Возвращение королевы - Флевелинг Линн. Страница 30

— Клянусь Великой Матерью, я буду творить только добро, — пообещал Мэти, прижав ладонь к груди и крепко сжимая другой рукой оо-лу.

Три дня Мэти провел в лесу с Ирманом и его кланом, учась говорить по-скалански и вместе со всеми смеясь над собой и своими сородичами, мнившими, будто они знают язык южан. В уплату он вылечил хромого вола и выгнал глистов у коз Ирмана. Семья Ирмана немного пугалась, когда Мэти призывал свою силу и на его коже выступали колдовские символы, но Ирман все равно позволил ему удалить свой гнилой зуб, а потом попросил Мэти поворожить над его старой женой, у которой была опухоль в животе.

Старуха, дрожа, лежала на одеяле в лунном свете, а все остальные наблюдали за Мэти с изумлением и легким недоверием. Мэти осторожно ощупал опухоль — она была горячей и воспаленной. Болезнь требовала серьезного лечения, вроде того, какое он творил для Теолина.

Он отвел Ирмана в сторону, чтобы объяснить, как мелодия выводит дух из тела, чтобы провести лечение, не потревожив его.

Мужчина потер щеку в том месте, где Мэти вырвал больной зуб. Потом наконец кивнул.

— Сделай для нее, что можешь.

Мэти сел рядом с женщиной и уложил конец оо-лу возле ее бедер.

— Ты теперь спишь, женщина, — сказал он на недавно освоенном скаланском языке. — Хороший сон. Я делать тебя не больная. Ты давать мне…

Он не знал нужного слова. Ему необходимо было ее согласие.

— Я даю тебе разрешение, — прошептала женщина. — Ведь мне не будет больно?

— Никакой боли, — заверил ее Мэти.

Он усыпил женщину и пригласил ее дух искупаться в лунном свете, а потом принялся исследовать ее живот. К его облегчению, у нее оказался лишь большой нарыв в яичниках. Вообще-то серьезный нарыв, если говорить точно, но Мэти быстро остудил горячие жидкости тела и вывел их наружу. Чтобы окончательно изгнать болезнь, потребовалось бы еще несколько дней лечения очищающими травами, но когда он сыграл мелодию возвращения духа и разбудил женщину, та приложила ладонь к боку и улыбнулась.

— Ох, мне теперь намного легче! Ирман, он хороший целитель! Почему люди рассказывают такие ужасные вещи о его народе?

— Мы уметь причинять вред, — признался Мэти. — Есть и плохие ведьмы, а есть такие, кто воевать с южанами. — Он отвесил остальным виноватый поклон. — Не друзья только те, кто убивать нас и прогонять с наша земля.

— Так это правда, что твой народ раньше жил вдоль восточного побережья? — спросил один из внуков Ирмана.

Мэти грустно кивнул. Старики до сих пор пели о священных местах возле соленой воды — о могилах и святынях, скрытых в прибрежных скалах, о священных источниках и рощах, за которыми никто не ухаживает уже нескольких поколений. Долины среди холмов и гор до сих пор принадлежали народу ретха-ной лишь потому, что в них пока не нуждались скаланцы.

На четвертое утро Мэти собрался уходить. Ночью он опять видел во сне Лхел, и она нетерпеливо требовала, чтобы он шел дальше, но не на юг, а на север.

Ирман дал ему еды и одежду, чтобы облегчить путь. Скаланские туники и тканые шаровары подошли больше, чем его свободная рубаха и гамаши, и их шили, не вкладывая в них чары. Мэти сам вшил кое-что внутрь туники и спрятал за ворот свое ожерелье из зубов лося и медведя. Он принял у Ирмана и скаланский нож, а свой положил в матерчатую суму с едой, которую дал ему торговец.

— А как быть с твоим рогом? — спросил Ирман, когда Мэти приладил поющий посох на ремень. Мэти лишь подмигнул в ответ. Если ему понадобится, люди просто не увидят, что это такое.

— Теперь я могу говорить, я есть зенгати? — спросил он с усмешкой.

