Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод) - Рэнд Айн. Страница 92

Эту силу можно использовать только для возмездия или против человека, который начал ее применять. Нет, я не разделяю его зла и не опускаюсь до его концепции морали, я лишь предоставляю ему его выбор, гибель, единственную гибель, какую он вправе избрать, — его собственную. Он использовал силу, чтобы захватить ценность, я же — чтобы уничтожить уничтожение. Грабитель хочет получить богатство, убив меня; я не становлюсь богаче оттого, что убиваю грабителя. Я не ищу ценностей с помощью зла и не уступаю своих ценностей злу.

От имени всех созидателей, которые дают вам возможность жить и получают в награду ваш смертный ультиматум, я отвечаю вам нашим единственным ультиматумом: наша работа или ваше оружие. Можете выбрать одно из двух; иметь то и другое нельзя. Мы не начинаем применять силу против других и не подчиняемся чужой силе. Если вы захотите снова жить в индустриальном обществе, это будет на наших условиях. Наши условия и наша движущая сила противоположны вашим. Вы использовали страх как оружие и несли человеку смерть в наказание за отрицание вашей морали. Мы предлагаем ему жизнь в виде награды за принятия нашей.

Вы, поклоняющиеся нулю, вы так и не поняли, что достижение жизни не эквивалент спасению от смерти. Радость — это не «отсутствие страдания», ум — не «отсутствие глупости», свет — не «отсутствие темноты», бытие — не «отсутствие небытия». Строительство ведется не воздержанием от разрушения; века сидения и ожидания в таком воздержании не поднимут ни единой балки, чтобы вы могли воздерживаться от разрушения, и теперь вы уже не можете сказать мне, строителю: «Созидай и корми нас в обмен на то, что мы не будем разрушать созданное тобой». Я отвечаю вам от имени всех ваших жертв: «Сгиньте со своей пустотой в своей пустоте». Существование — не отрицание отрицаний. Отсутствие и отрицание представляют собой зло, а не ценность, зло бессильно и не имеет власти кроме той, какую мы позволяем вымогать у нас. Сгиньте, так как мы поняли, что зло не может владеть закладной на жизнь.

Вы хотите избежать страданий. Мы стремимся к достижению счастья. Вы существуете ради того, чтобы избегать наказаний. Мы существуем ради того, чтобы зарабатывать вознаграждения. Угрозы не заставят нас действовать; страх — не наш стимул. Мы хотим не избежать смерти, а жить жизнью.

Вы, утратившие представление о разнице, вы, заявляющие, что страх и радость — стимулы одинаковой силы, и втайне добавляющие, что страх «практичнее», вы не хотите жить, и только страх смерти еще связывает вас с тем существованием, которое вы прокляли. Вы мечетесь в панике по ловушке своего времени, ища выхода, который сами закрыли. Вы бежите от преследователя, которого не смеете назвать, к ужасу, которого не смеете признать, и чем сильнее ваш ужас, тем больше вы страшитесь единственного действия, какое может вас спасти, — мышления. Цель ваших усилий заключается в том, чтобы не узнать, не постичь, не назвать, не услышать того, что я сейчас вам скажу: что ваша мораль есть Мораль Смерти.

Смерть представляет собой меру ваших ценностей, смерть — ваша избранная цель, и вам приходится все время бежать, поскольку нет спасения от преследователя, который намерен вас уничтожить, или от знания. Вы — сами этот преследователь. Перестаньте, наконец, бежать — убегать некуда, встаньте нагими, вы боитесь такими стоять, но такими я вас вижу, и взгляните на то, что смеете называть моральным кодексом.

Осуждение — начало вашей морали, гибель — ее цель, средство и смысл. Ваш кодекс начинается с осуждения человека как зла. Потом он требует, чтобы человек творил добро, которое по определению этого кодекса он неспособен творить. Ваш кодекс требует в виде первого доказательства добродетели, чтобы человек принимал собственную порочность без доказательств. Ваш кодекс требует, чтобы человек начинал не с меры ценности, а с меры зла, которое сам представляет собой, и потом из этого вывел понятие добра: добро есть то, что ему не присуще.

