Кричащая лестница - Страуд Джонатан. Страница 2

Голос у миссис Мартин был лишен интонаций и прозвучал довольно неуверенно. А затем мы все ненадолго замолчали.

– Благодарю вас, мадам, – я прервала повисшую паузу и выразительно посмотрела на дверь. – Теперь позвольте задать вам один вопрос: сейчас в доме кто-нибудь есть? Когда мы звонили, мне показалось…

Миссис Мартин стремительно вскинула на меня глаза:

– Нет. Это совершенно невозможно. Ключ от дома только один, и он у меня.

– Понятно. Очевидно, я ошиблась.

– Ну хорошо, не стану вас задерживать, – сказала миссис Мартин. – Мама заполнила анкету, которую вы ей прислали, – она протянула Локвуду кожаную папку. – Она надеется, что ее ответы смогут вам помочь.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Локвуд, засовывая папку куда-то себе под куртку. – Большое спасибо. Да, нам, пожалуй, следует приступать к делу. Скажите вашей маме, что утром мы дадим о себе знать.

Миссис Мартин протянула Локвуду кольцо со связкой ключей. Где-то вдали, в тумане, просигналил автомобиль, ему ответил другой гудок. До комендантского часа оставалась еще масса времени, однако ночь уже надвигалась и люди начинали тревожиться – всем хотелось поскорее добраться до дома.

Вскоре на улицах Лондона замрет все движение, они погрузятся в тишину и туман, клубящийся в лучах лунного света. Но кроме тумана на улицах будет еще нечто, но этого не сможет толком рассмотреть ни один взрослый.

Сьюзи Мартин тоже заторопилась. Она расправила плечи и поплотнее запахнула свой кардиган:

– Что ж, пойду и я. Наверное, нужно пожелать вам удачи, – она отвела взгляд в сторону и добавила: – Такие юные! Как ужасно, что наш мир докатился до этого.

– Доброй ночи, миссис Мартин, – сказал Локвуд.

Она не ответила и молча начала спускаться с крыльца. Еще несколько секунд – и ее фигура растворилась в тумане, окутавшем дорожку, которая вела к дороге.

– Она расстроена, – заметила я. – Думаю, что завтра утром они откажутся от наших услуг.

– Значит, все нужно решить сегодня ночью, – сказал Локвуд. – Ты готова?

Я пошлепала ладонью по эфесу своей рапиры:

– Готова.

Локвуд криво улыбнулся, подошел к двери, вставил в замок ключ и театральным жестом повернул его.

Входить в дом, где находится Гость, следует быстро. Это одно из первых правил, которым обучают будущих агентов. Никогда не раздумывай, никогда не мешкай на пороге. Почему? Потому что это последние секунды, когда все еще не слишком поздно переиграть. Ты стоишь перед открытой дверью, в спину тебе дует свежий ветерок, а впереди только тьма, в которой таится неизвестно что, и нужно быть идиотом, чтобы не захотеть плюнуть на все, развернуться и убежать.

И как только ты начнешь думать об отступлении, твоя воля тебя покидает, сердце начинает замирать от страха: раз! – и ты проиграл, еще не приступив к делу. Мы с Локвудом оба знали это правило, поэтому медлить перед открытой дверью не стали. Быстро проскользнули в дом, поставили на пол рюкзаки и тихо прикрыли за собой дверь. Потом постояли немного, прижавшись друг к другу спиной, прислушиваясь и осматриваясь по сторонам.

Холл в доме, где до недавнего времени жили мистер и миссис Хоуп, был длинным и довольно узким, хотя благодаря высоким потолкам казался просторнее, чем был на самом деле. Пол здесь был выложен по диагонали черными и белыми плитками. Стены холла были оклеены светлыми обоями, а впереди угадывалась уходящая вверх, в темноту, лестница. Дальний конец холла огибал эту лестницу и тонул в беспросветном мраке. Вдоль обеих боковых сторон холла тянулись вереницы открытых дверей – за ними не было видно ничего, кроме все той же угольно-черной тьмы.

Темноту, разумеется, можно было разогнать, включив свет – вот он, выключатель, прямо под рукой справа от двери. Но мы к нему не притронулись. Видите ли, второе правило, которому нас учат, гласит: электрический свет мешает расследованию. Он притупляет остроту восприятия и делает вас слабым и глупым. Слушать и наблюдать гораздо лучше в темноте. А то, что тебе при этом страшно, – даже хорошо: страх обостряет чувства.

