашингтона и… и другие. Ждут твоего заявления.

Она показала на то, что Эдди записал в своем блокноте:

– Вот мое заявление.

– Но этого недостаточно! Ты должна объявить, что не уходишь со своей должности.

– Это и так понятно. Я вернулась.

– Надо так и объявить.

– Как еще?

– Сказать что-то от себя.

– Кому?

– Стране, народу. Люди тревожатся из-за тебя. Их надо успокоить.

– Сообщение их успокоит, если только кто-то переживал из-за меня.

– Я не это имею в виду.

– Тогда что же?

– Я имею в виду… – Он поперхнулся, избегая смотреть ей в глаза. – Я имею в виду… – Он сел, ломая пальцы в поисках слов.

Джим разваливается на глазах, подумала она; это возбуждение, дерганье, нетерпение, визгливый голос, панический вид – этого раньше за ним не водилось. Обычно осторожное ровное поведение сменилось несдержанными всплесками эмоций, скрытой, беспомощной злобой.

– Я имею в виду…

Он подыскивает слова, чтобы передать смысл, не выражая его, подумала Дэгни. Хочет, чтобы она поняла то, чего он не предназначал для понимания.

– Я имею в виду, что общественность…

– Я знаю, что ты имеешь в виду. Нет, Джим, я не собираюсь успокаивать людей относительно состояния нашей экономики.

– Но ты…

– Пусть у людей будет столько волнений, сколько у них ума. Теперь к делу.

– Я…

– Джим, говори о деле.

Он взглянул на мистера Мейгса. Тот сидел молча, скрестив ноги и покуривая сигарету. Он был в куртке, не форменной, но выглядевшей как военная форма. Мясистая шея выпирала из ворота, а живот вываливался из приталенной куртки, призванной скрыть его. На руке сверкало кольцо с большим желтым бриллиантом, который переливался, когда Мейгс шевелил толстыми пальцами.

– Ты уже познакомилась с мистером Мейгсом, – полууточнил Таггарт. – Я так рад, что у вас будут хорошие отношения. – Он выжидающе помолчал, но не получил отклика ни от нее, ни от него. – Мистер Мейгс представляет Комитет по координации железнодорожных перевозок. Ты будешь часто сотрудничать с ним.

– Что это за Комитет по координации?

– Это новая федеральная структура, образованная три недели назад. Ты ее оценишь, одобришь и увидишь, что она чрезвычайно эффективна. – Ее поражала примитивность его приемов: он полагал, что, высказав за нее авансом ее мнение, тем самым отрежет ей возможность изменить его. – Это чрезвычайный комитет, который спас транспортную систему страны от развала.

– В чем его смысл?

– Тебе, конечно, не надо объяснять, что при нынешнем кризисе всякое новое строительство сталкивается с непредвиденными трудностями. Временно оказалась невозможной прокладка новых дорог. Поэтому главная проблема, стоящая перед страной, – сохранить существующую систему путей сообщения со всеми ее возможностями как единое целое. Выживание нации требует…

– В чем его конкретный смысл?

– В целях самосохранения нации железные дороги страны объединены в единую систему с общими резервами. Их совокупный доход передан Управлению пула железных дорог в Вашингтоне, который осуществляет функции доверенного лица всей системы дорог и распределяет доходы по дорогам в соответствии с… более современным принципом распределения.

– Что это за принцип?

– Не надо волноваться, права на собственность полностью сохраняются и защищены государством, им просто придана новая форма. Каждая дорога сохраняет независимость и ответственность за свою деятельность: движение поездов, расписание, поддержание в порядке путей и оборудования. В качестве своего вклада в общенациональный пул каждая дорога разрешает любой другой при необходимости бесплатно использовать свои пути и прочие возможности. В конце года Управление пула распределяет совокупный доход, и каждая конкретная дорога получает свою долю не на основе старомодных случайных расчетов в зависимости от числа составов, тоннажа перевезенного груза и прочего, а на основе ее потребностей, а именно, поскольку поддержание путей в порядке является главной потребностью, каждая дорога получает свою долю доходов соответственно длине путей, которыми она владеет и которые содержит в рабочем состоянии.

Слова она слышала, значение их поняла, но поверить в них не могла, поэтому она не удостоила их чести выказать гнев, озабоченность, сопротивление против этого очевидного и кошмарного случая массового безумия, которое стало возможно только благодаря готовности людей притворно верить, что это разумно. Она ощущала тупую пустоту, она чувствовала, что ее забросило туда, где нравственное негодование бессмысленно.

– Чьи пути мы используем для трансконтинентальных перевозок? – спросила она бесцветным, сухим тоном.

– Ну, наши, конечно, – торопливо ответил Таггарт, – то есть от Нью-Йорка до Бедфорда, Иллинойс. Оттуда – по путям «Атлантик саузерн».

– До Сан-Франциско?

– Это будет быстрее, чем по тому обходному пути, который ты хотела обеспечить.

– И мы ничего за это не платим?

– Кроме того, твой обходной путь долго бы не продержался: «Канзас вестерн» обанкротилась и к тому же…

– Никакой платы за использование путей «Атлантик саузерн»?

– Но и мы ничего не берем с них за пользование нашим мостом через Миссисипи.

Спустя минуту она спросила:

– Вы на карту смотрели?

– Конечно, – вмешался вдруг Мейгс. – У вашей дороги самая большая протяженность путей в стране. Так что вам не о чем волноваться.

Эдди Виллерс расхохотался.

– Мейгс непонимающе уставился на него:

– Что с вами?

– Ничего, – устало сказал Эдди, – ничего.