Завтра - Мюссо Гийом. Страница 44
Как только Эмма переступила порог, молодая ученая оторвалась от экрана ноутбука и поднялась ей навстречу.
— Проходите, лейтенант, садитесь, прошу вас. — Она указала на стул рядом с ней.
Еще по фотографиям Эмма догадалась, что у ее собеседницы среди предков были индейцы. Смуглое скуластое лицо, черные как смоль волосы… Все это не очень вязалось с короткой мальчишеской стрижкой и озорным приветливым взглядом сквозь узкие стекла очков в тонкой оправе.
Эмма хладнокровно предъявила фальшивое удостоверение.
— Благодарю вас, профессор, за то, что согласились уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени.
Халат Джойс распахнулся, и новоявленная полицейская увидела простецкие брюки цвета хаки и грубый свитер ручной вязки — ни дать ни взять угловатый мальчишка-подросток! Зато моложавое широкое лицо женственно и даже привлекательно.
Эмма не спешила садиться, ей хотелось сперва хорошенько осмотреться в лаборатории. Она заметила, что стены сплошь завешаны красочными изображениями человеческого мозга в десятках различных проекций.
— Эти ваши пестрые схемы напоминают полотна Энди Уорхола, — попробовала пошутить Эмма, подразумевая, что отдельные участки мозга обведены разноцветными яркими линиями так, что все вместе стало похоже на веселый детский рисунок.
Джойс охотно пустилась в пространные объяснения:
— Тут запечатлен результат многолетнего эксперимента, проведенного в Латинской Америке. Мы исследовали одно многочисленное разветвленное семейство, в котором болезнь Альцгеймера передавалась по наследству.
— И каковы результаты?
— Мы обнаружили, что некоторые признаки снижения мозговой деятельности проявляются чуть ли не за двадцать лет до первых неопровержимых симптомов.
Эмма подошла к одной из схем вплотную и принялась рассматривать ее, думая об отце, которого отправили в хоспис в Нью-Хэмпшире, когда он никого уже не узнавал… Джойс, будто бы подслушав ее мысли, доверительно сообщила:
— Мой отчим не был старым, когда у него развился Альцгеймер. Так что в детстве мне пришлось несладко, зато я рано поняла, в чем мое призвание.
Странная «полицейская» произнесла задумчиво:
— Человеческий мозг… Это ведь он всем управляет, да? — Она положила руку на лоб. — Электрохимические процессы, импульсы, возбуждение различных групп нейронов…
— Верно, — широко улыбнулась Джойс. — Именно мозг диктует все наши решения, предпочтения, убеждения, вкусы. Он влияет на наше отношение к себе и к окружающим, даже на то, в кого мы влюбляемся.
Ее ласковый глуховатый голос обволакивал, зачаровывал. Она и вправду приятный обаятельный человек.
Доктор Уилкинсон вдруг умолкла, повертелась на кресле, недоверчиво покачала головой:
— Об этом увлекательном предмете можно говорить часами, но вы же не лекции мои слушать пришли сюда, лейтенант?
— Нет, к сожалению. В настоящее время полиция Бостона ведет расследование по делу… Неважно. В общем, я хотела бы вас расспросить о Кейт Шапиро.
Было сразу видно, что Джойс искренне удивлена.
— О Кейт? В чем ее обвиняют?
— Нет-нет, никаких обвинений, — поспешно заверила Эмма. — Кейт проходит по этому делу в качестве свидетеля. Простите, что не могу рассказать вам всего, я не уполномочена разглашать… Благодарю, что согласились сотрудничать.
— И в чем же будет заключаться мое сотрудничество?
— Вы всего лишь ответите на пару вопросов. Скажите, давно ли вы с Кейт знакомы?
Джойс наморщила лоб и принялась подсчитывать, разжимая пальцы правой руки, начиная с указательного.
— С 1993 года, если не ошибаюсь. Ну да, мы обе поступили в университет в Беркли по JMP.
— Как, простите?
— «Джойнт Медикал Программ» — особый пятилетний курс обучения медицине для самых одаренных студентов, отобранных по всей стране. Три года академических занятий в кампусе, затем двухгодичная практика в больницах Калифорнии.
— В студенческие годы вы были ее лучшей подругой, да?
