Тайный воин - Флевелинг Линн. Страница 25

Глава 12

Не успел Тобин привыкнуть к постоянному присутствию Айи в его доме, как она заявила, что уезжает. Они с Ки мрачно наблюдали за тем, как она укладывала свои пожитки.

— Но ведь до праздника Сакора осталось всего несколько дней! — воскликнул Ки. — Разве тебе не хочется присутствовать на нем?

— Нет, не хочется, — пробормотала Айя, запихивая в сумку шаль.

Тобин догадывался о причинах ее тревоги. Айя долго пропадала где-то в городе и явно не пришла в восторг от своей прогулки. Тобин знал, что беспокойство волшебницы как-то связано с Гончими, но Айя не позволяла ему заговаривать на эту тему.

— Держись от них подальше, — предупредила она принца, без труда прочитав мысли Тобина по его лицу. — Не думай о них. Не говори о них. Это и тебя касается, Киротиус. Даже невинная болтовня маленьких мальчиков в наши дни небезопасна.

— Маленьких мальчиков? — вскипел Ки.

Айя отвлеклась от сборов и нежно посмотрела на оруженосца.

— Может, ты и подрос немножко с тех пор, как мы встретились. Но все равно, вы двое значите не больше, чем крошечная соринка в глазу волшебника.

— Ты возвращаешься в наш замок? — спросил Тобин.

— Нет.

— А куда ты поедешь?

Поблекшие губы Айи сложились в загадочную полуулыбку, когда она приложила палец к своему носу:

— Меньше знаешь, лучше спишь.

Больше она не пожелала говорить об этом. Мальчики сели на коней и проводили ее до южных ворот. Последним, что они видели, была тонкая коса Айи, подпрыгивавшая на спине волшебницы, когда та пустила коня легким галопом прямо на толпу на мосту Попрошаек.

Праздник Сакора начался пышно, хотя все вокруг и говорили, что отсутствие короля и слухи о военных неудачах, принесенные ветеранами, наложили тень на обычное величие трехдневного торжества. Но для Тобина, до сих пор видевшего лишь блеклые сельские праздники в Алестуне, все казалось невообразимо торжественным и магическим.

В Ночь Печали компаньоны и все самые знатные вельможи Эро стояли вместе с принцем Корином в самом большом в городе храме Сакора, у подножия холма, на котором красовался дворец. Площадь вокруг храма была заполнена народом. Все приветствовали Корина, когда он, заняв место отца, одним ударом убил предназначенного в жертву Сакору быка. Жрецы хмурились, рассматривая внутренности быка, и помалкивали, но народ снова взорвался восторгом, когда молодой принц поднял меч и поклялся, что его семья будет защищать Скалу. Жрецы преподнесли принцу огненную чашу, храмовые трубы оглушительно гудели, а город начал погружаться во тьму, словно по волшебству. И за его стенами, над заливом и дальними фермами, тоже разливалась темнота. В эту ночь, самую длинную в году, в Скале гасились все огни, что символизировало ежегодную смерть Старого Сакора.

Компаньоны вместе с Корином бодрствовали всю эту длинную холодную ночь, а перед рассветом помогли внести в город новый огонь года.

Два следующих дня представляли собой сплошные балы и верховые прогулки и пирушки за полночь. Корин был самым желанным гостем в городе; канцлер Хилус и его писцы составили список домов, храмов и гильдий, которые Корин с компаньонами обязан был посетить, причем во многих из них он задерживался ровно настолько, чтобы совершить новогоднее возлияние.

Вскоре после праздника наступила настоящая зима. Дождь превратился в снежную крупу, а крупа — во влажный, тяжелый снег. Облака плотно закрыли небо от моря до гор, и вскоре Тобину начало казаться, что он никогда больше не увидит солнца.

Наставник Порион заставлял всех продолжать учебные конные бои и утренние пробежки, невзирая на погоду, но на мечах они теперь бились в закрытом помещении. Пиршественный зал принца освободили от мебели, а на голом полу начертили мелом круги для фехтовальщиков и линии, с которых велась стрельба. Звон стали иной раз бывал просто оглушительным, и всем приход и лось следить за тем, чтобы не оказаться между стрелками и их мишенями, но в остальном все было вполне пристойно. В зале постоянно толпились молодые вельможи и придворные девушки, наблюдавшие за компаньонами.

