Наследие - Доэрти Кристи. Страница 43
Внутри тоже было довольно холодно, и слегка пахло плесенью и средством для полировки дерева. Тонированные и цветные стекла придавали естественному освещению придела лиловатый оттенок. Как всегда, ее внимание привлекли висевшие на стенах картины, изображавшие мучения грешников в аду. Демоны поджаривали их на огне и пронзали вилами, напоминавшими обычные столовые вилки. Вверху парили огнедышащие драконы. А над дверью красовалась выведенная по-латыни фраза: «Exitus acta probat» – «Конец венчает дело».
Картер стоял перед алтарем, зажигая свечи в огромном железном канделябре, достававшем ему до макушки.
– Привет, – сказал он, не поворачиваясь.
– И тебе привет, – сказала Элли, закрывая за собой дверь. Она начинала уже вздрагивать от холода, поскольку помещение не отапливалось, а каменные стены и пол так промерзли за ночь, что на улице, казалось, было теплее, чем здесь. – Насколько я помню, нам после пожара запретили что-либо зажигать, да и вообще баловаться со спичками.
– Электричество не работает. – Спичка догорела до кончиков пальцев. Картер выругался и отбросил ее. Потом сунул обожженный палец в рот, пососал его и достал из коробки новую спичку. – А смеркается сейчас рано. Вот я и решил воспользоваться свечами. Не сидеть же нам в темноте, в самом деле?
– Холодно, – заметила Элли, присаживаясь на деревянную лавку в первом ряду.
Картер посмотрел на нее через плечо и изогнул губы в своей знаменитой сексуальной полуулыбке, от которой у Элли по телу разбегались искры.
– Я уже почти закончил.
– Когда закончишь, подожги заодно одну из этих лавок. – Элли зябко повела плечами и потерла ладони. – Здесь хуже, чем в холодильнике.
– Это точно, – сказал Картер. – Нет электричества, значит, нет и отопления.
– Кошмар.
Но когда загорелись свечи, кстати, не менее двух дюжин числом, язычки трепещущего желтого пламени создали, по крайней мере, иллюзию тепла. А потом он сел рядом с ней на лавку и притянул к себе, чтобы поцеловать. Она с готовностью подставила ему губы и почувствовала, что его пульс забился с удвоенной силой, а пальцы впились в кожу у нее на спине.
«А ведь мы могли бы забыть обо всем, – подумала она. – И заниматься только этим…»
Но в следующую минуту, тяжело вздохнув, высвободилась из его объятий.
– Нам лучше остановиться, – сказала она, указывая на большое распятие, висевшее над алтарем. – Христос смотрит.
Картер было захихикал, но довольно быстро призвал себя к порядку, вспомнив, с какой целью они здесь встретились.
– Итак, начнем, – сказала Элли, доставая из сумки тетрадь, где записала вопросы для интервью, и открывая ее на нужной странице. – Как говорится, оставим поцелуи на закуску и… вернемся к реальности.
Картер отодвигался от нее по лавке до тех пор, пока не уперся рукой в деревянный подлокотник, после чего дугой выгнул бровь и произнес:
– Ну, что там у тебя? Давай, вываливай…
– Твое полное имя. – Она снова тяжело вздохнула. – Точная дата рождения. Имена родителей. Имена дедушки и бабушки.
– Картер Джонатан Уэст, – заявил он в нарочито небрежной манере, которая, впрочем, не могла ввести Элли в заблуждение относительно его истинного отношения к происходящему. – Родился двадцать четвертого сентября…
Элли с шумом втянула в легкие воздух.
– Подожди, – сказала она. – Выходит, твой день рождения был в прошлом месяце? Почему же я ничего об этом не знаю?
Он пожал плечами, как если бы это не имело никакого значения.
– Ненавижу этот праздник. И никогда свой день рождения не отмечаю.
– Как же можно не любить и не отмечать собственный день рождения, Картер? Ведь это ужасно. – Элли испытала неприятное чувство, как если бы получила пощечину. Он не сказала об этом даже ей. А между тем в прошлом месяце ему исполнилось семнадцать. – Ну и помимо всего прочего, ты лишил меня возможности поздравить тебя с этим праздником и испечь именинный пирог…
Он попытался успокоить ее, как будто ее реакция на эту новость оказалась неадекватной.
