Добродетель эгоизма - Рэнд Айн. Страница 24

Если же приглядеться, станет ясно: основной подтекст – не крестовый поход «за белых», а навязчивый страх перед тем, что тебя (не без веских оснований) сочтут «черным». Смотрите, как защищают нравственность, которая считает компромисс нормой ценностей, позволяя, таким образом, измерять добродетель, подсчитывая те ценности, которые ты готов предать.

Последствия и принципы этой доктрины видны повсюду. Например, в политике термин «экстремизм» стал синонимом зла, независимо от того, к чему он относится (зло – не в том, в чем вы проявляете свой экстремизм, а в том, что вы его проявляете, в вашей последовательности). Посмотрите на так называемых сторонников нейтралитета в ООН. Мало того что они не принимают ничью сторону в противостоянии между Соединенными Штатами и Советской Россией. Они принципиально стремятся не делать различий между сторонами, никогда не рассматривая вопрос по существу, но всегда пытаясь достигнуть компромисса в любом конфликте – например, между страной-агрессором и захваченной страной.

А в литературе? Как вам нравится появление антигероя, отличающегося именно тем, что у него нет никаких отличий – ни добродетелей, ни ценностей, ни целей, ни характера, ни значения? Однако в романах и пьесах он занимает то место, которое раньше по праву принадлежало герою, и действие всей книги разворачивается вокруг его действий, даже если он ничего не делает и ничего не добивается. Обратите внимание, слова «хороший человек» и «плохой человек» звучат теперь иронически. А как вы относитесь к борьбе против счастливых концов, в особенности на телевидении; к требованиям, чтобы у «плохих» были равные шансы и равное количество побед с «хорошими»?

Как и смешанную экономику, людей, действующих согласно смешанным принципам, можно назвать и «серыми». Однако и в том и в другом случае эта смесь вряд ли останется серой надолго. «Серый» – всего лишь прелюдия к «черному». Люди могут быть «серыми», нравственные принципы – нет. Нравственность – это черно-белая система ценностей. Если люди идут на компромисс, всегда предельно ясно, какая из сторон непременно проиграет, какая – непременно выиграет.

Именно поэтому, когда у нас спрашивают: «Надеюсь, вы не думаете категориями "черное – белое"?!» – мы должны отвечать (пусть не в такой форме, но с тем же смыслом): «Думаю, черт меня побери!»

10. Этика коллективизма

^{Айн Рэнд}

Некоторые вопросы, которые можно слышать очень часто, на самом деле являются скорее психологическими откровениями, чем философскими размышлениями. Это особенно верно в отношении вопросов, касающихся этики. В дискуссиях на этические темы очень важно формулировать для себя начальные посылки своей позиции (или помнить их) и научиться разбираться в начальных посылках оппонентов.

Например, последователям объективизма часто задают такой вопрос: «Что будет делаться для бедных или увечных в свободном обществе?»

Альтруистско-коллективистская посылка, заложенная в этом вопросе, состоит в том, что человек должен заботиться о своих братьях, и что несчастья некоторых членов общества ложатся на плечи остальных. Тот, кто задает такой вопрос, по незнанию или намеренно игнорирует основные положения объективистской этики и пытается повернуть дискуссию в привычное ему коллективистское русло. Обратите внимание, что он спрашивает не: «Будет ли что-нибудь делаться?», а «Что будет делаться?» – как будто коллективистская посылка уже принята по умолчанию, и остается обсудить лишь способы ее осуществления.

Как-то раз один студент задал Барбаре Бранден вопрос: «Что будет с неимущими в обществе, построенном на принципах объективизма?», – и она ответила ему: «Если вы лично захотите им помогать, никто не будет вам препятствовать».

Только сам человек имеет право решать, будет ли он оказывать кому-то помощь и при каких условиях; у общества – как организованной политической системы – в этой сфере нет вообще никаких прав.

Если вы хотите знать, когда и при каких обстоятельствах помощь окружающим является морально оправданной, прочтите речь Голта в книге «Атлант расправил плечи». Здесь же мы рассмотрим коллективистскую посылку о политическом смысле этого вопроса, об отношении к нему как к проблеме или обязанности для «общества в целом».

