Неодолимое желание - Джеффрис Сабрина. Страница 62

Теперь глаза Гейбриела горели гневным огнем, и это было лучше, чем отчужденность.

— Ты не понимаешь, Вирджиния. Если я просто…

— К тебе это не имело никакого отношения! — крикнула она. — Не важно, что ты не отменил гонку. Он бы тоже не сделал этого. И Лайонс. И ни ты, ни Лайонс не заставляли Роджера участвовать в гонке. Никто из вас не вынуждал его рисковать.

Вирджиния сделала паузу, тяжело сглотнув. Она поняла, что ради победы в этих обстоятельствах ей придется быть еще более откровенной.

— Я не должна была винить тебя за это; у меня не было на это права. Мне было больно, я сердилась и скучала по брату. Но теперь-то я понимаю, что во время той гонки он поступил так, как считал нужным. Он всегда делал свой собственный выбор. — Вирджиния взяла в ладони его лицо. — Ты хочешь верить, что обладаешь какой-то властью над смертью, что всякий раз, когда ты участвуешь в гонке и остаешься в живых, ты обманным путем лишаешь ее законного приза. А на самом деле смерть семь лет держала тебя в своих объятиях, ожидая своего часа.

Гейбу хотелось не замечать правды в ее словах, но они слишком много значили для него. Его словно пригвоздили к месту, он не мог оторвать глаз от ее отчаянного взгляда. Если бы только он мог найти спасение в благословенном оцепенении, которое последние семь лет позволяло ему оставаться в здравом уме…

Но с тех пор как он встретил Вирджинию, это стало практически невозможно. Всякий раз, когда он был рядом с ней, она наполняла его теплом и любовью, независимо от того, насколько сильно он сопротивлялся.

И она все еще продолжает это делать, пылкая и обворожительная, она все еще борется.

— Черная одежда, фаэтон и бесконечные гонки — все это атрибуты твоей пляски со Смертью. Если ты и дальше будешь продолжать эту игру со Смертью, она дождется своего часа. И ты ничего не выиграешь, только то, что, как ты сам считаешь, заслужил в качестве выигрыша семь лет назад — свое место в могиле. Место, которое ты хотел занять вместо Роджера.

Эти слова эхом прозвучали в ушах Гейбриела. Господи, это была правда. Сколько раз он жалел, что выжил в тот день.

Боль, которой всегда удавалось избежать, пронзила его, ошеломив своей остротой, пока он наконец не признал правду, которая семь лет терзала его душу.

— Это должен был быть я. — Слезы сжали горло. — Тогда ты не осталась бы одна, о тебе было бы кому позаботиться. Это неправильно, что он умер. Он не заслужил…

— И ты этого не заслужил. — Вирджиния крепко сжала его плечи. Очень крепко. — Господи, как бы мне хотелось, чтобы вы оба вернулись домой здоровыми и веселыми. Но поскольку этого не случилось, нет ничего предосудительного в том, чтобы радоваться, что ты все еще здесь, со мной, живой. Одному Богу известно, как я счастлива, что это так.

— Как ты можешь говорить такое? — хрипло спросил Гейбриел. — Роджер лежит в могиле, а я должен жить.

— Он бы не обиделся на тебя. И я — тоже.

Целебные слова попали прямо в сердце Гейбриела, зародив надежду.

— Все, что ты делаешь, не изменит того, что случилось, Гейбриел. — Вирджиния убрала у него со лба упавшую прядь волос. — Ни правда от Четуина, ни бесконечные гонки по этой дорожке. И даже брак со мной, как своего рода раскаяние. Никакого стыда в том, чтобы избежать сражения со Смертью, нет. Это не та битва, которую можно выиграть. И настало время тебе признать это.

Росток надежды укоренился и расцвел. С того самого дня смерти Роджера он бился головой о прошлое, и что? Ничего, кроме больной головы. Может, настало время принять любовь, которую она предлагает, без лишних вопросов, без угрызений совести.

— Ладно.

— Что — ладно? — замерла Вирджиния.

— Ладно, я не буду состязаться с Четуином. — Когда Вирджиния упала ему на грудь, он взял ее руки и поднес к губам. — В конце концов, я не могу допустить, чтобы женщина, которую я люблю, отказалась выходить за меня замуж из-за какой-то глупой гонки.

— Ты… — В глазах Вирджинии задрожали слезы. — Ты любишь меня?

Сердце Гейбриела от волнения, казалось, все время стучит где-то в горле.

