Что забыла Алиса - Мориарти Лиана. Страница 26

Алиса провела пальцем по морщинам вокруг рта и глаз, как будто хотела стереть. Казалось, им там не место, их не должно быть; не хочу, чтобы они были у меня, не хочу видеть их на своем лице.

Она опустила руку, отступила от зеркала, чтобы не видеть свои морщины.

На волосах еще с вечера держалась эластичная повязка. Алиса стянула ее, положила на ладонь и внимательно осмотрела, снова удивляясь, что не узнает даже эту белую повязку и не припоминает, когда и где ее надела.

Волосы не доставали до плеч. Она подозревала, что, наверное, подстриглась, но понятия не имела, почему решила это сделать. Да и цвет их был другой, непривычный: скорее светлый тон, а не каштановый, что-то вроде темно-пепельного блонда. После беспокойной ночи волосы торчали в разные стороны, но, пробежав по ним рукой, она заметила хорошую стрижку – концы закруглялись к шее, и от этого волосы казались длиннее. Это было не совсем то, что нравилось ей, но нельзя было не согласиться, что никогда еще никакая стрижка не шла ей больше, чем эта.

Она стала старше. Вот и все. Из зеркала на нее смотрел взрослый человек. Но взрослой она себя не ощущала.

Ну ладно… Это ты, Алиса. Вот ты какая. Взрослая, сухопарая мать троих детей, в самом разгаре отвратительного бракоразводного процесса.

Она прищурила глаза и вообразила себя такой, какой была раньше, настоящую себя, которая смотрела бы на нее сейчас из зеркала. Длинные каштановые волосы без всяких следов укладки; лицо круглее, черты мягче; упругие груди больше; живот толще (значительно толще); больше веснушек, а морщинок так мало, что о них и говорить не стоит; влюбленная в Ника и ждущая первого ребенка.

Но той девушки больше не было. И смысла о ней думать тоже не было.

Алиса отвернулась от зеркала и, оглянувшись в незнакомой ванной комнате, почувствовала себя страшно одинокой. Она снова подумала о том глупом путешествии по Европе, о чистке зубов в чужих ванных комнатах перед пятнистыми от старости зеркалами и ощущении раздвоения, когда она пыталась понять, кто же она есть, а рядом не было никого, кто бы любил ее по-настоящему и отражал бы ее личность. Сейчас она была в родной стране, где люди говорили на родном языке, но находилась в непонятном, новом для себя мире, где каждый, кроме нее, понимал, что происходит. Она, глупая, сама загоняла себя в неловкое положение, то говоря не то, то поступая не так.

Она прерывисто вздохнула.

Это скоро пройдет. Скоро память к ней вернется, и жизнь пойдет как обычно.

Вот только хочет ли она, чтобы память возвращалась? Хочет ли она помнить? Ей хотелось только одного: прыгнуть в свою машину времени и вернуться в девяносто восьмой год.

Что ж, не повезло. Имей теперь дело с этим, дорогая. Иди в душ. Пока дети не проснулись, выпей кофе, съешь булочку со сливочным сыром.

«Пока дети не проснулись»… Она по-настоящему пугалась, когда этот властный, кислый голос начинал звучать в голове. И при чем здесь булочка со сливочным сыром? Что бы это значило? Завтракать вовсе не хотелось.

Или все-таки хотелось? Она облизнула губы, стараясь найти ответ. Булочка со сливочным сыром или тост с арахисовым маслом? И то и другое казалось одновременно и вкусным, и отвратительным.

Ну, в конце концов, Алиса, это ведь не вопрос жизни и смерти…

Да замолчи ты! Не обижайся, Алиса, но говоришь ты как настоящая стерва.

Она открыла рюкзак и выудила оттуда шикарную косметичку. Возможно, эта новая Алиса заботливо положила туда шампунь и кондиционер. Она порылась в округлых, дорогих на вид баночках и бутылочках (и это все только для похода в спортзал?) и обнаружила две высокие тонкие бутылки темного стекла. Незнакомый ей бренд сулил, что результат будет как после салона красоты.