Уна тоже почти постоянно находилась в зале, и Тобин ощущал уколы совести, замечая ее взгляды. Однако многочисленные обязанности просто не позволяли ему выполнить свое обещание… или, по крайней мере, так он твердил себе. Каждый раз, глядя на Уну, он снова ощущал ее губы на своих губах.

Ки поддразнивал друга и неустанно спрашивал, собирается ли принц сдержать данное слово.

— Собираюсь, — каждый раз отвечал Тобин. — Просто сейчас у меня нет времени.

Зима внесла и другие изменения в ежедневную рутину. Долгие холодные месяцы все мальчики из знатных семей должны были посещать уроки генерала Марнарила, старого воина, служившего не только королю Эриусу, но и двум королевам до него. Из-за своего хриплого каркающего голоса, что было результатом боевого ранения в горло, он получил прозвище Ворон, но произносилось оное большим уважением.

Он рассказывал молодым людям о знаменитых сражениях, во многих из которых участвовал сам. Несмотря на свой возраст, Ворон был отличным учителем и приправлял свои уроки веселыми отступлениями о причудах и привычках разных людей, с которыми он сражался — то ли как с врагами, то ли бок о бок.

Артистизм генерала восхищал Тобина. Рассказывая о каком-то сражении, он вдруг начинал рисовать мелом на полу план поля битвы, потом, при помощи разноцветных камешков и кусочков дерева, пояснял расстановку сил и ход сражения, подталкивая «солдат» концом своей трости из слоновой кости.

Кое-кто из мальчиков кривился и зевал на этих уроках, но Тобин наслаждался ими. Живописные рассказы Ворона напоминали ему о тех часах, которые они с отцом провели над маленьким макетом Эро. И он втайне восторгался, когда генерал Марнарил рассказывал о прославленных женщинах-воительницах. Старик не делал различия между генералами-мужчинами и генералами-женщинами, он признавал лишь боевые заслуги.

Среди знатных юношей, посещавших уроки вместе с компаньонами, был и Аренгил, друг Тобина. И очень скоро дружба Аренгила с принцем и его оруженосцем стала еще прочнее.

Веселый и смышленый ауренфэйе обладал ярким актерским даром и умел изображать любого при дворе. Когда но вечерам они вместе с младшими компаньонами собирались в комнате Тобина, он смешил их до полного изнеможения, то представляя надменного и жеманного Албена, то превращаясь в неуклюжего надутого Зуштру или сутулого старого Ворона.

Иногда к ним присоединялись Корин и Калиэль, но теперь старшие юноши чаще тайком убегали в нижний город. Наутро после ночных походов они выходили на пробежку к храму с налитыми кровью глазами и самодовольными ухмылками и хвастались своими подвигами перед младшими, убедившись, что Порион их не слышит.

Остальные внимали им со смесью восхищения и зависти, но Ки вскоре начал беспокоиться за Лисичку. Все знали, что тот безнадежно влюблен в Орнеуса, но его господин теперь не думал ни о чем, кроме пирушек и попоек с принцем, хотя был совершенно не в силах выносить такие забавы.

— Не знаю, что Лисичка нашел в этом бездельнике, — ворчал Ки, наблюдая, как грустный оруженосец убирает за своим другом отвратительную блевотину или тащит Орнеуса в их комнату, когда тот мертвецки напивался и не держался на ногах.

— Орнеус очень изменился после приезда сюда, — сказал однажды Руан, когда они сидели в доме Тобина и жарили над огнем очага толстые куски твердого сыра. За окном падал снег, а в теплом доме было тепло и уютно. К тому же свобода от взрослых и старших юношей приятно будоражила кровь.

— Точно, — проговорил Лута с набитым ртом. — Поместье моего отца рядом с их поместьем, и раньше мы часто встречались на разных праздниках и вечерах, прежде чем стали компаньонами. Они с Лисичкой были тогда как братья, а потом… — Он пожал плечами и покраснел. — Ну вы же знаете, как это иногда бывает. Орнеус вообще-то неплохой парень, но я думаю, его выбрали в компаньоны только потому, что его отец имеет вес при дворе. Владения герцога Орнеуса-старшего почти такие же огромные, как твои в Атийоне.