Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 40
– Уходи.
Милка облегченно вздохнула и поспешно покинула квартиру. Могла бы хоть сделать вид, что сострадает!
Но дело было не только в маме, и не только в Милке. В университете, куда Настя, чтобы хоть на время забыться, выбралась на следующий день, к ней подошел начальник курса.
– Анастасия, – строго сказал он. – От меня потребуют, чтобы характеристика на Челышева была соответствующей. Но я напишу то, что считаю нужным, и пусть меня за это хоть из партии исключают!
Начкурса выжидательно смотрел на Настю: видимо, ждал одобрения.
– Да пишите вы, что хотите! – воскликнула Настя. – Неужели вам не понятно – всем вам, идиотам, – что Сеня не убивал?! Не мог он убить – вы, дуболомы!
И она снова плакала, и дала отвести себя в медпункт, и пила валерьянку, совершенно не чувствуя отвратного вкуса...
К встрече со следователем Настя подготовилась основательно. Она должна драться за Сеньку, должна убедить его, доказать, что ее Арсенечка – не виноват! Но следователя Настин рассказ не впечатлил.
Она уверенно, как настоящий робот, перечислила все свои доводы: Сеня хорошо относился к деду... Сеня неплохо зарабатывал в своей газете, и на жизнь им вполне хватало... С Сеней они разговаривали в тот день по телефону – и его голос звучал абсолютно спокойно...
Следователь только кивал, и весь вид его демонстрировал: «Какую, девушка, вы несете чушь!»
Настя, волнуясь, выложила последний козырь:
– Я совершенно точно знаю: в нашу квартиру в этот день кто-то приходил. Кто-то чужой. Сто процентов – это был не Сеня... А еще мы ключ от квартиры потеряли... Давно, в декабре...
Следователь мимолетно оживился. Выслушал Настин рассказ. Усмехнулся:
– Кучка песка, говорите? На полу в кухне? А он сохранился, этот след?
Настя потупилась:
– Я же тогда не знала... Даже представить себе не могла... Я вытерла пол тряпкой.
А следователь хладнокровно подытожил:
– Ну вот видите, гражданка... Следов нет – а на «нет» и суда нет... Впрочем, суда пока нет – а следствие есть. – следователь захихикал, довольный собственным остроумием. – Вы не волнуйтесь, гражданочка. Следствие во всем разберется.
...«Пора смириться и решить, наконец, что делать, – думала Настя-человек. – Тем более, что у меня, кажется, большие проблемы. Личные проблемы».
Но Настя-робот по-прежнему ни о чем думать не могла. Просто выполняла механические, никому не нужные действия. Зачем-то умывалась и причесывалась, драила квартиру и оплачивала телефонные счета – еще Сенькины! – за переговоры с Южнороссийском.
Унюхав жареное, заявился хозяин комнаты. Потребовал с Насти «деньги вперед или освобождайте жилплощадь». Денег не было, а переезжать к матери Настя не согласилась бы ни за какие коврижки. «Сеньку выпустят! Они во всем разберутся – и отпустят его!»
Настя отнесла в ломбард на Пушкинской гранатовые сережки – дедов подарок – и откупилась от настырного хозяина. А вечерами, когда меркли слабенькие весенние дни, она надевала любимую Сенькину кофту – голубую, с рукавами «летучая мышь», и садилась в кресло. Ей почему-то казалось, что Арсения отпустят именно на закате...
В один из вечеров в дверь действительно позвонили.
Настя не помнила, как летела по коридору, натыкаясь на одежный шкаф и тумбочку для обуви... Как мимолетно поправляла волосы перед зеркалом... Как открыла дверь, сияя улыбкой...
На пороге стоял Эжен. В его руках пахли весной мимозы.
Он прошелся по Насте быстрым, цепким взглядом. Усмехнулся:
– Кажется, ты ждала не меня...
Настя подавила искушение захлопнуть дверь перед его носом. Холодно спросила:
– Ты чего-то хотел?
– Для начала – войти.
Женя оттеснил ее в коридор, закрыл за собой дверь. Приказал:
– Цветами займись.
«Сенька ненавидел мимозы. Почему-то считал, что они пахнут гробами».
Настя послушно вынесла из комнаты вазу, наполнила ее водой, поставила цветы: «А ведь и правда – пахнут мертвым деревом». Эжен уже по-хозяйски расположился в комнате. Безошибочно выбрал Сенькино кресло, закинул ногу за ногу. На губах блуждала гаденькая ухмылка.
– Кофе угостишь? С коньячком, если есть.
Настя просьбу проигнорировала. Молча села в кресло напротив, сложила руки на коленях:
– Ну, говори: зачем пришел?
– О тебе беспокоится мать. Просит вернуться домой.
Настя пожала плечами:
– Мне она не говорила... что беспокоится. Если хочет – пусть звонит сама.
– Нехорошо, Настя, – покачал головой Женя. – У Ирины Егоровны такое горе...
Настя вспыхнула:
– Можно подумать, у меня – сплошная радость.
Женя будто не слышал:
– Это ее родители погибли... Ее мать и отец.
«Дед и мне был, как отец. Даже лучше». На глаза навернулись слезы. А Эжен с нажимом продолжил:
– Она не может потерять еще и дочь. Пожалуйста, прости ее. И вернись к ней, домой...
Настя собралась с силами, выдохнула:
– Ты пришел только за этим?... Я тебя поняла. Все, спасибо. Можешь идти.
Женя проговорил – будто в пространство:
– Я, кажется, просил кофе...
– Обойдешься, – сгрубила Настя. – Проваливай.
Эжен внимательно посмотрел ей в глаза:
– Слушай, цыпочка... Ты такая резкая... В твоей-то ситуации надо быть поскромней. Не боишься пробросаться?
– Не боюсь. – отрезала Настя. – Вали отсюда! И цветы свои поганые забирай! Они гробами пахнут!
Слезы, давно собиравшиеся в глазах, не удержались – хлынули потоком. Ну вот, только этого не хватало – рыдать при противном Эжене! Настя бросилась в кресло, уткнулась носом в спинку. Она не может плакать при нем! Но остановиться тоже не может...
– Ух-ходи! – простонала она сквозь слезы.
Скрипнуло кресло: Женя встал. Настя заплакала еще горше. И почувствовала на своих плечах его сильные руки. Она дернулась, попыталась освободиться. Женя легко поднял ее – Настя молотила его руками и ногами – и, давя стальными объятиями, перенес на диван.
– Я уйду. Сейчас уйду. – успокаивающе приговаривал он. – Ты только реветь перестань... – И неожиданно добавил: – Бедная моя девочка... Сколько же на тебя навалилось...
От неожиданного участия Настя опешила. Зло выкрикнула сквозь слезы:
– Тебе-то что до меня?!