Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод) - Рэнд Айн. Страница 2

— А зачем вам этот экран?

— Это место — частная собственность, и она должна оставаться частной.

— Что это за место?

— Я покажу его вам, раз уж вы здесь, мисс Таггерт. А потом отвечу на ваши вопросы.

Дагни умолкла. Она вдруг поняла, что спрашивает Голта о чем угодно, только не о нем самом. Казалось, он представлял собой единое целое, ставшее понятным с первого взгляда, как некий неизменный абсолют, как не требующая объяснений аксиома; она словно и так уже знала о нем все, и теперь ей в этом знании оставалось только утвердиться.

Голт нес ее по узкой извилистой тропе, спускавшейся ко дну долины. На склонах вокруг, неподвижно прямо, в мужественной простоте, будто доведенные до искомой формы скульптуры, стояли высокие темные пирамиды елей — полная противоположность сложному, женственному, многообразному кружеву трепетавших в солнечных лучах березовых листьев.

Лучи солнца падали сквозь листву на его волосы, на их лица. Дагни не могла видеть, что лежит внизу, за серпантином тропы.

Ее взгляд постоянно возвращался к его лицу. Голт также то и дело смотрел на нее. Сперва она отворачивалась, будто стыдясь своего интереса. Потом, следуя его примеру, больше не отводила глаз, видя: он знает, что она чувствует, и не скрывает от нее смысла своих взглядов.

Дагни понимала: его молчание такое же признание, как и ее. Он держал ее не бесстрастно, как мужчина, просто несущий раненую женщину, лишь потому, что она не может ходить. Это было объятием, хотя она не замечала даже намека на какую-то интимность в поведении Голта; она только чувствовала, как он всем телом чувствует ее тело.

Дагни услышала шум водопада еще до того, как увидела хрупкую хрустальную нить, падающую прерывистыми блестящими полосками по уступам. Этот звук доносился сквозь неясный ритм в ее мозгу, казавшийся не громче отголосков воспоминаний — но они двигались дальше, а ритм сохранялся; Дагни прислушивалась к шуму воды, но другой звук становился отчетливее, нарастая не в ее голове, а где-то в листве. Тропинка круто свернула, и во внезапно открывшейся прогалине Дагни увидела внизу, на уступе, небольшой дом с блеском солнца на стеклах распахнутого окна. И тут поняла, чтo из прошлого вызвало у нее желание покориться настоящему — это было ночью в пыльном вагоне «Кометы», когда она впервые услышала тему Пятого концерта Халлея: чистую, свободно парящую музыку, будто взлетающую над клавишами фортепиано под четкими движениями чьих-то сильных, уверенных пальцев.

Дагни поспешно, словно надеясь застать Голта врасплох, спросила:

— Это ведь Пятый концерт Ричарда Халлея, так ведь?

— Да.

— Когда он написал его?

— Почему бы не спросить у самого композитора?

— Он здесь?

— Вы слышите его игру. Это его дом.

— О!..

— Вы познакомитесь с ним попозже. Халлей будет рад поговорить с вами. Он знает, что вечерами, в одиночестве, вы слушаете только его пластинки.

— Откуда?

— Я сказал ему.

На лице Дагни отразился вопрос, который она готова была начать словами: «Как, черт возьми…» — но увидела выражение глаз Голта и засмеялась; смех ее отражал то же, что его взгляд. «Нельзя спрашивать ни о чем, — подумала она, — нельзя ни в чем сомневаться — при звуках такой музыки, торжествующе поднимающейся сквозь залитую солнцем листву, музыки освобождения, избавления, исполняемой так, как и должно, как она силилась услышать ее в раскачивающемся вагоне сквозь стук усталых колес…» Должно быть, именно так виделись ей эти звуки той ночью: волшебная долина, утреннее солнце и. Она ахнула, потому что тропинка сделала поворот, и с высоты открытого уступа она увидела город на дне долины.

Собственно, это был не город, лишь кучка домов, беспорядочно разбросанных от дна до уступов гор, вздымавшихся над крышами и охватывающих их крутым, непроходимым кольцом.

