Иллюзия игры - Михалкова Елена Ивановна. Страница 19

– Что значит «раскатал»? – нахмурилась девушка. – Убил?

– Бог с тобой! Нет, зачем убивать? Он отпустил их с выигрышем, затем дождался возвращения и подсадил к ним за стол такого артиста, который десять минут поглядывал на этих приятелей, а затем с точностью до минуты сказал ему, что они делали за столом.

– А зачем артист? Не проще было подключить видеокамеру?

– Запись с камеры должен смотреть специалист, профан ничего не поймет. А Гриша хотел не просто вывести своих гостей на чистую воду, но и выгоду поиметь. Как только стало ясно, что прибыли какие-то игроки залетные, наглые, правил в чужом доме не соблюдающие, так их тут же и подстригли.

– Обыграли? – понимающе спросила Ирка.

– Не просто обыграли, а раздели догола. Пять человек сидели за столом, из них трое были шулера такого класса, до которого тем двоим еще расти и расти! Гриша решил проучить чужаков и не поскупился. Причем развели их по старинке: двое «подсадных» прикинулись азартными неумехами, которых обыграть – раз плюнуть, а третий – опытным, но не слишком. Ну, та парочка и купилась.

Старик начал мелкими глоточками отпивать остывший чай, погрузившись в задумчивость.

– А что потом? – не выдержала Ирка.

– Они ушли, но спустя несколько дней решили вернуться, чтобы отыграться. Тут уже Гриша их не пустил! Не удержался, дал понять пришлым, что их красиво сделали. Я бы на его месте тоже не удержался, наверное. Эти двое исчезли, будто вода в песок ушла, и полгода о них никто ничего не слышал. А потом – на тебе! – встречаю одного, который помладше, в другом казино – на этот раз самом настоящем. Я его сразу узнал, он меня тоже, но виду оба не подали. Я, как и тогда, проигрался, только теперь уже в рулетку, и решил уходить.

Михаил Степанович вздохнул и признался:

– Ума мне не хватило, да и осторожности тоже. Не подумал, что шулер может такую злобу затаить. Картежники – народ особый, среди них совсем отмороженные попадаются редко. Как он узнал, что это именно я их выдал – ума не приложу! Но как-то узнал…

– Что он сделал?

– Проводил меня до подъезда – и ведь качественно проводил, я ничего не заметил, – а когда я вошел, дверцу придержал, скользнул за мной и давай душить. Крепкий он был, здоровый, вцепился, как питбуль. И убивал он меня, Ириша, деловито, но не без удовольствия.

Старик снова замолчал.

– Как же ты с ним справился? – осторожно спросила девушка.

Гройс невесело усмехнулся:

– Батарея помогла. Перевалил я его через себя, и вошел он головой в железяку. Я только хруст услышал. Пока лежал, приходил в себя, сосед-собачник вывел гулять своего пуделя и наткнулся на нас. Он же и ментов вызвал. Ну а потом все просто – следствие, суд, признали необходимую самооборону. Вот так вот.

– А тот, второй? С которым он играл?

– Второго я больше не видел, и в деле он не фигурировал. Как раз тогда я и начал с палкой ходить – на всякий случай. Имелся у меня один знакомый, и годик мы с ним позанимались. Потом уж я сам… Было время, я себе даже хитрую палочку заказал: пустая, а внутри длинное острие. Кнопку потайную на ручке нажал – оно выдвинулось. Но потом я эту палочку убрал подальше в кладовку, а себе купил простую.

– Почему?

Старик посмотрел на Ирку исподлобья.

– Чем опаснее твое оружие, тем сильнее твой страх, – сказал он. – Объяснять не буду, сама поймешь.

