Превращение - Стивотер Мэгги. Страница 26

— Воскресенья?

— Похода в студию, — пояснила она. — С Грейс.

— Откуда вы узнали?

Не выпуская из рук чашки, Кэрин неловко подняла с пола половину стопки обнаруженных книг и сказала:

— Грейс звонила мне, чтобы уточнить, работаешь ты в воскресенье или нет.

Ну конечно. Грейс никогда не назначила бы для меня какое-нибудь мероприятие, не убедившись предварительно, что не возникнет никаких накладок. От тоски у меня защемило сердце.

— Не знаю, получится ли у нас теперь.

Кэрин вскинула бровь, ожидая продолжения, и я заколебался. А потом выложил ей все подробности, которые утаил от Изабел вчера ночью — потому что Кэрин было все равно, а Изабел не было бы.

— Ее родители застукали меня у нее в комнате после отбоя. — Я почувствовал, как запылали щеки. — Ей стало плохо, и она вскрикнула, они пришли посмотреть, в чем дело, и выставили меня. Я не знаю, как она себя чувствует. Не знаю даже, разрешат ли они теперь мне с ней видеться.

Кэрин не стала отвечать сразу, и это была одна из черт ее характера, которая мне в ней нравилась. Она никогда не принималась дежурно уверять собеседника, что все будет хорошо, если сама не была в этом уверена.

— Сэм, почему ты не сказал мне, что не можешь прийти сегодня на работу? Я дала бы тебе отгул.

— Так переучет же, — произнес я беспомощно.

— Переучет мог и подождать. Мы затеяли переучет, потому что сейчас март, на дворе собачий холод и в магазине все равно никого нет, — сказала Кэрин. Она задумчиво молчала еще несколько минут, прихлебывая кофе и морща нос. — Во-первых, они не смогут запретить тебе видеться с ней. Вы оба уже практически взрослые, и потом, они должны понимать, что на Грейс лежит точно такая же ответственность, как на тебе. Во-вторых, скорее всего, она просто подхватила грипп. Что с ней стряслось?

— Лихорадка, — ответил я совсем тихо и сам этому удивился.

Кэрин окинула меня внимательным взглядом.

— Я понимаю, Сэм, что ты беспокоишься, но все люди болеют.

— У меня был менингит, — сказал я негромко. — Бактериальный менингит.

Я впервые произнес эти слова вслух, и теперь, когда они прозвучали, ощутил неизмеримое облегчение, как будто, признавшись в своем страхе, что у Грейс может быть что-то серьезнее обычной простуды, я обрел власть над ним.

— Давно?

Я прикинул в уме время.

— Под Рождество.

— Если бы она тогда от тебя заразилась, то давно бы уже заболела, — сказала Кэрин. — Не думаю, чтобы менингитом можно было заразиться от человека, который переболел им несколько месяцев назад. Как она сейчас себя чувствует?

— Утром на ее телефоне включилась голосовая почта, — сказал я, пытаясь говорить не слишком жалобно. — Вчера ночью ее родители очень рассердились. Боюсь, они забрали у нее телефон.

Кэрин состроила гримаску.

— Они потом отойдут. Попытайся взглянуть на ситуацию с их колокольни.

Она продолжала переминаться с ноги на ногу, чтобы не уронить книги, и я, отставив свой чай, забрал их у нее.

— Я очень хорошо представляю себе, как это выглядит с их колокольни. В том-то и дело. — Я подошел к отделу биографических произведений и поставил на полку заблудившуюся биографию принцессы Дианы. — Я бы на их месте рвал и метал. Они считают меня мерзавцем, который успешно пробрался к их дочери под юбку и в самом скором времени исчезнет из ее жизни.

Она рассмеялась.

— Прости. Я понимаю, что тебе не до смеха.

— Я буду показываться над этим со смеху, когда мы с Грейс будем женаты, а с ее родителями будем видеться разве что на Рождество, — сказал я мрачнее, чем собирался.

— Ты ведь знаешь, что мало от кого из ребят такое услышишь, — сказала Кэрин. Она взяла опись и, подойдя к прилавку, поставила стаканчик с кофе рядом с кассой. — А знаешь, как я вынудила Дрю сделать мне предложение? Электрошокер, немного алкоголя и «Телемагазин» — и дело в шляпе. — Она смотрела на меня, пока я не улыбнулся ее шутке. — А что думает по этому поводу Джеффри?

