Свидетельница смерти (Театр смерти, Убийство на «бис») - Робертс Нора. Страница 2

– Мои постановщики постарались на славу – по­добрали артистов, которые внешне напоминают перво­начальных исполнителей, но обладают при этом собственной яркой индивидуальностью. Как-нибудь мы обя­зательно посмотрим этот фильм, и ты поймешь, что я имею в виду.

Рорк тоже оглядел огромное помещение театра. Как бы ни было ему приятно проводить вечер в компании любимой жены, он все же оставался бизнесменом, а постановка этой пьесы являлась для него вложением де­нег,

– Все же не зря я затеял все это! Вот увидишь: спек­такль будет идти долго и с большим успехом.

– Ой, смотри, вон доктор Мира! – воскликнула Ева, привстав с кресла и указывая на полицейского психолога – всегда элегантную женщину, затянутую в длинное белоснежное платье. – С мужем пришла. Его сегодня просто не узнать!

– Хочешь, пошлем им записку и пригласим куда-нибудь после окончания спектакля? – предложил Рорк.

Ева уже открыла было рот, чтобы согласиться, но затем пристально посмотрела на Рорка и мотнула голо­вой:

– Нет, не надо. У меня на сегодняшний вечер дру­гие планы.

– Правда?

– Ага. А ты что, против?

– Вовсе нет. – Он долил в бокалы шампанского. – А теперь, пока у нас есть несколько минут перед нача­лом второго акта, расскажи мне, почему ты так уверена, что убийца – Леонард Воул?

– Слишком он гладенький, слишком лощеный. Но не так, как ты, – добавила Ева, заставив Рорка усмех­нуться. – У тебя лоск идет изнутри, а он будто маслом намазан.

– Дорогая, ты мне льстишь…

– Как бы то ни было, это скользкий тип. Умело ра­зыгрывает из себя честного, трудолюбивого, доверчиво­го человека, которому в какой-то момент не повезло. Но такие «отличники», да еще имеющие жен-красавиц, не связываются с малопривлекательными старухами, если только у них нет какой-то тайной цели. А у этого цель гораздо более масштабная, нежели продавать ду­рацкую кухню, которую он изобрел.

Ева отпила из своего бокала, и тут в зале мигнули огни, возвещая о том, что антракт окончился.

– Жена знает, что убийство совершил он. Кстати, основное действующее лицо – вовсе не он, а она. Эта женщина – умница. Если бы я расследовала это дело, то главное внимание обратила бы именно на нее. Да уж, я бы поговорила по душам с Кристиной Воул!

– Значит, пьеса тебе понравилась?

– Умная вещь.

Занавес поднялся, но вместо того, чтобы следить за действием на сцене, Рорк продолжал любоваться Евой, думая о том, что она, наверное, самая удивительная женщина на свете. Совсем недавно она вернулась до­мой в одежде, запачканной кровью. К счастью, чужой. Оказалось, что она расследовала дело, раскрытие кото­рого заняло у нее всего один час – с того момента, как было совершено убийство, и до того, как арестованный сознался в его совершении.

К сожалению, не часто все происходило с такой по­трясающей простотой. Рорк нередко наблюдал, как Ева доводит себя буквально до изнеможения, отчаянно рис­кует жизнью – и все для того, чтобы правосудие вос­торжествовало. И это была лишь одна из многих ее чер­точек, которыми Рорк неподдельно восхищался.

А теперь она здесь, рядом с ним, в элегантно обтя­гивающем черном платье. Из драгоценностей на ней был лишь редкостной красоты бриллиант в форме капли, который когда-то подарил ей Рорк. Он лежал, слов­но зияющая застывшая слеза, в ложбинке между грудя­ми Евы. И только прическа ее была, как всегда, небреж­ной – шапка коротких каштановых волос. Губы Евы были не накрашены – она редко пользовалась губной помадой. Ее красивое волевое лицо вообще не нужда­лось в косметике.

Она смотрела спектакль холодными глазами поли­цейского: пыталась вычленить мотив преступления, найти улики, чтобы в итоге обнаружить убийцу – точно так же, как она делала бы это, занимаясь настоящим расследованием. Рорк видел, как сжались губы Евы и сузились ее глаза, когда она наблюдала за действиями героини пьесы. Кристина Воул как раз заняла свиде­тельское место – и начала предавать мужчину, которо­го называла своим мужем.

