Превращение - Стивотер Мэгги. Страница 2

Все равно это не мой дом. Мой дом там, где Грейс.

— Да, — ответил я Изабел.

— Врешь, — язвительно улыбнулась она. — Грейс умеет врать куда убедительней. Скажи-ка, где у вас медицинские справочники? И не делай такое удивленное лицо — вообще-то я здесь по делу.

— Ни минуты в этом не сомневался, — заверил ее я и указал на один из стеллажей. — Но мне нужно понять, что это за дело.

Изабел сползла с табурета и подошла к указанному мной стеллажу.

— Я здесь потому, что в «Википедии» есть далеко не все.

— О том, чего нельзя найти в Интернете, можно писать книги, — заметил я.

Теперь, когда она поднялась, дышать мне стало легче. Я принялся складывать из копии накладной журавлика.

— Тебе ли этого не знать, — поддела меня Изабел. — Ты ведь у нас когда-то был воображаемым существом.

Я поморщился и продолжил складывать журавлика. Черно-белые полосы штрих-кода расчерчивали одно из крыльев, из-за чего второе казалось больше. Я взял ручку и совсем уже было собрался разлиновать второе крыло точно такими же полосами, но в последний момент передумал.

— Так что именно тебе нужно? На самом деле у нас тут серьезной медицинской литературы кот наплакал. В основном всякая дребедень из серии «Помоги себе сам» и книги по нетрадиционной медицине.

Изабел присела на корточки перед полкой.

— Сама не знаю, — задумчиво проговорила она. — Пойму, когда найду. Знаешь, есть такой справочник… здоровенный такой талмуд? Там описано все, что может случиться с человеком.

— «Кандид», [1]— пошутил я, но в магазине не было никого, способного оценить эту шутку, так что я, помолчав, предположил: — Справочник Мерка?

— Он самый.

— Его сейчас нет, но я могу заказать, — даже не заглядывая в каталог, сказал я. — Новый стоит недешево, но, думаю, я смогу найти для тебя подержанный. К счастью, болезни со временем не меняются. — Я продел сквозь спину моего журавлика нитку и забрался на прилавок, чтобы подвесить его над головой. — Да он, наверное, не так уж и нужен в хозяйстве, если только ты не собираешься стать врачом.

— Я об этом подумываю, — произнесла Изабел решительным тоном.

До меня не сразу дошло, что она доверила мне свою тайну, и я не успел ничего сказать ей в ответ, потому что дверной колокольчик звякнул снова, возвещая о появлении еще одного покупателя.

— Одну минуточку, — произнес я, балансируя на прилавке на цыпочках, чтобы обмотать второй конец нитки вокруг лампы у меня над головой. — Если у вас возникнут вопросы, обращайтесь.

Хотя повисшая пауза была мгновенной, я отметил, как красноречиво умолкла Изабел, и нерешительно опустил руки.

— Не беспокойтесь, — спокойным и поразительно деловым тоном произнес вошедший. — Я подожду.

В его голосе было что-то такое, отчего мне мгновенно расхотелось доводить до конца мою ребяческую затею. Я обернулся и увидел, что у прилавка стоит полицейский и смотрит на меня, задрав голову. Со своей высоты я отлично видел все, чем был увешан его поясной ремень: пистолет, рацию, перцовый баллончик, наушники и сотовый телефон.

Когда тебе есть что скрывать, пусть даже в этом нет ничего противозаконного, появление на рабочем месте офицера полиции производит поразительный эффект.

Я медленно слез с прилавка и, равнодушно махнув в сторону журавлика, сказал:

— А, все равно ничего не выходит. Вы… вы что-то хотели?

Голос у меня дрогнул; я понимал, что он явился сюда не ради того, чтобы побеседовать о книгах. На шее лихорадочно и настойчиво запульсировала жилка. Изабел как ветром сдуло, и торговый зал казался абсолютно пустым.

— Вообще-то я хотел бы с вами поговорить, если вы не заняты, — произнес полицейский вежливо. — Вы же Сэмюель Рот?

Я кивнул.

— Моя фамилия Кениг, — представился он. — Я расследую дело Оливии Маркс.

Дело Оливии. У меня похолодело под ложечкой. Оливию, лучшую подругу Грейс, в прошлом году случайно укусили, и последние несколько месяцев она провела в волчьем обличье в Пограничном лесу. Ее родные считали, что она сбежала из дома.

