Источник. Книга 1 - Рэнд Айн. Страница 29
— Мистер Франкон, позвольте мне спроектировать дом так, как было спроектировано здание Дэйна.
— То есть?
— Позвольте мне это сделать. Не скопировать здание Дэйна, а выполнить проект так, как это сделал бы Генри Камерон и как могу сделать я.
— Вы хотите сказать — по-модернистски?
— Я… в общем, да, можно сказать и так.
— Вы в своем уме?
— Мистер Франкон, прошу вас, выслушайте меня. — Слова Рорка походили на ноги канатоходца, неторопливые, напряженные, ощупью разыскивающие единственную нужную точку для следующего шага, ноги, покачивающиеся над бездной, но делающие очень точные шаги. — Я не критикую те дома, которые строите вы. Я у вас работаю, получаю у вас жалованье, у меня нет права высказывать свои возражения. Но сейчас… сейчас клиент сам просит… Вы же ничем не рискуете. Он сам так хочет. Подумайте только, вот человек, единственный человек, который видит и понимает, и хочет такой дом, и в состоянии построить его. Вы же не хотите впервые в жизни вступить в борьбу с клиентом — и ради чего? Чтобы обманом навязать ему все ту же старую дрянь. И это в то время, как все ваши заказчики хотят именно этой дряни и нашелся только один-единственный, кто обратился к вам с совсем другим заказом.
— А вы не забываетесь? — осведомился Франкон ледяным тоном.
— Да не все ли вам равно? Вы только дайте мне сделать этот проект по-своему и показать ему. Только показать. Он ведь уже отверг три эскиза, ну, отвергнет четвертый — только и всего! Но если он его примет… если примет…
Рорк не умел выпрашивать, это у него получалось отвратительно. Говорил он напряженно, монотонно, с заметной натугой; и его мольба звучала как оскорбление, адресованное человеку, вынудившему его взмолиться. Китинг бы дорого заплатил, чтобы увидеть Рорка в этот момент. Но Франкон был не в состоянии оценить ту победу, которой до него никто еще не добивался. Он воспринял только оскорбление.
— Я вас правильно понял? — спросил он. — Вы меня критикуете и пытаетесь преподать мне урок в области архитектуры?
— Я умоляю вас, — сказал Рорк и закрыл глаза.
— Если бы вы не были протеже мистера Китинга, я не стал бы утруждать себя дальнейшей дискуссией с вами. Но раз уж вы столь очевидно наивны и неопытны, я замечу вам, что не имею обыкновении интересоваться мнением простых чертежников в эстетических вопросах. Так что, будьте любезны, заберите фотографию — и мне не нужно от вас никакого здания, как его мог бы спроектировать Камерон. Мне нужно, чтобы вы внесли в эскиз конкретного проекта изменения, которые связаны с особенностями участка. Что же касается классического решения фасада, вы будете строго следовать моим указаниям.
— Я не могу этого сделать, — очень тихо произнес Рорк.
— Что? Вы это мне говорите? Вы что, в самом деле сказали: «Извините, я не могу этого сделать»?
— Нет, мистер Франкон, я не говорил «извините».
— Тогда что же вы говорили?
— Что не могу этого сделать.
— Почему?
— Это вам будет неинтересно. Не просите меня заниматься проектированием. Я готов делать для вас любую другую работу, какую только пожелаете. Но не эту. И тем более не с творением Камерона.
— То есть как это — не заниматься проектированием? Вы же рассчитываете когда-нибудь стать архитектором? Или нет?
— Но не таким путем.
— Ага… понятно. Значит, не можете выполнить задание? Точнее, не хотите?
— Если вам так больше нравится.
— Слушайте, вы, дерзкий болван, это же неслыханно! Рорк поднялся:
— Мне можно идти, мистер Франкон?
— За всю свою жизнь, — заорал Франкон, — за все годы работы я еще не видел ничего подобного! Зачем вас сюда наняли? Чтобы вы заявляли мне, что вы согласны делать, а что не согласны?! Чтобы поучать меня, критиковать мой вкус, выносить приговоры?!
— Я ничего не критикую, — еле слышно сказал Рорк. — И никаких приговоров не выношу. Просто есть вещи, которые я делать не могу. И довольно об этом. Позвольте идти?
— Иди-иди! Из кабинета моего иди и из фирмы! Иди и не возвращайся! Хоть к черту, к дьяволу! Иди и подыщи себе другое место! Попробуй поищи дурака, который тебя возьмет! Получай расчет и убирайся!
— Да, мистер Франкон.