Неважно, кому на руку отречение человека от своего величия и его душевные муки: таинственному Богу с каким-то непонятным промыслом или какому-то бродяге, чьи гнойные язвы дают ему некое необъяснимое право притязать на что-то, — человеку не дано понять добра. Его долг — годами пресмыкаться, ища искупления, заглаживая вину своего существования перед любым сборщиком непонятных долгов, его единственное представление о ценности — ноль. Добро — это то, что не присуще человеку.

Название этой чудовищной нелепости — Первородный Грех. Грех, не совершенный по собственной воле, является оскорблением морали, вызванной логической несообразностью: то, что вне возможности выбора, находится вне сферы морали. Если человек порочен от рождения, у него нет ни воли, ни силы изменить это; если у него нет воли, он не может быть ни порочным, ни нравственным; робот находится вне морали. Считать грехом недоступный выбору человека факт — насмешка над моралью. Считать его природу греховной — насмешка над природой. Карать человека за преступление, которое совершено до его появления на свет — насмешка над справедливостью. Считать человека виновным в деле, где не существует невинности — насмешка над разумом. Уничтожать мораль, природу, справедливость и разум посредством одной концепции — несравненное достижение зла. Однако эта концепция — основа вашего кодекса.

Не прячьтесь за трусливую отговорку, что человек рождается со свободной волей, но со «склонностью» ко злу. Обремененная склонностью воля напоминает игру налитыми свинцом костями. Она заставляет человека пытаться выиграть, принимать на себя ответственность и расплачиваться, но исход игры предопределен в пользу склонности, избавиться от которой он не в силах. Если эта склонность — результат его выбора, он не мог обладать ею при рождении; если она — не результат выбора, его воля не свободна.

В чем сущность вины, которую ваши учителя называют Первородным Грехом? Какие пороки приобрел человек, выйдя из того состояния, которое они считают совершенным? Их миф гласит, что человек съел плод с древа познания, — он обрел разум и стал разумным существом. То было познание добра и зла — он стал моральным существом. Он был осужден добывать хлеб трудом — он стал созидающим существом. Он был осужден испытывать страсть — он приобрел способность знать любовные радости. Пороки, за которые его осуждают: разум, мораль, созидательность, радость, — основные добродетели его существования. Их миф о падении человека создан не затем, чтобы объяснить и осудить его пороки, виной считаются не его заблуждения, а сущность его природы как человека. Кем бы ни был тот робот в райском саду, который существовал без разума, без ценностей, без труда, без любви, — он не был человеком.

Падением человека, по словам ваших учителей, является то, что он обрел добродетели, необходимые, чтобы жить. Эти добродетели, по их меркам, есть его Грех. Его порок, судят они, в том, что он — человек. Его вина, судят они, в том, что он живет.

Они именуют это моралью милосердия и доктриной любви к человеку.

Нет, говорят они, мы не проповедуем, что человек порочен, порочен только этот чуждый объект: его тело. Нет, говорят они, мы не желаем его убивать, мы только хотим заставить его лишиться тела, говорят, что хотят помочь ему избавиться от страданий, и указывают на дыбу, к которой его привязали, дыбу с двумя колесами, которые тянут его в разные стороны, на дыбу доктрины, разделяющей его на душу и тело.

Они делят человека надвое и восстанавливают одну половину против другой. Они учат его: тело и сознание — два врага, встретившихся в смертельном поединке, два антагониста противоположной природы, их требования противоречивы, потребности несовместимы, приносить пользу одному значит вредить другому, а душа человека принадлежит сверхъестественной сфере, но тело его — это порочная тюрьма, удерживающая душу в узах на земле, а добро заключается в том, чтобы победить свое тело, разрушить его годами терпеливой борьбы, вести подкоп для того славного побега из неволи тюрьмы, который ведет к свободе могилы.