Так мы и стояли с Локвудом в темноте, занимаясь каждый своим делом. Я прислушивалась. Локвуд наблюдал. В доме было холодно. Воздух здесь, как и в любом нелюбимом месте, казался сырым и слегка отдавал кислятиной.

– Отопление не работает, – шепнула я, наклоняясь к Локвуду ближе.

– Угу.

– Заметил что-нибудь?

– М-м-хм.

Мои глаза постепенно привыкали к темноте, и я начинала различать все больше деталей. У нижнего конца перил стоял маленький полированный столик, на нем – фарфоровая миска с ароматической смесью из сухих цветочных лепестков. На стене – выцветшие от времени плакаты давно сошедших со сцены мюзиклов и фотографии, на которых изображены пологие холмы и спокойное ласковое море. Все это выглядит совершенно безобидным. Пожалуй, не таким уж уродливым был этот холл, каким он показался мне поначалу. В ярком солнечном свете здесь, наверное, очень даже мило. Но только не сейчас, когда последние бледные лучи закатного солнца, проникающие сквозь матовые панели входной двери, падают во мрак и кажутся призрачными перекошенными гробами, внутрь которых аккуратно вписываются наши с Локвудом тени. Да и обстоятельства смерти старого мистера Хоупа, тяжелым камнем лежащие у каждого из нас в мозгу, нисколько этот холл не украшали.

Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и отогнать прочь мрачные мысли. Затем закрыла глаза и стала слушать.

Слушать…

Холлы, лестничные площадки и сами лестницы – это артерии и воздушные пути любого здания. Именно по этим каналам все течет и все связывается друг с другом. Благодаря этому – обладая, естественно, слухом – можно уловить эхо событий, произошедших за последнее время во всех примыкающих к этим каналам помещений. Иногда, правда, начинаешь слышать и другие шумы и звуки, зачастую самые неожиданные. Это отзвуки каких-то давних событий или спрятанных вещей…

Именно так произошло и на этот раз.

Я открыла глаза, подхватила с пола свой рюкзак и медленно пошла через холл к лестнице. Локвуд уже стоял там, возле маленького полированного столика под краем перил. Лицо Энтони слабо светилось в падающем сквозь дверные панели свете.

– Что-то услышала? – спросил он.

– Ага.

– Что?

– Негромкий стук. Появляется и пропадает. Очень-очень слабый, и я не могу понять, откуда он идет. Но здесь, возле лестницы, он чуть слышнее. А что у тебя?

– Ты, конечно же, помнишь, что случилось с мистером Хоупом? – Локвуд указал на нижние ступеньки лестницы.

– Он упал с лестницы и сломал себе шею.

– Совершенно верно. Так что неудивительно, что здесь остались многочисленные следы посмертного свечения, хотя прошло уже три месяца. Ты знаешь, оно все еще настолько яркое, что хоть солнечные очки надевай. Итак, коротко освежим в памяти то, что по телефону сказала нашему Джорджу миссис Хоуп. Ее муж шел, споткнулся, скатился с лестницы, ударился и сломал шею, – Локвуд посмотрел на уходящую в темноту лестницу и добавил: – Длинный лестничный пролет. Не самый лучший способ умереть.

Я склонилась, пытаясь рассмотреть в полумраке пол под лестницей.

– Да, смотри-ка, здесь даже плитки треснули. Он, должно быть, свалился с грохо…

На лестнице раздались два резких удара, лицо обдало струей воздуха. Прежде чем я успела среагировать, прямо на то место, где я стояла, рухнуло что-то большое, тяжелое и мягкое. От звука удара у меня лязгнули зубы.

Я отскочила назад и выхватила висевшую у меня на поясе рапиру. Встала, прижавшись спиной к стене, – поднятая вверх рапира дрожала у меня в руке, сердце бешено колотилось в груди, глаза дико стреляли по сторонам.

Ничего. Лестница по-прежнему оставалась пустой. Не было и неловко вывернутого, лежащего на полу безжизненного тела.

Локвуд небрежно перегнулся через перила. Уверена, что при этом он удивленно приподнял бровь. Правда, утверждать этого не могу – было слишком темно, чтобы это увидеть. Одно знаю наверняка – Локвуд ничего не услышал.