Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович. Страница 38

Он заперся в ванной, и было слышно, как он там все роняет.

— Странное дело, — сказал Оскар.

— Это вообще не дело,- возразил я.- Это кусок истории, Оскар, а вы хотите засунуть его в папку с тесемками. А это вам не гангстеры. Ясно даже и ежу, как говаривал Юрковский.

— Кто?

— Юрковский Владимир Сергеевич.Был такой известный планетолог, я с ним работал.

— А-а,- сказал Оскар.- Между прочим, на площади напротив «Олимпика» стоит памятник какому-то Юрковскому.

— Это тот самый и есть.

— Правда?- сказал Оскар.- А впрочем, вполне возможно. Только памятник ему воздвигли не за то, что он был известным планетологом. Он просто впервые в истории города сорвал банк в электронную рулетку. Такой подвиг было решено увековечить.

— Я ожидал чего-нибудь в этом роде,- пробормотал я. Мне было тоскливо.

В ванной зашумел душ, и вдруг Мария заорал ужасным голосом. Сначала я решил,что он пустил ледяную воду вместо теплой, но он орал не переставая, а потом принялся ругаться страшными словами.Мы с Оскаром переглянулись. Оскар был в общем спокоен, он решил, что так проявляется действие слега, и на лице его возникло сочувственное выражение.Бешено лязгнула задвижка,дверь ванной с треском откатилась, в спальне зашлепали мокрые пятки, и голый Мария ввалился в кабинет.

— Вы что- идиот? — заорал он на меня. — Что за грязные шутки?

Я обмер. Мария был похож на чудовищную зебру. Его упитанное тело покрывали вертикальные ядовито-зеленые потеки. Он орал и топал ногами, от него летели изумрудные брызги. Когда мы пришли в себя и осмотрели место происшествия, выяснилось, что душевой конус забит губкой, пропитанной зеленым лаком, и я вспомнил записку Лэна,и понял, что это Вузи. Инцидент исчерпывался долго. Мария считал, что это издевательство и хамское нарушение субординации.Оскар ржал. Я тер Марию щеткой и объяснялся. Потом Мария заявил, что теперь уж он никому не верит и испытает слег дома.Он оделся и принялся обсуждать с Оскаром план блокады города.

А я мыл ванну и думал,что моя работа в Совете Безопасности на этом заканчивается,что мне будет плохо и мне уже плохо,что я не знаю,с чего нужно начинать,что мне хочется включиться в обсуждение плана блокады,но хочется не потому, что я считаю блокаду необходимой, а потому, что это так просто, гораздо проще,чем вернуть людям души,сожранные вещами, и научить каждого думать о мировых проблемах,как о своих личных. «…Изолировать этот гнойник от мира, изолировать жестко- вот и вся наша философия»,- вещал Мария. Это предназначалось мне. А может быть, и не только мне. Ведь Мария умница. Он наверняка понимает,что изоляция- это всегда оборона, а здесь надо наступать. Но наступать он умел только опергруппами, и ему, наверное, было неловко в этом признаться.

Спасать. Опять спасать.До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда-нибудь научитесь спасать себя сами? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов,дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете понять, что мир огромен,сложен и увлекателен?Почему вам все просто и скучно?Чем же таким ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта, Ленина, Эйнштейна, Строгова? Когда-нибудь я устану от этого, подумал я. Когда-нибудь у меня не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же, как вы! Только я хочу помогать вам, а вы не хотите помогать мне…

Рюг и Лэн пришли ко мне после уроков,и Лэн сказал:«Мы уже решили,Иван.Мы поедем в Гоби,на магистраль».У Лэна был рыжий пух на губе и большие красные руки,и было видно,что про магистраль придумал именно он,и совсем недавно, минут десять назад.Рюг,как обычно,молчал,и жевал травинку, и внимательно рассматривал меня спокойными серыми глазами.Совсем стал квадратный, подумал я про него и сказал: «Превосходная книга,правда?»- «Ну да,-сказал Лэн.- Мы сразу поняли, куда надо ехать».Рюг молчал. «Зной и смрад стоят в тени этих чернорабочих драконов,-сказал я на память.- Они жуют все под собою- старую монгольскую кумирню и кости двугорбого животного,павшего когда-то в песчаной буре…»- «Да»,- сказал Лэн,а Рюг все жевал травинку. «Каждый раз,- продолжал я (уже из Ичиндаглы),-когда солнце занимает на небе математически точно определенное положение,на востоке расцветает мираж странного города с белыми башнями,которого никто еще не видел наяву…»-«Надлежит увидеть это своими глазами»,-сказал Лэн и засмеялся. «Друг мой Лэн,-сказал я,-это слишком увлекательно и,следовательно,слишком просто.Вы сами увидите,что это слишком просто,и это будет неприятное разочарование…» Нет,я не так сказал. «Друг мой Лэн,-сказал я,- ну что это за мираж!Вот я семь лет назад в доме твоей матери увидел действительно прекрасный мираж:вы оба стояли передо мной уже почти взрослые…»

Нет,это я говорю для себя,а не для них.Надо сказать не так. «Друг мой Лэн,- сказал я.- Семь лет назад ты объяснил мне,что твой народ проклят.Мы пришли сюда и сняли проклятье с тебя,Рюга и со многих других детей,у которых не бывает родителей.А теперь ваша очередь снимать проклятье,которое…».Будет очень трудно объяснить.Но я объясню.Так или иначе я им объясню.Мы с детства знаем о том,как снимали проклятье на баррикадах,и о том,как снимали проклятье на стройках и лабораториях,а вы снимите последнее проклятье,вы, будущие педагоги и воспитатели.В последней войне,самой бескровной и самой тяжелой для ее солдат.

Наверху визгливо закричала Вузи,тонко и жалобно заплакал Лэн. В кабинете что-то бубнил Оскар. А я вдруг подумал, что теперь не уеду отсюда. Я здесь всего три дня,я не знаю,с чего здесь надо начинать и что должен делать, но я не уеду отсюда, пока мне позволяет закон об иммиграции. А когда он перестанет позволять, я его нарушу.

ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ

ПРОЛОГ

Ложа Анкиного арбалета была выточена из черной пластмассы,а тетива была из хромистой стали и натягивалась одним движением бесшумно скользящего рычага. Антон новшеств не признавал: у него было доброе боевое устройство в стиле маршала Тоца, короля Пица Первого, окованное черной медью, с колесиком, на которое наматывался шнур из воловьих жил. Что касается Пашки, то он взял пневматический карабин.Арбалеты он считал детством человечества, так как был ленив и неспособен к столярному ремеслу.

Они причалили к северному берегу, где из желтого песчаного обрыва торчали корявые корни мачтовых сосен.Анка бросила рулевое весло и оглянулась. Солнце уже поднялось над лесом, и все было голубое зеленое и желтое- голубой туман над озером,темно-зеленые сосны и желтый берег на той стороне.И небо над всем этим было ясное, белесовато-синее.

— Ничего там нет, — сказал Пашка.

Ребята сидели, перегнувшись через борт, и глядели в воду.

— Громадная щука, — уверенно сказал Антон.

— С вот такими плавниками?- спросил Пашка.

Антон промолчал. Анка тоже посмотрела в воду, но увидела только собственное отражение.

— Искупаться бы,- сказал Пашка,запуская руку по локоть в воду. — Холодная, — сообщил он.

Антон перебрался на нос и спрыгнул на берег.Лодка закачалась. Антон взялся за борт и выжидательно посмотрел на Пашку. Тогда Пашка поднялся, заложил весло за шею, как коромысло, и, извиваясь нижней частью туловища, пропел: