Что забыла Алиса - Мориарти Лиана. Страница 66
– Вы тогда очень расстроились из-за Джины, – сказала Мэгги. – Просто не могу поверить, что Джина больше не войдет сюда с бутылкой шампанского. Как только слышу, что хлопает пробка, сразу вспоминаю ее. Никак не могу с этим примириться…
– Разве что эта ведьма целовалась и с Ником тоже… – задумчиво сказала Нора.
– Может, что-нибудь отнести? – раздался по-детски звонкий голосок из холла.
– Миссис Х., – спокойно сказала Нора. – А мы тут о вас говорим.
– Надеюсь, хорошо говорите? – осведомилась заместитель директора, глядя на Нору невинными голубыми глазами.
– Куда уж лучше! У вас ведь больше нет грязного белья, которое нужно стирать, – сказала Нора.
Мэгги подавилась кексом.
– Если хотите помочь Алисе, берите вот эти кружки, – скомандовала Нора.
– Конечно-конечно! – безмятежно откликнулась миссис Холлоуэй. – Скоро начинаем, да, Алиса? – Она озабоченно посмотрела на часы и добавила: – Мне еще нужно обратно в школу.
– Мы вас не задержим, – быстро ответила Нора, твердо глядя на нее.
Миссис Холлоуэй взяла кружки и удалилась.
Как только она вышла, Мэгги хлопнула Нору по пояснице и взъерошила ей волосы:
– Ну вы даете!
Они чувствовали себя точно школьницы, только с морщинками, седыми волосами и разговорами о детях. От этого Алисе было очень спокойно. Казалось, что взросление вовсе не мешало делать глупости.
– И все-таки не понимаю, – сказала она, – как эта миссис Холлоуэй может быть заместителем директора, если она…
– Целуется с отцами в прачечной? – закончила мысль Нора. – Об этом знаем только мы. Джина взяла с нас обещание никому ничего не говорить. У миссис Х. у самой дети учатся в этой же школе. Джина говорила, она не желает, чтобы из-за нее разваливался еще один брак.
– Вы не представляете, сколько раз я прикусываю себе язык, стоит Доминику заговорить о ней, – добавила Мэгги. – Он воображает, что она настоящий профессионал. Но между нами: она тогда сильно перебрала. Все мы делаем ошибки.
– Мэгги, не старайтесь нас разжалобить, – сказала Нора. – Она не заслуживает снисхождения. Ведь эта сучка и глазом не моргнула, когда я сказала о грязном белье.
– Может, она уже все забыла. Ведь три года прошло.
– А что, у миссис Холлоуэй с Майком что-то было? – спросила Алиса и тут же почувствовала, как вся напряглась в ожидании ответа.
Даже теперь, зная, что это был не Ник, она ощущала, что ее предали.
– Насколько мы знаем, дальше того пьяного поцелуя дело не пошло, – поведала Мэгги. – Но с него и начались все проблемы Джины и Майка. Получилось страшно несправедливо. Джина с Майком расстались, а Холлоуэи так до сих пор и выглядят влюбленной парочкой. Представляете, неделю назад я их видела на самом обычном вечере и подумала: «Жаль, ведра под рукой нет». – Мэгги вся передернулась и договорила: – Ну пойдемте же на это собрание.
– Я, пожалуй, останусь, – заявила Алиса. – Скажите там, что мне нехорошо.
Она понятия не имела, что это будет за собрание.
– Я прочту повестку, – предложила Нора. – Просто сидите и кивайте. Вообще-то, вы уже давно все организовали, все мы знаем точно, что и кому делать. Таких ответственных, как вы, Алиса, я просто не знаю.
– Не понимаю, как это могло случиться, – вздохнула Алиса.
Она облизнула палец и собрала на него крошки кекса с тарелки, стоявшей перед ней. Обе женщины при этом смотрели на нее очень внимательно, как будто она вела себя странно.
Она не стала слизывать крошки с пальца, а просто уронила руку и сказала:
– А для чего вообще мы делаем эту самую большую лимонную меренгу в мире? Почему не чизкейк или что-нибудь другое?
– Это был фирменный пирог Джины, – пояснила Мэгги. – Помните? Вы посвящаете этот день Джине.
Ну да, конечно… Все опять возвращалось к Джине.
Если она вспомнит Джину, она тут же вспомнит и остальное.
Мне кажется, я легко могу сделать одно из двух.
