Что забыла Алиса - Мориарти Лиана. Страница 89

Кто-то дружески посигналил Алисе; она обернулась и увидела, что это миссис Берген в своей маленькой голубой «хонде». Это было странно, но с того момента, как к Алисе вернулась память, она поняла, что вопрос о стройке совершенно перестал интересовать ее. Сама эта идея – продать дом, выручить кругленькую сумму и перебраться в новое место, лишенное всяких воспоминаний, – стала казаться совершенно бредовой. Она знала, что плохие воспоминания все равно останутся при ней, а с хорошими не хотелось расставаться просто так, за здорово живешь.

С другой стороны: а что поделаешь, если застройщики победят? Все меняется. Еще как меняется…

Она добралась до угла, где погибла Джина, снова пережила весь ужас того момента и неприятие случившегося. Со времени потери и обретения памяти горе ее сильно изменилось. Оно стало проще и спокойнее. Раньше она ухитрялась распределять его по направлениям: ярость к Нику (ему нужно было взять сторону Джины, когда они с Майком расходились); холодность к Элизабет (она всегда недолюбливала Джину); раздражение к Мадисон (Джина осталась бы жива, сиди они все в одной машине). Когда она слышала о том, что в ее жизни случилась гибель подруги, ее чувства буквально вырывались из узды. А теперь она просто тосковала по ней.

В руке зазвонил телефон. Она тут же нажала на кнопку ответа, не посмотрев, кто это.

– Слышала? – без предисловий обратился к ней Доминик.

– Нет еще, – отпарировала она. – Не занимай линию.

– Извини, – хохотнул он. – До вечера. Я приношу курицу, правильно?

– Да, да! Закругляемся!

Как он любит все проверять и перепроверять… По два раза, по три. Просто так, на всякий случай. Со временем это может стать противной привычкой, но, честно говоря, у каждого есть свои противные привычки. Ей бы даже в голову не пришло попросить Ника о чем-нибудь столь прозаическом, как купить курицу гриль к самому обычному ужину! Слишком уж занят был Ник, слишком важен. Когда Доминик возвращался после работы, он с головой уходил в домашнюю жизнь. С Ником было совершенно иначе: иногда казалось, что Алиса с детьми для него как бы не совсем существуют, что настоящая его жизнь проходит в офисе, и только в офисе. Как будто у Доминика было меньше стрессов на работе! Да, Ник возглавлял компанию, но ведь и у Доминика под началом была целая школа. И кто из них, если задуматься, приносил больше пользы обществу?

Ей очень хотелось перестать сравнивать Ника и Доминика: получалось, будто Доминика она любит только за то, что он совсем не похож на Ника. Иногда даже казалось, что роман с ним она затеяла для того, чтобы понять, чем он отличается от Ника.

На следующий день они с Домиником пошли на матч футбольной команды Тома; Ник тоже был. Она не сомневалась, что Ник, сидя на противоположной трибуне, не сводит с них глаз, поэтому чуть больше, чем нужно, смеялась шуткам Доминика. Честно говоря, ей даже стало немного нездоровиться.

Весь ужас был в том, что, хотя Ник был и не с ними, она все время представляла, как он смотрит. Смотри, Ник, как мы сидим у телевизора, прижавшись друг к другу. Он поглаживает мне ступни. Ты этого никогда не делал. Смотри, как мы рука об руку входим вот в это кафе. Нас совершенно не волнует такая ерунда, как выбор самого лучшего столика, – мы сидим себе, и все! Смотри, Ник, смотри!

Что же получается, ее роман с Домиником – это просто представление?

Она перешла на быстрый шаг, тяжело дыша, и вспомнила, как сидела с Ником в кухне, как они пили вино, как необыкновенно легко стало, когда она его поцеловала.

Глупо. И даже отвратительно. Хотя он ведь поцеловал ее в ответ. Он был явно не против «попробовать еще раз».

А вот у нее не было никакого желания повторять этот опыт. Ну совершенно никакого. Все, проехали. Пора двигаться дальше. Она все правильно решила. Дети любят Доминика. С ним они проводили времени, похоже, куда больше, чем с собственным отцом.