— Больше жизни. Я не знаю, это только Богу известно, почему ты любишь меня, но я знаю, почему я люблю тебя. Ты — моя путеводная звезда в темноте и мой компас в ночном море. Когда я с тобой, мне не хочется плясать со смертью. Я хочу плясать с жизнью. Я хочу плясать с тобой. И чего бы это ни стоило, всю свою оставшуюся жизнь я буду стараться заслужить тебя.

Вирджиния разрыдалась, всхлипывая и прижимаясь к нему. Гейбриел не знал, что делать, поэтому, подчиняясь инстинкту, поднял за подбородок ее мокрое от слез лицо и прильнул к ней долгим нежным поцелуем. Он надеялся, что этот поцелуй покажет ей, как сильно он ее любит. Оторвавшись от ее губ, он улыбнулся, надеясь, что это остановит ее слезы.

— Если ты не хочешь, чтобы я участвовал в гонке с Четуином, я не стану этого делать. Я же не хочу, чтобы ты бросилась под копыта моих лошадей.

— Я была готова сделать это, — сдавленным голосом подтвердила Вирджиния.

— Я не сомневаюсь. Я даже вижу, как ты стоишь в просвете между валунами, пренебрегая опасностью быть сбитой с ног.

— Об этом я не думала, — проговорила со слезами на глазах Вирджиния, — но картина живописная.

Гейбриел рассмеялся и снова поцеловал ее. Потом он взял ее за руку и повел назад, туда, где беспокойно вышагивал Лайонс и с хмурым видом стоял Поппи.

— Ну? Ты готов? — спросил Четуин, когда он подошли к экипажам.

— Прости, приятель, гонка отменяется.

— Слава Богу, — пробормотал Лайонс и неторопливым шагом направился к семье Гейба.

— Ты не можешь так поступить, — заявил Четуин.

— Могу. Я передумал.

— Тогда, клянусь, ты никогда не услышишь правду, — нахмурился Четуин.

Гейб оглянулся на Вирджинию, которая смотрела на него глазами, полными любви.

— Это не важно. У меня уже есть все, что я хотел.

— И три тысячи фунтов? — усмехнулся Четуин. — Это тоже не важно?

— Любимая! — Посмотрев на Вирджинию, Гейбриел удивленно приподнял бровь. — Мне состязаться с Четуином ради трех тысяч фунтов?

— Конечно, нет, — послышался ее решительный ответ. — Мы прекрасно обойдемся без этого.

— Гонки не будет, Четуин. Ни сегодня, ни в будущем, — сказал Гейб. — Ангел Смерти выбывает из игры.

За эти слова Гейбриел получил от Вирджинии поцелуй в щеку.

— Вздор, — произнес, словно выплюнул, Четуин. — Ты вернешься, как только опустеют твои карманы и тебе потребуются деньги для этой твоей новой породистой лошадки.

— Не вижу смысла, — вступила в перепалку бабушка Гейбриела. — Я собираюсь вложить деньги в породистых лошадей моего внука.

Гейб с изумлением посмотрел на нее, и у нее порозовели щеки.

— По дороге сюда мы с генералом разговаривали. Он говорит, что у тебя есть способности к тренировке лошадей, и он считает, что с его помощью ты мог бы добиться в этом деле успеха. Я хочу вложить немного денег, чтобы посмотреть, так ли это. — Миссис Пламтри вздернула подбородок. — Совсем немного, имей в виду, но этого должно хватить, чтобы оплатить выступление лошади на скачках.

— Спасибо, бабушка, — пряча улыбку, сказал Гейб. Изредка миссис Пламтри удавалось быть вполне мягким человеком. Особенно когда это касалось ее внуков.

Внимание Гейбриела привлек звук приближавшихся лошадей. Все разом оглянулись и увидели Девонмонта и леди Селию, летевших к ним на полной скорости в парном двухколесном экипаже Девонмонта с грумом сзади.

— Пирс! — крикнула Вирджиния, подбежав, чтобы встретить их. — Почему ты здесь?

Пирс вылез из экипажа, помог спуститься Селии и быстро поцеловал Вирджинию в щеку.

— Я приехал в Уэверли вчера поздно вечером. Подумав, что вы все спите, я не беспокоился до самого утра. Но, проснувшись утром, я увидел, что в доме никого, кроме прислуги, нет. Они рассказали мне, что вы оба в Холстед-Холле, поэтому я отправился туда. Потом леди Селия показала мне письмо, которое написал Шарп, и я помчался прямиком сюда.