Стоя под душем и втирая в волосы шампунь, она ощутила сладкий запах персика, и он оказался таким знакомым, что у нее едва не подкосились ноги. Конечно, конечно… Она издала звук, похожий на сдавленный всхлип, и вспомнила, как стояла под хлещущим душем, как клубился пар, как она прислонилась лбом к голубому кафелю стены и жидкая пена от персикового шампуня текла ей в глаза. Не могу выносить этого… Не могу… Не могу…

Мгновенное воспоминание было таким живым, что казалось, все происходит прямо сейчас. А потом оно исчезло, растворилось, как пена от шампуня.

Запах шампуня казался исключительно знакомым, но другого воспоминания все никак не появлялось.

Только чувство безнадежного горя, только желание, чтобы боль прекратилась.

Могла ли она припомнить, когда плакала из-за Ника?

Если такие воспоминания и были спрятаны где-то у нее в голове – воспоминания о сказочно удачном, но распадавшемся браке, о том, как она прижималась к стене душа и плакала, – хотела ли она вернуть их?

Она выключила воду и вытерлась синим полотенцем, которое было в рюкзаке. Завернувшись в полотенце, она вытряхнула баночки и бутылочки из рюкзака и расставила их в ряд. Зачем ей все это?

Бери, бери…

Рука сама собой потянулась к банке с золотистой крышкой. Она открыла ее и обнаружила густой, как сметана, увлажняющий крем. Быстрыми, точными движениями она нанесла крем на все тело. Хлоп, хлоп, хлоп… Не останавливаясь, не думая, она взяла стеклянную бутылочку с тональным кремом, капнула им на губку и нанесла на лицо. Она как бы наблюдала за собой со стороны. Тональный крем? Она никогда им не пользовалась. Она вообще мало красилась. Но руки двигались так быстро, а голова так привычно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, как будто она проделывала это миллион раз. В щеки она втерла блестящие жирные румяна. Одна за другой открывались баночки, бутылочки, коробочки. Тушь… Подводка… Помада…

Не прошло и пяти минут, как она покончила с этим делом и сложила все обратно в косметичку. Не останавливаясь, расстегнула молнию на боковом кармане рюкзака, мельком подумала, что она там ищет, и вынула складной фен и круглую щетку. Вот и хорошо… Пора сушить волосы. Она включила фен, и снова руки двигались уверенно, не ожидая от нее указаний, что им делать. Щетка гуляла вверх и вниз. Фен с ревом гнал горячий воздух.

Вот выйдешь отсюда, и тогда…

В разуме образовался провал.

…и тогда…

С волосами было покончено.

Она выключила фен, выдернула его из розетки, скрутила шнур, положила фен в рюкзак и снова начала рыться в нем. Как странно… Куда это она так спешит? На пожар?

Она вытянула плоский пластиковый пакет с одеждой, вытряхнула его, нашла пару белья телесного цвета и платье. Кожа ощутила его гладкую роскошную ткань, бюстгальтер привычно приподнял ее грудь. Конечно, красивое платье не налезло бы, но она натянула его через голову, застегнула молнию в боковом шве, даже не ища ее, и поняла, что безобразный жир нигде не выпирает, потому что его больше нет.

Украшения… Она нашла топазовое ожерелье и браслет Ника и надела. Туфли… Ноги без труда скользнули в них.

Она остановилась, посмотрела на женщину в зеркале и заметила, как от страха трясется нижняя губа.

Выглядела она… Что ж, нужно было признать, что выглядела она в общем хорошо. Она поворачивалась то одним боком, то другим, смотрела на себя через плечо.

Привлекательная, элегантная, стройная женщина. Такая женщина, которую она никогда в себе не предполагала. Она стала такой же, как те, другие женщины, которые казались слишком совершенными для настоящих.

Почему Ник хотел уйти от нее? Ведь теперь она чертовски хорошо выглядела!

И все-таки чего-то не хватало…

Духи!

Она нашла их в закрытом на молнию кармашке на задней стенке косметички. Побрызгала оба запястья и вдруг склонилась над раковиной, ухватившись за ее края, чтобы не упасть. Пахло ванилью, мандарином и розами. Вся ее жизнь была заключена в этом запахе. Ее затягивало в мощную воронку горя, бесконечных телефонных звонков, все повышавшегося пронзительного детского крика, бормотания телевизора и Ника, сидевшего на краю постели, с руками, крепко связанными за спиной.