Я не сразу сообразил, что она говорит о Беке; уж и не помню, когда его в последний раз при мне называли по имени. А следом немедленно пришла мысль о том, что сейчас мне придется врать.

— Он пока не знает. Его нет в городе.

Я выпалил это чересчур поспешно, торопясь поскорее оставить эту ложь позади. Чтобы Кэрин не видела моего лица, я отвернулся и сделал вид, что рассматриваю что-то на полке.

— Ах да. Совсем забыла про его клиентов из Флориды, — сказала Кэрин, и я только глазами захлопал, пораженный хитростью Бека. — Сэм, я намерена открыть во Флориде зимний филиал нашего магазина. Джеффри совершенно прав. Миннесота в марте — не лучшее место на земле.

Я понятия не имел, какую байку Бек рассказал Кэрин, чтобы убедить ее, что уезжает на зиму во Флориду, но его ход произвел на меня впечатление, тем более Кэрин, на мой взгляд, не отличалась легковерностью. Впрочем, он, разумеется, должен был придумать для нее какое-то объяснение, поскольку довольно часто заглядывал в магазин — сначала как покупатель, а потом, когда я устроился сюда продавцом, но еще не успел получить водительские права, подвозил меня на работу. Кэрин не могла не заметить его отсутствия в зимние месяцы. Но еще большее впечатление на меня произвела та легкость, с которой она произнесла его имя. Она была знакома с ним достаточно хорошо, чтобы имя «Джеффри» прозвучало из ее уст совершенно непринужденно, но не настолько хорошо, чтобы знать, что все, кто его любил, называли его по фамилии.

Я спохватился: пауза затянулась слишком надолго, а Кэрин все еще смотрела на меня.

— Он часто сюда приходил? — спросил я. — Без меня?

Она кивнула, стоя за прилавком.

— Довольно-таки часто. Он покупал множество биографий.

Она помолчала, что-то обдумывая. Как-то она сказала мне, что по тому, какие книги человек читает, можно узнать о нем все. Интересно, что любовь Бека к биографиям — а у нас дома ими было заставлено множество полок — говорила ей о нем? Кэрин меж тем продолжала:

— Я запомнила последнюю книгу, которую он здесь купил, потому что это была не биография и я удивилась. Это был ежедневник.

Я нахмурился. Не помню, чтобы я его видел.

— Такой, знаешь, где можно каждый день писать заметки и вести подобие дневника. — Кэрин помолчала. — Он сказал, что будет записывать туда свои мысли, чтобы сохранить их до той поры, когда уже не будет ничего помнить.

На глазах у меня вдруг выступили слезы, так что пришлось даже отвернуться к полкам. Чтобы взять себя в руки, я попытался сосредоточиться на заголовках на корешках. Я касался корешка пальцем, а слова расплывались и вновь обретали четкость, теряли ее и вновь обретали.

— С ним что-то случилось, Сэм? — спросила Кэрин.

Я уткнулся взглядом в пол, в старые деревянные половицы, чуть вздыбившиеся там, где они примыкали к основанию стеллажей. Я чувствовал, что теряю контроль над своими словами и ненужные признания вот-вот прорвут плотину. Поэтому не стал вообще ничего говорить. И старался не думать о пустых гулких комнатах в доме Бека. Не думать о том, что теперь мне приходилось покупать молоко и консервы, чтобы пополнить запасы в лесной сторожке. Не думать о навсегда запертом в волчьем теле Беке, который наблюдал за мной из леса, не помня себя и своих человеческих мыслей. Не думать о том, что этим летом мне нечего — некого — ждать.

Я уставился на крохотный черный глазок в половице под ногами. Он был такой темный и одинокий посреди золотистого дерева.

Мне нужна была Грейс.

— Прости, — сказала Кэрин. — Я не хотела… не хочу быть назойливой.

Мне стало стыдно, что я поставил ее в неловкое положение.

— Я знаю. И знаю, что вы не из назойливости. Просто… — Я прижал ладонь ко лбу, там, где пульсировала боль. — Он болен. Неизлечимо.

Слова давались мне с трудом, мучительное смешение правды и лжи.

— Ох, Сэм, извини. Он дома?

Я, не оборачиваясь, покачал головой.

— Так вот почему ты так встревожился из-за Грейс, — высказала догадку Кэрин.