Глава 6

Десять месяцев спустя

В городе Воронеже на тихой улочке, находившейся, однако, недалеко от центра, стоял скромный двухэтажный домик. Первый этаж его давным-давно сдавался под офисы и всякого рода магазинчики, но ни один из них почему-то не задерживался надолго в двух маленьких комнатках с закопченными стеклами. Если временные хозяева меняли окна, ставя чистенькие стеклопакеты, спустя короткое время те все равно становились черными. И даже уборщицы говорили: ставь – не ставь, мой – не мой, все бесполезно. Правда, у некоторых возникало подозрение, что уборщицы таким нехитрым образом находили оправдание своей бездеятельности, но эти некоторые держали свои подозрения при себе. Поскольку даже посредственную уборщицу в городе Воронеже найти было отчего-то непросто, а уж о хорошей и мечтать не приходилось. В этом-то домике над закопченными окошками и появилась в начале мая скромная вывеска: «Гладиолусы. Продажа луковиц». Окрестные жители и те, кто проходил мимо, заглянув внутрь, обнаруживали в ближней комнатке широкий стол, на котором стояли ящики с желтыми луковичками, а в дальней – большие ящики, проложенные газетами.

На столе красовался ценник: одна луковка – шестьдесят рублей.

При взгляде на ценник окрестные жители, а также те, кто просто проходил мимо, теряли дар речи и округляли глаза. Потому что на соседнем рынке, где в любой день можно было купить рассаду, точно такие же луковки продавали по три рубля, или по два, если брать оптом.

За столиком сидел благообразного вида старичок с бородкой, перед ним лежал солидных размеров калькулятор. Возле ящиков постоянно находилась рыжая деваха: что-то раскладывала, проветривала – в общем, суетилась.

Скептически настроенные жители, усмехаясь, осведомлялись у старичка, в чем причина такой высокой стоимости его товара. Они ожидали услышать в ответ, что это уникальный голландский сорт, или что луковицы невероятно легко прорастают, или цветут три месяца подряд, начиная с декабря, или еще что-нибудь, позволившее бы легко высмеять старичка с его никому не нужной голландской диковинкой. Потому что какая бы ни была диковинка, но стоить шестьдесят рублей, когда через дорогу за нее просят три, она не может.

Свой вопрос жители, будто сговорившись, задавали довольно язвительным тоном, который, пожалуй, мог бы и обидеть другого, менее благодушно настроенного человека. Однако старичок не обижался. Он подробно объяснял всем интересующимся, что луковки продаются не просто так.

– Когда вы прорастите их и доведете до десяти сантиметров в высоту, мы примем у вас всю рассаду обратно. Будем брать по сто рублей штучка.

И с этими словами продавец указывал на вторую табличку, не замеченную посетителями. Надпись на ней гласила: «росток – 100 руб.».

На изумленный вопрос, зачем это нужно, старичок рассказывал, что его прислала сюда фармацевтическая фирма, которая занимается извлечением разных полезных веществ из проращенных гладиолусов. Потом из этих веществ производят дорогие лекарства. Однако фирме невыгодно самой выращивать цветы – проще и дешевле платить наемным работникам, чтобы они занимались этим несложным делом. Вот поэтому-то и сидит их представитель в маленьком домике, а в других городах сидят другие представители, и все они продают луковки по шестьдесят рублей в надежде на то, что вскоре им вернут уже не луковки, а ростки, за каждый из которых они честно заплатят по сто рублей.

– У меня вон и помощница есть, – показывал продавец на рыжеволосую деваху. – Готовит, так сказать, почву для рассады. В прямом и переносном смысле. Размещает рекламу, общается с прессой… Ну, и удобрение раскладывает по ящикам.

Реклама и в самом деле была: в нескольких передачах на местном телевидении прошла бегущая строка, а еженедельная газетка «Труды садовода» поместила на последней странице заказную статью о выгодной покупке.

Несмотря на это, садоводы Воронежа с осторожностью отнеслись к заманчивому предложению. Лишь немногие из них пошли на покупку дорогущих луковок, вырастили их до требуемых десяти сантиметров и понесли обратно в магазинчик, пугаясь собственной отчаянной храбрости.

Старичок осмотрел зеленые листочки, скрученные в тугую палочку, забраковал пару ростков по причине желтизны и недостаточного роста, а за остальные немедленно заплатил: вытащил из ящика крепкую пачку денег, перетянутую красной бухгалтерской резинкой, и отсчитал требуемую сумму. Чем поверг бывших покупателей, а теперь продавцов, в трепет.

Потому что это что же получалось? На выращивании двадцати луковиц, которым не требовалось ничего, кроме воды, можно было заработать восемьсот рублей. На выращивании сорока, которым требовалось воды в два раза больше, уже тысячу шестьсот! А уж если взять сто… Разум немел перед перспективами.