Вечером Рорк пешком дошел до подвального кабачка, куда всегда заходил после работы Майк. Теперь Майк работал на строительстве фабрики, которое вел тот же подрядчик, что и на других самых крупных объектах Франкона. Днем Майк рассчитывал встретиться с Рорком на площадке, куда тот должен был приехать с проверкой. Поэтому сейчас он встретил Рорка неприветливо:
— В чем дело, рыжий? Филонишь?
Услышав, что произошло, Майк замер, сделавшись похожим на оскалившего зубы бульдога.
— Вот сволочи, — бормотал он в промежутках между более сильными эпитетами, — какие же сволочи!..
— Успокойся, Майк.
— Ну, и куда теперь, рыжий?
— Подыщу что-нибудь в том же духе — до тех пор, пока сегодняшняя история не повторится.
Вернувшись из Вашингтона, Китинг сразу же прошел в кабинет Франкона. В чертежную он не заглядывал и новостей не слышал. Франкон тепло приветствовал его:
— Ну, малыш, просто здорово, что ты вернулся! Коньячку или виски с содовой?
— Нет, спасибо. Угости лучше сигаретой.
— Держи… Выглядишь превосходно! Лучше всех. Как это тебе удается, везунчик? Мне надо тебе столько порассказать! Как идут дела в Вашингтоне? Все в порядке? — Китинг не успел и рта раскрыть, как Франкон затараторил дальше: — Со мной случилась пренеприятная вещь. Очень огорчительная. Помнишь Лили Ландау? Мне-то казалось, что у меня с ней все на мази, но когда я ее последний раз встретил, получил от ворот поворот! И знаешь, кто ее отбил? Ты не поверишь! Гейл Винанд собственной персоной! Высоко летает девка! Во всех его газетах — сплошные ее портреты, ножки — ты бы видел! Счастье привалило! А что я могу предложить ей взамен этого? А он знаешь что сделал? Помнишь, как она всегда говорила — никто, дескать, не может дать ей то, чего ей больше всего хочется: родного дома, милой австрийской деревушки, где она родилась? И представляешь; Винанд купил эту чертову деревушку и перевез сюда — всю до последнего гвоздика! Здесь он заново собрал ее на берегу Гудзона. Там она сейчас и стоит, с булыжной мостовой, церковью, яблонями, свинарниками и прочим! А две недели назад он взял и подарил все это Лили. А как же иначе? Если царь вавилонский сумел построить висячие сады для своей затосковавшей по дому женушке, то чем Гейл Винанд хуже? Лили, конечно, расплывается в улыбках и благодарностях, но на самом деле ей, бедняжке, совсем не весело. Ей куда больше хотелось бы норковую шубу. А эта проклятая деревня ей ни к черту не нужна. И Винанд это прекрасно знал. А вот, поди ж ты, деревня-то стоит, на самом Гудзоне. Вчера он устроил для нее прием, прямо там, в деревне. Костюмированный бал, где сам мистер Винанд изволил появиться в костюме Чезаре Борджиа [42]! А кем ему еще быть? И знаешь, такая была вечеринка! Такое говорят, что ушам не веришь! Но ты же понимаешь, это Винанд, ему все можно! А на другой день он знаешь что придумал? Притащился с целым выводком детишек, которые, видишь ли, никогда не видели австрийской деревни, филантроп хренов! А потом забил все газеты фотографиями этого выдающегося события и слюнявыми статейками о ценности образования. Конечно, тут же получил кучу восторженных писем от женских клубов! Хотел бы я знать, что он станет делать с деревней, когда даст отставку Лили. А это скоро произойдет, поверь мне, они у него подолгу не задерживаются. Как ты думаешь, тогда у меня с ней что-нибудь получится?
— Непременно, — сказал Китинг. — Не сомневайся. А как дела здесь, в бюро?
— Прекрасно. Как всегда. Лусиус простудился и выжрал весь мой лучший арманьяк. Ему же это для сердца вредно, да и стоит сто долларов ящик!.. Кроме всего прочего, Лусиус влип в мерзкую историю. И все из-за этой его мании, фарфора, будь он неладен! Пошел, понимаешь, и купил чайничек у скупщика краденого. А ведь прекрасно знал, что товарец-то ворованный! Пришлось мне попотеть, чтобы избавить его от публичного скандала… И кстати, я уволил твоего приятеля, как бишь его?.. Рорка.
42
…в костюме Чезаре Борджиа! — Чезаре Борджиа (Борджа; ок. 1475 — 1507), представитель знатного итальянского рода испанского происхождения, сын Родриго Борджиа (впоследствии папы Александра VI). Семейство Борджиа играло значительную роль в политических интригах эпохи. Чезаре Борджиа послужил прототипом идеального правителя в знаменитом произведении Никколо Макиавелли «О государе» (1513, опубл. 1532).