Комплекс Росомахи - Зосимкина Марина. Страница 41

Додик немножко попозировал, стоя на месте и провожая задумчивым

взглядом поджарый зад улепетнувшей подмосковной «Нивы». Теперь главное,

чтобы «староста группы» его отследила и взяла под прицел.

Когда Додик учился в МАИ, в их группе была вот такая же староста,

неподкупная и свирепая коммунарка, за которой не ухаживал ни один пацан, но

все прогибались, чтобы она не поставила жирной шариковой ручкой два часа

прогула в журнал посещаемости и тем самым не навлекла гнев и карательные

меры сурового декана Сушкова Михаила Ильича.

Да, это так, Додик посещал и окончил сей престижный по прошлым

временам вуз. Не блистая в учебе, он весьма преуспел в комсомольской карьере,

поочередно управляясь с делами то культурно-массового, то физкультурно-

спортивного секторов в комитете комсомола их факультета.

И даже жениться успел на пятом курсе. Вообще, женат он был дважды.

Первый раз – по тщеславию, второй по корысти. Но жены возле него не

удержались, поскольку сильно Додик менялся по прошествии короткого времени

после внедрения в семью. Не то чтобы желал верховодить там, где и без него

крутой тесть, но почтения требовал. Первую семью это смешило, вторую

возмущало, но ни та, ни другая долго его выступления терпеть были не намерены,

и Додик из них последовательно выбыл.

Потом была гражданская жена из простушек, но в то время он уже нашел

свое главное увлечение, забирающее много сил, а главное, денег. Терпеть такие

расходы из семейного кошелька жена-простушка не захотела. Сначала, правда,

она притворялась, что разделяет с Додиком его хобби, но ее притворства надолго

не хватило. Походив одну зиму в перештопанных сапогах и не найдя в бюджете

средств на новые, когда наступила вторая, жена послала Додика с его любовью к

великим голландцам и хлопнула дверью. Он не переживал. Теперь он один и

счастлив.

«Кажется, схватилось», – удовлетворенно отметил про себя Додик, встретив

заполошный взгляд «старосты», таращившейся на него из кое-как

припаркованного авто, и быстрым шагом направился через дорогу. Его целью была

вон та блочная пятиэтажка, выселенная и подготовленная к сносу. Он хорошо знал

этот объект.

Оказавшись на другой стороне улицы, Додик еще раз оглянулся. Упертая

«коммунарка» спешно выбиралась из машины с явным намерением продолжать

погоню и настигнуть. Или все-таки проследить?

«Отличненько, – сказал он себе, мысленно потирая руки. – Она на хвосте.

Хорошая девочка, управляемая. Тут-то мы тебя с хвостика и сбросим.»

Чтобы подстегнуть ее охотничий рефлекс, Додик даже изобразил из себя

сильно куда-то спешащего и, как бы с оглядкой и опаской, направился в сторону

огороженной жиденькими перилами лестнички, расположенной в торце

пятиэтажки. Лестничка из шести ступенек вниз оканчивалась дверью, ведущей в

огромный, почти во всю площадь опустевшего дома, подвал, который домовитые

бывшие жильцы превратили в коллективный подземный сарай, разбив его

посекционно.

Само здание выглядело жалко и страшно. Многих стекол оно уже лишилось,

дверей в подъезды не было вообще. Смотреть на эти серые стены, рамы без

стекол, отбитые косяки дверей и мрачные провалы пустых подъездов было

отчего-то жутковато даже солнечным субботним днем и при густом скоплении

пешеходов.

Но у Будимира Стефановича нервы были крепкие. Кроме того, он здесь

бывал и не раз. Они с покойным чудаком Алексом все здесь хорошо отработали. И

Додик помнил этот подвал, который своим нависающим потолком и тесными

проходами между фанерными хлипкими стенками, огораживающими каждое из

частных сарайных владений, и кургузыми штакетничками дверей, плохо

скрывающими от посторонних глаз ящики с картошкой на зиму или лишние в доме

тазы и лыжи, сильно смахивал на общагу в преисподней.