– Извини, Эл. Просто я никогда не отмечаю день рождения… Так уж повелось. С тех пор, как умерли мои родители…
Элли покачала головой, словно желая тем самым дать ему понять, что не хочет ничего слушать, поджала губы и опустила глаза на страницу с вопросами.
Начало, честно говоря, не предвещало ничего хорошего.
– Имена родителей, – быстро произнесла она, не отрывая взгляда от тетради.
– Мать – Шарон Джорджина Уэст. Отец…
Он неожиданно замолчал, и она, подняв голову, заметила, что он, отвернувшись, смотрит куда-то в пространство.
Потом, откашлявшись, чтобы прочистить горло, сказал:
– Отец – Артур Джонатан Уэст.
Элли поняла, что не может на него сердиться.
– У тебя такое же второе имя, что и у него, – заметила она. – Это хорошо. Как бы усиливает твою с ним общность и подчеркивает родство.
Он кивнул.
Через секунду она продолжила:
– Итак, как звали твоих дедушек и бабушек?
Картер начал называть имена, фамилии, места жительства и род занятий людей, существовавших в столь отдаленную от Элли эпоху, что ей не хватало воображения, чтобы поверить в реальность всего этого.
– Кто-нибудь из твоих родственников учился в этой школе? До тебя, я имею в виду? – спросила она под конец.
Картер покачал головой.
Наконец они добрались до того места в интервью, которое вызывало у Элли максимальные опасения. Помнится, они с Элоизой долго спорили, так ли уж нужно задавать Картеру эти вопросы, но Элоиза все-таки настояла на своем.
– Уж если ты проводишь интервью, то обязательно должна затронуть эти темы, – сказала тогда Элоиза. – Ты обязана забыть о своих отношениях с молодым человеком и спросить его об этом, вне зависимости от того, какие будешь испытывать при этом чувства. А потом записать ответы и перейти к следующим вопросам.
– Но он никогда не рассказывал о том, что произошло, – запротестовала Элли, чувствуя, что у нее внутри поднимается раздражение. – Более того, старательно избегал всяких разговоров об этом. Не кажется ли вам, что это жестоко – заставлять его говорить о том, о чем он не хочет.
Но Элоиза была непреклонна, и Элли знала, что ей придется произнести эти слова.
– Я знаю… – начала было она, но запнулась. Однако минутой позже, набрав в грудь побольше воздуха, повторила попытку: – Мне необходимо знать, что случилось с твоими родителями и как ты оказался в этой школе.
Когда они в следующее мгновение посмотрели друг на друга, она заметила в его глазах холодное отстраненное выражение, которое, казалось, говорило: «Ты не смеешь».
– Я все понимаю, – быстро сказала она. – И мне крайне неприятно задавать тебе подобные вопросы. Но если я этого не сделаю, меня заставят повторить интервью, и я буду спрашивать тебя об этом до тех пор, пока не получу ответа. Извини, Картер, но я получила именно такое указание. Может быть, ты ответишь очень быстро и не вдаваясь в детали? Клянусь, ни о каких подробностях я расспрашивать не буду.
Он молчал очень долго, и Элли уже начала подумывать, что он сию минуту выйдет из часовни, так ни слова и не сказав. Все это время выражение его лица менялось. Казалось, у него в душе боролись сильные противоречивые чувства.
Наконец, словно смирившись с неизбежным, он несколько раз с силой провел руками по волосам и заговорил. При этом его голос звучал приглушенно, а взгляд был устремлен в самый темный угол молельного зала.
– Отец работал на автомобильном заводе, но потерял работу еще до моего рождения, поскольку завод закрылся. Долгое время после этого он оставался безработным, так как найти другую работу не мог… Просто потому, что поблизости других заводов или фабрик практически не было… Но вот однажды он увидел объявление о найме. В газете, насколько я знаю. Изабелла когда-то рассказывала мне об этом, но я уже многого не помню. Помню только, что раньше родители вроде как жили неподалеку от этого места…
Элли испытывала определенные трудности, расшифровывая его тихую, местами неясную и сбивчивую речь, но хранила по этому поводу молчание, сидела неподвижно, словно обратившись в статую, и ничего не записывала. Да и к чему? Она точно знала, что не забудет из его рассказа ни единого слова.