Эх, была бы здесь Грейс! Если бы вранье включили в программу Олимпийских игр, Грейс заняла бы первое место. При всей ее ненависти к написанию сочинений вешать окружающим лапшу на уши ей удавалось потрясающе.

— А-а, — протянул я. — Оливия.

Присутствие полицейского, который собирался меня допрашивать, нервировало, но, как ни странно, еще сильнее нервировало то, что Изабел, которая и так все знала, тоже должна была все услышать. Я представил, как она прячется за одним из стеллажей, презрительно вздергивая бровь всякий раз, когда с моих неискушенных губ срывается очередная неприкрытая ложь.

— Вы ее знали?

Вопрос был задан дружелюбным тоном, но насколько дружелюбным может быть человек, который заканчивает свой вопрос словом «верно»?

— Немного, — ответил я. — Сталкивались несколько раз на улице. Только я с ней не учился.

— А где вы учились?

И снова вопрос Кенига прозвучал вполне учтиво и даже светски. Я попытался убедить себя, что он кажется мне подозрительным только потому, что мне есть что скрывать.

— Я был на домашнем обучении.

— Моя сестра тоже, — заметил Кениг. — Она доводила нашу мать до белого каления. Но с Грейс Брисбен вы знакомы хорошо.

И снова это его «верно?». Может, он начал с вопросов, ответы на которые были известны ему и без меня? Я ни на миг не забывал о том, что нас слушает Изабел.

— Да, — сказал я. — Она моя девушка.

Этой информацией они, возможно, не располагали, да она их, вероятно, и не интересовала, но мне почему-то хотелось, чтобы Изабел это слышала.

К моему удивлению, Кениг улыбнулся.

— Я знаю.

Хотя улыбка казалась искренней, я весь напрягся, пытаясь понять, игра это или нет.

— Грейс и Оливия дружили, — продолжал Кениг. — Можете вспомнить, когда вы в последний раз видели Оливию? Я не прошу вас назвать точную дату, но постарайтесь припомнить хотя бы приблизительно.

Он раскрыл небольшой голубой блокнот и приготовился записывать.

— Э-э… — Я видел Оливию всего несколько недель назад; тогда ее белую шкуру припорашивал снег, впрочем, едва ли стоило сообщать об этом Кенигу. — Я видел ее в городе. Прямо здесь. Перед магазином. Мы с Грейс выходили из магазина и наткнулись на Оливию с братом. Это было несколько месяцев назад. В ноябре? Или в октябре? Прямо перед тем, как она пропала.

— Не знаете, Грейс после этого ее видела?

Я с трудом выдержал его взгляд.

— По-моему, тогда она тоже видела Оливию в последний раз.

— Подросткам очень трудно выжить в одиночку, — сказал Кениг, и на этот раз меня охватила абсолютная уверенность, что он видит меня насквозь и его слова исполнены особого смысла; он намекает на то, что я лишился покровительства Бека. — А беглецам особенно трудно. Подростки сбегают по многим причинам, и, судя по тому, что я узнал от учителей и домочадцев Оливии, возможно, причиной могла стать депрессия. Нередко подростки сбегают просто потому, что хотят вырваться из дома, но они понятия не имеют, как выживать в этом мире. Так что иногда их побег заканчивается в соседнем доме. Иной раз…

Я не дал ему договорить.

— Мистер… Кениг? Я понимаю, к чему вы клоните, но в доме у Грейс Оливии нет. Грейс не носит ей еду и не прикрывает ее. Мне хотелось бы, ради блага Оливии, чтобы все было так просто. И ради блага Грейс тоже. Я был бы счастлив сообщить вам, что мне известно точное местонахождение Оливии. Но нам точно так же, как и вам, остается только гадать, когда она вернется.

Интересно, Грейс таким же образом придавала своему вранью убедительности? Трансформировала его в то, во что могла поверить сама?

— Вы же понимаете, я должен был задать этот вопрос.

— Я понимаю.

— Что ж, спасибо, что уделили мне время. Если вам что-нибудь станет известно, пожалуйста, свяжитесь со мной. — Кениг развернулся было к выходу, но остановился. — А что вы знаете о лесе?

вернуться

1

«Кандид, или Оптимизм» — философская повесть Вольтера, главный герой которой, наивный юноша Кандид, сталкивается в жизни с множеством разнообразных испытаний. (Здесь и далее прим. перев.)