Джойс снова замолчала, прикрыла глаза с отрешенным видом, будто ее захлестнула волна воспоминаний.
— Пожалуй, да. Три года в Беркли мы жили в одной комнате, а во время практики вместе снимали крошечную квартирку в Сан-Франциско. Дружно решили защитить диссертации в Балтиморе.
— И какой тогда была Кейт?
Профессор хмыкнула:
— Такой же, как и теперь, полагаю. Красивой, умной, целеустремленной. Человеком с железной волей. Невероятно одаренным врачом. Она работала без устали, упорно трудилась и при этом все схватывала на лету! Ей нет и не было равных. Помнится, она очень мало спала, но ее внимание все равно не ослабевало ни на минуту! Она была самой лучшей среди нас, первой во всем выпуске.
— А где она училась до вашего знакомства?
— В каком-то скромном католическом лицее, где-то в штате Мэн, кажется. Не помню, как он назывался. Никто из его учеников ни до, ни после Кейт и мечтать не мог об участии в такой престижной программе. На выпускных экзаменах она набрала беспрецедентное количество баллов, учителя не справились бы лучше! Уверена, ее рекорд не побили до сих пор.
— И вы с ней сразу подружились?
Джойс кивнула:
— Думаю, нас сблизило общее несчастье: болезнь родителей. У Кейт мама умерла от рассеянного склероза. Так что мы обе поклялись все силы отдать борьбе с нейродегенеративными заболеваниями.
Эмма нахмурилась:
— Вы остались верны этой клятве, но Кейт отступила, перешла в кардиологию, стала хирургом.
— Да, в 1999-м, на втором году аспирантуры в Балтиморе, она вдруг решила поменять специализацию. Разве это отступничество? Не понимаю, что вам не нравится?!
— То есть вы хотите сказать, что Кейт отложила почти готовую диссертацию по неврологии ради хирургии?!
— Именно так. Университет Джона Хопкинса в Мэриленде с радостью принял столь блестящую студентку, так что Кейт чуть ли не за год написала диссертацию по кардиологии.
— Почему же она передумала? Да еще так внезапно!
— Не знала тогда, не знаю и сейчас. Жаль, что с того момента наши пути разошлись и отношения стали прохладнее.
Но «полицейская» вцепилась мертвой хваткой.
— Может быть, вы все-таки вспомните, сопоставите факты? Подобное ответственное решение не принимают очертя голову.
— Боже, да с тех пор прошло десять лет. Нам в то время было по двадцать четыре года. И напрасно вы так волнуетесь, студенты-медики довольно часто меняют специализацию в процессе обучения.
— Возможно. Но вы сами сказали, что для вас обеих неврология — высокое призвание. Что Кейт хотела посвятить жизнь борьбе…
— Отчасти вы правы, — признала Джойс. — В 1999-м в ее жизни произошла какая-то важная перемена, я это чувствовала. Но в чем она заключалась, не могу вам сказать.
Эмма схватила со стола первую попавшуюся ручку, закатала рукав и записала прямо на предплечье: «Что случилось с Кейт в 1999-м?»
— Может, лучше я дам вам листок бумаги, лейтенант?
«Полицейская» пропустила участливое предложение мимо ушей и с увлечением продолжила допрос:
— У Кейт в то время были любовники?
Ученую даму покоробило от резкости вопроса.
— За ней многие ухаживали, ведь Кейт чарующе привлекательна, прекрасна. Или, если вам так больше нравится, любой мужик при виде ее делал стойку и мечтал затащить красотку в постель.
— Вы не ответили на мой вопрос, — прервала ее Эмма. — С кем она тогда встречалась?
Джойс, вконец смущенная неделикатностью лейтенанта, попыталась защитить личную жизнь подруги юности от грубого вмешательства.
— По-моему, это к делу не относится, не так ли?
Но Эмма отмахнулась от ее щепетильности, спросив напрямик:
— У нее был роман с Ником Фитчем, да?
Профессор нейрохирургии невольно вздохнула с облегчением. И стала откровеннее, коль скоро ее избавили от необходимости выдать чужой секрет.
— Ник действительно был любовью всей ее жизни.
— И когда именно их отношения стали близкими? — Эмма поспешила воспользоваться неожиданной победой над собеседницей.