Куколка - Олди Генри Лайон. Страница 6
– А я вас знаю, – вдруг заявил старший мальчик. – Вы к нам в школу приходили.
– В школу?
– Ну да, на Октуберане. 24-й Патриотический лицей имени 3-го Триумфа, в прошлом году. Не помните?
– Извини, дружок, – машинально Лючано начал копировать интонации Гишера. – Ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не был на Октуберане. Ни в прошлом году, ни в позапрошлом.
Беседа с детьми, поначалу забавляя, стала раздражать. Или у ребенка отвратительная память на лица, или у Лючано имеется двойник, посетивший Октуберан в прошлом году. Интересно, а его Тумидус тоже отправит по школам? Зачем? Показывать, чем отличается семилибертус от раба?
Будем ходить по младшим классам и никого не слушаться!
– Да, наверное… – приглядевшись, с неохотой признал старший мальчик. – Это были не вы. Просто очень похожи. Семилибертусы все одинаковые.
Вот так объясненьице! Впрочем, для человека, редко сталкивающегося, к примеру, с брамайнами, они тоже все на одно лицо. Может, и семилибертусы для помпилианцев…
– Персий, Клавдий! Что вы там делаете?
– Мам, мы познакомились с семилибертусом!
– Не выдумывай, Персий! Сколько раз вам твердить: не приставайте к незнакомым людям!
К детям решительно направилась мамаша – дородная матрона. Платье она себе выбрала, мягко говоря, рискованное: в обтяжку, ядовито-болотного цвета. Прическа напоминала вудунскую мамбу, свернувшуюся кольцами. Кукольное, милое личико резко контрастировало с пышными телесами и вульгарной одеждой. Подходя, матрона взглянула на Лючано, – и едва не споткнулась.
Напускная строгость мигом улетучилась с ее лица, сменившись знакомой полуулыбкой. Казалось, наркоманка «в завязке» увидела в свободной продаже любимую дурь, за смешные деньги, практически даром, и в душе ее началась борьба соблазна с зароком.
Такие улыбки Лючано часто видел на «Этне» в последние дни.
– Извините моих детей за назойливость. Клавдий еще не отличает…
Женщина от смущения замялась, подыскивая нужные слова.
– Ничего страшного, – пришел на помощь Тарталья. – Они мне не мешают. Напротив, так даже веселее…
– Правда? – расцвела матрона, от волнения хлопая ресницами. Лючано почудилось, что он ощущает легкий ветерок. – Они вам действительно не помешали?
– Нисколько.
– Очень рада. Не люблю, знаете ли, когда Клавдик с Персиком доставляют кому-нибудь беспокойство. А они это умеют! Очень непоседливые дети.
– Да, я заметил. Сам такой был в их годы.
– Ах, в детстве все мальчишки одинаковы! Вот и муж мой рассказывает… Кстати, ваш рейс скоро?
– Я уже прилетел. Жду…
Лючано задумался. Как теперь называть хозяина?
– Жду своего патрона, – нашелся он.
– А наш рейс задерживается. На два часа. Представляете?
– Безобразие!
Волей-неволей приходилось поддерживать беседу. Кроме того, сидеть перед стоящей женщиной было неловко. Предложить ей свободное кресло? Заговорит насмерть!
Однако помпилианка его опередила.
– Прошу вас за наш столик. Хотите кофе?
– Мне, право, неудобно…
– Да что вы! Мы просто хотим вас угостить. Наши дети побеспокоили вас первыми!
– Ничуть они меня не…
– Идемте-идемте! Петроний, закажи кофе!
– Извините, я уже заказал кофе. Сейчас подадут…
– Лишний кофе еще никому не повредил! Вы какой предпочитаете?
– Черный «конферт», – сдался Лючано. – С сахаром.
– Петроний, два черных «конферта» с сахаром!
– Рад познакомиться, – привстал отец Клавдика с Персиком, щуплый мужчина с длинными, забранными в хвост волосами. – Петроний Флакк, горный инженер. Моя жена Цецилия. Мои дети…
– Взаимно. Лючано Борготта… э-э… Невропаст широкого профиля.
– Присаживайтесь, Лючано! А меня зовите Петронием, без церемоний… Прошу прощения, я не расслышал. Нервопат?
– Невропаст. Кукольник.
– А-а, значит, вы работаете с куклами?
– Да, – решил не вдаваться в подробности Тарталья. – Работаю.
Мулатка живо принесла два кофе, словно только и дожидалась знакомства Лючано с Флакками. Грандо оказался жиденьким, а «конферт», напротив, отличным: крепкий, густой, с пенкой кремового цвета. И кардамона с имбирем положили в меру, не в пример иным заведениям.
– Ой, как интересно! Дети, вы слышали?
– Слышали, – ответил за обоих Персий.
Присев на стул, он принялся деловито рыться в рюкзачке, изготовленном в виде головы мезорского ящера-реликта. Распустив клапаны пасти, мальчик запустил туда руку и выудил марионетку. Простенькую, для туристов, на дюжину нитей. Кукла изображала жилистого и долговязого вудуна в белых одеждах бокора. Не шедевр, но, в целом, приличная работа. Особенно удалось лицо: скуластое, выразительное, в паутине ритуальных шрамов, с пронзительными глазами навыкате.
– Вот с такими? – спросил Персий.
– Такие я когда-то делал.
– Делали?!
– В определенной степени… Тетушке помогал.
– Расскажите!
– Да, Лючано, расскажите. Это очень интересно.
– Мы никогда раньше не встречались с мастером-кукольником!
– Просим!
Они застыли в ожидании: Петроний, Цецилия, мальчики. Казалось, даже пар над чашками замер, готовясь внимать. И Тарталья, поражаясь сам себе, стал рассказывать. О куклах. О тетушке Фелиции. О детстве, проведенном на Борго. Совершенно незнакомым людям. Помпилианцам. Рабовладельцам. Подробно, взахлеб, обильно жестикулируя.
Вот ведь чудеса…
Поначалу слова выбирались наружу с неохотой, как бы недоумевая: а что это мы здесь делаем? Но Петроний махнул рукой, и мулатка-официантка, став на диво расторопной, принесла бокалы с ледяным пивом, фисташки и стакан мандаринового сока – Лючано отхлебывал попеременно сок, пиво и кофе, грыз фисташки, не прекращая рассказа, и дело пошло на лад. В горле словно провернули невидимый вентиль, речь лилась бурным потоком. Память, образы, картины, полузабытые ощущения извергались наружу, на благодарных слушателей.
…мягкая стружка вьется из-под резца смолистой змейкой. Но резец соскальзывает, раня палец: боль, обида и кровь. На лице куклы остается шрам. Заготовка безнадежно испорчена.
…«Короед, короед, кушал стружку на обед!» – приплясывая, орут соседские пацаны, едва жертва объявляется на улице. Они старше, они сильные и ловкие. Целыми днями они гоняют во флай-бол на самодельных аэроскейтах, плещутся в озере, а не возятся с дурацкими куклами, как девчонки, сидя дома под присмотром тетки.