Могу уехать из Сиднея. Может быть, по той длинной извилистой ленте шоссе на южном берегу, где тянутся роскошные зеленые холмы и плещутся бирюзовые волны. Это было бы просто чудесно.
А потом я нашла бы длинный пустой участок дороги с крепким телеграфным столбом. С таким, из которого получился бы хороший могильный крест.
Я бы разогналась как следует и врезалась в него.
Или…
Я могу поехать обратно в офис. Могу попросить Лейлу купить мне салат «Цезарь», с анчоусами конечно, диетическую колу, а может, еще банановый смузи, и я пообедаю, размышляя тем временем, что скажу в основном докладе на конференции Австралийской ассоциации прямых рассылок, которая состоится в следующем месяце.
Я сделаю одно… Или другое…
Телеграфный столб… Или офис…
И сейчас мне по большому счету наплевать, что купить на обед – диетическую колу или банановый смузи.
– Ах, Алиса, как здорово, что я тебя застала, а я просто голову сломала: на следующие выходные мне придется делать то, о чем я тебе говорила, так я думаю: что, если я вместо тебя заберу Тома с вечера у Гарри? Ты ведь говорила мне, что у тебя ужин и до футбола мальчишки побудут у меня, а потом, после игры, ты их заберешь?
– Мамочка, извини меня. Извини меня, мамочка… Ну пожалуйста, мамочка, извини…
– Алиса! Оливия уже решила, какой костюм у нее будет на вечеринке Амелии? Ты слышала? Там целая драма разыгралась. Семь девчонок хотят одеться Ханной Монтаной, и Амелия тоже хочет, но ведь день рождения как-никак у нее, поэтому все остальные Ханны будут под запретом!
– Алиса, большой праздник на носу!
– Мама, я же сказала «извини», а ты меня как будто не слышишь!
– Мама, а Клара будет сегодня вечером? Будет, будут, будет, будет? Ее мама сказала, что разрешит.
– Мама?
– Мам!
– Уже недолго, Алиса!
– Миссис Лав!
– Алиса, можно вас?
Алиса стояла в школьном дворе, а вокруг нее вертелся мир дежурства столовой, расписания игр и праздников по случаю дня рождения.
Ничего этого она совершенно не помнила.
Но все было смутно знакомо.
Чтобы разрешить твои сомнения, сообщаю, что сегодня я решила отправиться в офис.
О телеграфном столбе… Это было несерьезно.
Я бы такого никогда не сделала. Слишком уж я чувствительна и скучна.
Кстати, следующую сессию я отменяю. Как говорится, прошу прощения за доставленные неудобства.
Ну и вечер выдался! Необычный и по-настоящему волнительный! Икс появился минута в минуту, элегантный, с волосами, тщательно зачесанными на одну сторону, с бутылкой вина и букетом цветов, представьте себе.
Я не растерялась. Я усадила его и, нарезая пирог, прямо спросила: почему он саботировал мою экскурсию в отделение эвтаназии? Я сказала, что, по-моему, он имеет что-то против меня и что я не понимаю, зачем ему понадобилось организовывать свой круиз в то же самое время.
Он ответил, что относится к эвтаназии крайне отрицательно, потому что на глазах у него, восьмилетнего, покончила с собой его мать.
Можете себе представить мои чувства! Мне прямо стало дурно! Я не знала, что сказать. В глазах стояли слезы.
Он мирно ел пирог и, озорно подняв на меня взгляд, сообщил, что, вообще-то, его мать мирно скончалась в своей постели, дожив до девяноста лет, но вполне могла бы покончить с собой, потому что иногда бывала не в себе.
Я чуть не ткнула его головой в салат.
Мы горячо заговорили – вернее, даже заспорили – на эту тему. Несколько часов ни один из нас не хотел уступать. Собственно, ничего нового он не сказал. Как он выразился, «каждый миг жизни – это драгоценный дар, и швыряться даже секундами – это просто свинство».
Мне удалось вставить, что, хоть он и против эвтаназии, все же можно было поехать в круиз в другой день.
Он ответил: «Знаете, как бывает: когда мальчику очень нравится девочка, он дергает ее за косичку и убегает, стащив у нее ленточку?»
Я ответила, что, конечно, знаю.
Он сказал: «Ну вот, я так никогда и не повзрослел».
Объясни же мне, Интернет, что бы это значило.