Так как любому человеческому существу природа не гарантирует автоматической безопасности, успеха и выживания, то лишь характерная для диктатуры наглость и моральный каннибализм альтруистско-коллективистского кодекса могут позволить человеку думать (или лениво мечтать), что он каким-то образом может гарантировать эту безопасность кому-то за счет других.

Если человек рассуждает о том, что «общество» должно делать для неимущих, он тем самым принимает коллективистскую посылку о том, что людские жизни принадлежат обществу, и что он как член этого общества имеет право распоряжаться ими, устанавливать для них цели или указывать им, что и для кого делать.

Вот какое психологическое откровение кроется в таких вопросах и во многих проблемах подобного свойства.

В лучшем случае через них раскрывается имеющийся в голове человека хаос, заблуждение, которое можно назвать «заблуждением застывшей абстракции», которое заключается в замене более общего абстрактного класса понятий конкретным примером, относящимся к этому классу: в данном случае, в замене «этики» в целом специфическим направлением этики (альтруизмом). Таким образом, человек может отвергать теорию альтруизма и утверждать, что принимает рациональные принципы, но, будучи не способным организовать свои идеи, продолжать неосознанно подходить к этическим вопросам по альтруистическим канонам.

Однако чаще в таком психологическом откровении выявляется более глубинное зло: ужасающая степень подрыва альтруизмом человеческой способности верно понимать концепцию прав или ценность отдельной человеческой жизни; мышление, из которого была окончательно стерта реальность существования человеческого индивидуума.

Покорность и бесцеремонность всегда представляют собой две стороны одной и той же начальной посылки и всегда совместно выполняют задачу заполнения пустоты, остающейся за неимением самоуважения в коллективистской ментальности. Человек, который готов жить ради других, по определению будет считать, что и другие должны жить для него. Чем более он невротичен или добросовестен в практике альтруизма (а два вышеупомянутых аспекта его психологии взаимно укрепляют друг друга), тем более он будет склонен к изобретению схем «облагодетельствования человечества», «общества», «народа», «будущих поколений» – короче, всего, чего угодно, за исключением реальных людей.

Отсюда отвратительное безрассудство, с которым люди предлагают, обсуждают и принимают «гуманитарные» проекты, которые навязываются политическими средствами, то есть силой, огромному количестве людей. Если, как изображают на коллективистских карикатурах, жадные богатеи наслаждаются неприличной материальной роскошью, заявляя, что для них «никакая цена не помеха», значит, социальный прогресс в версии современных коллективистов заключается в наслаждении альтруистическим политическим планированием под вывеской «человеческая жизнь – не помеха».

Отличительная черта такого образа мышления – это поддержка каких-то масштабных общественных целей, вне зависимости от контекста и затрат на их достижение. Взятые без контекста, такие цели обычно выглядят желанными; они должны быть общественными, поскольку деньги на их финансирование не нужно зарабатывать, а нужно просто у кого-нибудь отобрать; а вопрос о средствах достижения окутывается плотным ядовитым туманом – потому что этим средством являются человеческие жизни.

Пример такого проекта – бесплатное медицинское обслуживание престарелых. «Это же замечательно, когда пожилые люди имеют медицинское обслуживание в случае болезни!» – восклицают ее сторонники. Если рассматривать вопрос без контекста, с ними можно согласиться, это действительно может показаться замечательным. Разве можно что-то возразить на это? И именно на этой стадии мыслительный процесс в коллективистских мозгах обрубается; далее расстилается туман. Перед мысленным взором человека остается лишь согласие: это ведь правильно, это не для меня, а для других, для общества, для нуждающихся, страдающих людей… При этом в тумане скрываются такие факты, как порабощение и, как следствие, разрушение медицины как науки, регламентация и дезинтеграция всей медицинской практики и принесение в жертву профессиональной чести, свободы, карьер, стремлений, достижений, счастья, жизней тех самых людей, которые должны обеспечивать достижение этой «замечательной» цели, – врачей.