– Она что-то задумала! Я же тебе говорила, что у нее туз в рукаве!

Рорк провел кончиками пальцев по шее жены.

– Говорила, говорила…

– Она лжет, – пробормотала Ева. – Не все время, конечно. Перемежает ложь с правдой. При чем тут ку­хонный нож? Ну, порезался он им – это не так важно. Отвлекающий момент. Это не орудие убийства, которое, кстати, даже не присутствует среди улик. Но если он просто порезался этим кухонным ножом, когда резал хлеб, – и все с этим согласятся, – на кой черт он тут нужен?!

– Воул говорит, что порезался случайно, – заметил Рорк. – Но он мог сделать это намеренно, чтобы оп­равдать присутствие крови на рукавах.

– Не имеет значения. Это все дымовая завеса. – Ева нахмурила брови. – А он хорош! Смотри, как дер­жится. Делает вид, будто потрясен, подавлен ее показа­ниями.

– А разве нет?

– Тут что-то не так. Чего-то не хватает… Но я выяс­ню, чего именно.

Еве нравилось тренировать свой ум при каждом удобном случае, рассматривая вещи под разными угла­ми, анализируя и пытаясь найти ключики к самым муд­реным замочкам. До того, как они с Рорком пожени­лись, Ева ни разу не была в театре, очень редко смотрела видео и еще реже позволяла своей недруге Мэвис зата­щить ее в кино. И сейчас живая игра актеров захватила ее. Сидя в темноте зала и наблюдая за развитием собы­тий на сцене, она начинала чувствовать себя участницей происходящего. Причем без всякой ответственности. Глупая богатая вдова, которая позволила проходимцу размозжить ей голову, не ждала помощи от лейтенанта Евы Даллас, поэтому теперешнее «расследование» пре­вращалось в легкую и захватывающую игру.

Если все сложится так, как хочется Рорку, – а иначе просто не бывает, – эта богатая вдова будет умирать шесть раз в неделю по вечерам и два – во время утрен­них спектаклей. Причем продолжаться это будет не­сколько месяцев – на потеху «детективам», сидящим в креслах согласно купленным билетам.

– Не стоит он того, – пробормотала Ева. Пьеса на­столько захватила ее, что она искренне негодовала на персонажей, которые были ей не по душе. – Кристина жертвует собой, разыгрывает перед присяжными спек­такль, чтобы они увидели в ней хищницу, бессердечную суку, И все для того, чтобы выгородить его. Потому что она его любит. А он просто дешевка!

– Но ты же сама сказала, что она предала его, – от­кликнулся Рорк.

– Это только кажется, – отмахнулась Ева. – На са­мом деле, прикинувшись злодейкой, она перевела все стрелки на себя. На кого смотрят сейчас присяжные? На нее. Она оказалась в центре внимания, а о нем все уже забыли. Здорово у нее голова работает! Только вот ради кого? Ради этого ничтожества? Неужели она сама еще этого не поняла?

– Подождем – увидим.

– Ну скажи, я права?

Рорк наклонился и поцеловал жену в щеку.

– Нет.

– Нет? Я не права?!

– Нет – я не скажу тебе. А ты помолчи, иначе пропустишь что-нибудь важное.

Ева бросила на мужа сердитый взгляд, но все же послушалась и продолжала смотреть спектакль молча. Ко­гда присяжные признали подсудимого невиновным, она возмущенно закатила глаза. Ну и олухи! Значит, присяжные – дураки не только в реальной жизни, но и в пьесах. Если бы вместо этих двенадцати простофиль в жюри присяжных посадить двенадцать полицейских, они прищучили бы этого мерзавца в два счета!

Только Ева хотела высказать все это Рорку, как вдруг заметила, что Кристина Воул пробирается через толпу «зрителей», жаждавших ее крови, обратно – в почти уже опустевший зал суда. Ева удовлетворенно кивнула, когда Кристина призналась барристеру в том, что со­лгала суду.

– Она знала, что он виновен! Я так и думала. Знала и лгала, чтобы выгородить его. Дурочка! А он теперь по­чистит перышки и снова начнет доить ее, вот увидишь.

Услышав смех Рорка, Ева с негодованием поверну­лась к нему.

– Что тут смешного?

– Просто я подумал, что вы с Агатой Кристи соста­вили бы прекрасный тандем.

– Тихо! Вот он идет! Гляди, как злорадствует…