Это были жилые дома, небольшие, новые, с резкими, угловатыми формами и блеском широких окон. Вдали некоторые строения казались более высокими, струйки дыма над ними наводили на мысль о промышленном районе. Но вблизи, на стройной гранитной колонне, поднимавшейся с уступа внизу до уровня ее глаз, стоял слепивший своим сверканием, делавший все остальное тусклым, знак доллара высотой в три фута, выполненный из чистого золота. Он сиял в пространстве над городом, словно его герб, его символ, его маяк, и улавливал солнечные лучи, будто аккумулируя их и пересылая в сиянии своем туда, вниз, к крышам домов.

— Что это? — изумленно спросила Дагни.

— А, это шутка Франсиско.

— Какого Франсиско? — прошептала она, уже зная ответ.

— Франсиско Д’Анкония.

— Он тоже здесь?

— Будет со дня на день.

— Почему вы назвали это шуткой?

— Он установил сей знак как юбилейный подарок хозяину этих мест. А потом мы сделали его своей эмблемой. Нам понравился ход мысли Франсиско.

— Разве владелец этих мест не вы?

— Я? Нет, что вы… — Голт глянул вниз, на подножие уступа, и добавил, указывая: — Вот идет хозяин.

В конце грунтовой дороги остановилась легковая машина, из нее вышли двое и стали торопливо подниматься. Разглядеть их лиц Дагни не могла; один был высоким, худощавым, другой пониже, более мускулистым. Они скрылись из виду за поворотом тропинки.

Дагни снова увидела их, когда они появились из-за выступа скалы. Их лица поразили ее, словно внезапное столкновение.

— Ну и ну, будь я проклят! — сказал, глядя на нее, мускулистый, которого она не знала.

Она же смотрела на его элегантного, высокого спутника: это был Хью Экстон.

Он заговорил первым, поклонясь ей с любезной, приветственной улыбкой:

— Мисс Таггерт, мне впервые кто-то доказал мою неправоту. Я и не думал, говоря, что вы никогда его не найдете, увидеть вас у него на руках.

— На руках у кого?

— Ну, как же, у изобретателя того двигателя.

Дагни ахнула, закрыв глаза; она должна была догадаться сама. Подняв веки, она взглянула на Джона Голта. Тот улыбался, уверенно, насмешливо, словно опять понимал, чтo это для нее значит.

— Было бы поделом, если б вы себе шею свернули! — гневно проворчал мускулистый, впрочем, с явной озабоченностью, даже чуть ли не с симпатией. — Надо ж было додуматься выкинуть такой трюк, и кому?! Женщине, которую бы здесь и так приняли с распростертыми объятиями, войди она через парадную дверь!

— Мисс Таггерт, позвольте представить вам Мидаса Маллигана, — сказал Голт.

— О!.. — только и вымолвила Дагни, а потом рассмеялась: удивляться она уже не могла. — Вы хотите сказать, что я погибла в катастрофе, и это какой-то иной род существования?

— Верно, род существования иной, — ответил Голт. — А что касается гибели, разве не кажется, что все, скорее, наоборот?

— Да, — прошептала она, — да… — И улыбнулась Маллигану. — А где эта парадная дверь?

— Здесь, — ответил он, указывая на свой лоб.

— Я потеряла ключ, — сказала Дагни искренне, без обиды. — Я теперь потеряла все ключи.

— Вы найдете их. Но что, черт возьми, вы делали в этом самолете?

— Преследовала.

— Его? — Он указал на Голта.

— Да.

— Вам повезло, что остались живы! Сильно покалечились?

— Не думаю.

— Когда вам окажут помощь, придется ответить на несколько вопросов.

Маллиган резко повернулся и первым пошел вниз, к машине, потом оглянулся на Голта:

— Ну, что теперь делать? Мы не готовы к этому: первый штрейкбрехер.

— Первый… кто? — спросила Дагни.

— Неважно, — ответил Маллиган и снова поглядел на Голта. — Так что делать-то?

— Она будет на моем попечении, — ответил Голт, — я за нее в ответе. Вы займитесь Квентином Дэниелсом.

— О, с ним все в порядке. Ему нужно лишь осмотреться. Все остальное он, как будто, знает.

— Да. Квентин практически сам прошел весь путь. — Видя, что Дагни смотрит на него в изумлении, Голт сказал: — Вы сделали мне комплимент, выбрав Дэниелса моим дублером. Он вполне заслуживал доверия.

— Где он? — спросила Дагни. — Расскажите, что случилось.