Ближе к центру подвала сей сюрреалистичный картонный лабиринт

внезапно упирался в фундаментальную бетонную стену, имеющую посередке

нормальную, а не решетчатую дверь, довольно прочную, с задвижкой и

проушинами под солидный амбарный замок. Сам замок, естественно, давно уже

отсутствовал, как отсутствовал и его напарник – врезной, на месте которого зияла

рваная дыра, забитая скомканной газетой.

За дверью обнаруживалось прямоугольное помещение с «глухими» стенами,

наподобие некоего бункера или огромной шлюзовой камеры, хотя для шлюзовой

камеры оно было великовато да и не к месту, особенно если учесть, что со всех

сторон «бункер» был окружен все тем же извилистым самостройным коридором.

Функциональное назначение данного помещения, которое было в метров

тридцать квадратных, не меньше, определить было затруднительно, так как оно

внутри себя ничего конкретного не содержало, если не считать пустой

пластмассовой тары из-под пивных и винных бутылок, растерзанных картонных

коробок и какого-то грязного тряпья. У противоположной стены имелся, правда,

высокий металлический стеллаж, сильно ржавый, но все еще крепкий, однако, по

наполнению его полок тоже нельзя было сделать каких-либо выводов – кроме

неровных стопок пожелтевших газет на полках ничего не лежало и не стояло.

Стеллаж был придвинут к стене не вплотную, а с небольшим промежутком и

как бы вкривь, чтобы уж совсем не перекрывать еще одну капитальную дверь,

выводящую на вторую половину подвала.

Эта половина скрупулезно копировала первую, и в торцевой ее части, как в

зеркальном отражении, имелась такая же дверь на улицу, правда, лестница вверх

была не шести, а четырех ступенек за счет неровностей местного ландшафта.

Раньше, пока в доме жили люди, и подвал был посещаем, он освещался

редкими слабенькими лампочками, но сейчас от них остались висеть одни голые

шнуры без патронов, да и от электричества дом был давно отключен.

После того как жители пятиэтажки, получив ордера и ключи, разъехались по

новостройкам и забрали из своего подземного сарая ценные тазы, здесь какое-то

время тусовались мужики из бомжей, они и блюли в своих интересах сохранность

дверей и запоров. Тех мужиков тоже уже нету, поскольку они перебрались на

другой объект по причине, от них не зависящей, а вот двери и задвижки пока

сохранились. По крайней мере, Додик на это очень надеялся. Да и задвижка ему

нужна была всего только одна, чтобы отвязаться, наконец, от этой настырной

девки, прицепившейся к нему, как жвачка к рифленой подошве.

И наказать маленько. Слегка, для острастки, чтобы больше к нему не лезла,

дура долбанная. Будимиру Стефановичу стало изменять его всегдашнее

уравновешенное спокойствие. Он начинал сердиться.

Его план был прост и потому заранее успешен. Додик заманит долбанную

дуру по извилистой кишке подвального лабиринта в заброшенный «бункер»,

скоренько выберется из него через дверь, скрытую стеллажом, потом выскочит на

улицу через второй подвальный выход, по верху пробежится обратно, вновь

спустится в подвал и запрет «бункер» с этой стороны, задвинув на двери задвижку,

а ежели задвижки не случится, то подопрет дверь каким-нибудь ящиком

потяжелее.

Когда эта дура все-таки найдет впотьмах и на ощупь незапертую дверь, а

потом набродится в страхе и ужасе по узким фанерным коридорам в поисках

лестницы, ведущей к дневному свету, Будимир Стефанович будет у себя дома

варить на полдник пельмени, и никто никогда не сможет пригласить его к

следователю – ни в милицию, ни в полицию. По крайней мере, по этому делу. По

делу глупого Алекса.

Осеннее солнце, с трудом протискивающееся сквозь узкие, в один кирпич,

оконца под самым потолком, почти не справлялось с задачей освещения, и Додик

зашипел, больно зашибив косточку голеностопа о какой-то подло торчащий выступ