Теперь они с Ником были такими цивилизованными, такими взрослыми! Наконец-то они договорились о разделе родительских обязанностей так, как это удобно было обоим. Нику не отошла половина всего времени, но детей он видел гораздо чаще, чем только по выходным. По пятницам он стал уходить с работы пораньше, так что мог забирать их из школы.

Совсем недавно она заметила, что с нетерпением ждет, когда же он приедет за детьми. У них был развод, при котором можно было говорить о «сохранении дружеских отношений».

Да – хороший брак (в общем и целом), а потом хороший развод. Если верить детям, у Ника появилась подруга. Меган.

Алиса не могла определить, что она чувствует к этой самой Меган.

Снова зазвонил телефон.

Наконец-то! Он! Она присела на чей-то невысокий кирпичный заборчик.

– Рассказывай, – потребовала она. – Давай рассказывай!

Сначала она ничего не понимала. В трубке послышался странный звук, как будто он сморкался.

– Что? Что ты сказал?

– Девочка! – четко, разборчиво произнес Бен. – Отличная маленькая девочка!

34

Домашняя работа, написанная Элизабет для Джереми

Я не могла поверить, что у меня ребенок, пока дочь не заплакала.

Джереми, извини за это признание. Я знаю, что ты старался как мог, только чтобы я не чувствовала себя безнадежной.

Но я в это никогда не верила. Тогда, в переносном туалете, когда пекли самую большую меренгу в мире, я была просто убеждена, что тот выкидыш будет последним.

И вдруг кровотечение прекратилось. Просто чуть «кровило», как изящно выражаются медики. Как капля дождя. Как капля тревоги.

Даже когда перестало «кровить», я все еще не верила в эту беременность. Даже когда ультразвук показал, что все нормально. Даже когда ребенок начал ворочаться и биться ножками, даже когда я ходила на занятия для будущих матерей, когда выбирала кроватку, стирала детские вещички, даже когда мне говорили: «Тужьтесь!» – я все не верила, что у меня будет ребенок. Настоящий ребенок.

Пока она не заплакала. И я не подумала: «Новорожденный, что ли…»

А теперь – вот она, здесь. Маленькая Франческа Роуз.

Все эти страшные годы я ни разу не видела, чтобы Бен плакал.

А сейчас он плакал то и дело. Казалось, что в нем, как в резервуаре, скопились гигантские запасы слез. Я видела, как он держал ее, спящую, на руках, а по щекам у него тихо катились слезинки. Мы будем купать ее вместе, я попрошу его подать полотенце и увижу, что он опять плачет. Я говорю: «Бен, ну пожалуйста, дорогой».

Я столько не плачу. Я сосредоточена на том, чтобы все делать правильно. Вот надо позвонить Алисе, расспросить о грудном кормлении. Как узнать, хватает ли ей? Вот я волнуюсь, почему она плачет. Что такое? Газы? Вот я волнуюсь из-за ее веса. И кожа мне что-то не нравится – суховата, по-моему.

Но иногда, среди ночи, когда она хорошо сосет грудь, когда все в порядке, ощущение того, что она живая, настоящая, совершенно особенная, становится таким сильным, что я чувствую огромное, неизмеримое счастье и в голове у меня словно взрывается фейерверк. Не знаю, как это описать. Может быть, как будто ты первый раз пробуешь героин.

Как научить ее говорить «нет» наркотикам? На какую-нибудь профилактическую терапию записать? Что скажешь, Джереми? Сколько волнений!

Вообще-то, я хотела сказать тебе, что мы попрощались с нерожденными детьми, как ты и советовал. Купили букет роз, отыскали уединенный пляж и в тихий зимний денек долго бродили по скалам и бросали в воду цветы – по одному за каждого маленького астронавта. Я рада, что мы это сделали. Я не плакала. Но когда розы уходили в глубь воды, меня что-то отпустило, словно развязалась веревка, стягивавшая меня много лет. Когда мы шли к машине, я глубоко вдыхала свежий воздух и мне было очень хорошо.

Мы хотели еще прочитать стихотворение, но у Франчески могли замерзнуть ушки. Пока она у меня не простужалась. На днях ей, кажется, заложило носик, но потом все само собой прошло, ура! Я подумываю, не начать ли давать ей мультивитамины. Алиса меня отговаривает, но я все-таки перестрахуюсь.