— Думаю, это лучше, чем признаваться в том, кто ты на самом деле, — ответил Ирман. — А ты уверен, что тебе необходимо продолжать твое путешествие? Лучше бы тебе повернуть домой.

— Великая Мать поможет мне.

Конечно, Мэти не стал рассказывать торговцу о Лхел. Южане не понимали мертвых.

Он шел на юг, пока семья торговца не осталась далеко позади, а потом повернул на север и шел весь этот день и весь следующий, лес вокруг становился все реже, а деревья — все ниже. Время от времени он мог смотреть уже поверх верхушек деревьев и видел бесконечную плоскую равнину. Мэти спешил, ему хотелось поскорее понять, каково шагать по совершенно плоской равнине, когда над головой простирается необъятное небо.

Так он шел еще три дня, пока наконец ноги не принесли его к широкой реке. На берегу раскинулась россыпь деревушек и ферм, на лугах паслись стада коров и лошадей.

Мэти не умел плавать, поэтому он дождался темноты, чтобы найти способ переправиться на другой берег. В ясном небе поднялась полная белая луна, такая яркая, что его тень черным силуэтом легла на росистую траву.

Он уже почти дошел до реки, когда встретился с группой южан. Мэти только что вышел из укрытия маленькой рощи и быстро шагал через освещенный луной луг, когда услышал голоса. Трое мужчин выбежали из темноты леса и неслись прямо к нему. Мэти бросил свою походную суму и снял с перевязи оо-лу, свободно обхватив его пальцами.

Мужчины приблизились с громкими криками — видимо, они хотели напугать его. Пальцы Мэти сжались на гладком дереве оо-лу, но он улыбался.

Подойдя к нему, мужчины выхватили из ножен мечи. От чужаков пахло грязью, одежда на них была рваной.

— Ты! — грубо выкрикнул самый высокий из них. — Я чую, из твоей сумы пахнет едой. Давай-ка ее сюда!

— Мне нужна моя еда, — ответил Мэти.

— Потроха Билайри, да откуда ты взялся, что говоришь так, будто у тебя рот полон камней?

Мэти понадобилось немного подумать, чтобы понять, о чем его спрашивают.

— Я зенгати.

— Зенгати, чтоб тебя! И ты притащился сюда сам по себе? — воскликнул другой оборванец, подходя ближе.

— Ты не драться меня, — предостерег его Мэти. — Я не хотеть вредить кто-то.

— Как мило, — прорычал самый высокий, придвигаясь еще ближе. — Чем это ты собираешься «вредить»? Дорожным посохом? Что-то я не вижу меча на твоем поясе, приятель.

Мэти удивленно наклонил голову вбок.

— Ты называть меня «приятель», а твой голос и меч говорить «враг». Уходи. Я пойду своя дорога мирно.

Они уже подошли почти на расстояние удара. Мэти вздохнул. Он ведь честно их предупредил. Ну что ж… Поднеся оо-лу к губам, он испустил крик горной рыси. Мужчины отпрыгнули назад, как он и ожидал.

— Проклятье, что это было? — сказал третий. Судя по голосу, он был намного моложе двух других.

— Вы уходить, — снова предупредил Мэти. — Я убить вас, если не уходите.

— Никакой он не зенгати, — грозно произнес предводитель. — Мы поймали грязного колдуна из горного народца. Только у них бывают такие дудки. Надо поскорее перерезать ему глотку, пока он не навлек на нас беду.

Но прежде чем они успели броситься на него, Мэти начал выдувать пчелиный гул. Мужчины опять остановились и на этот раз уронили мечи и схватились за головы, застонав от боли. Самый молодой упал на колени и громко закричал.

Мэти заиграл громче, наблюдая за тем, как и двое других повалились на землю. Кровь, хлынувшая из их ушей и носов, казалась черной в лунном свете. Если бы они были ни в чем не повинными людьми, магия не смогла бы подействовать на них так. Лишь те, кто запятнал сердце убийством, а руки — кровью, откликаются таким образом на звуки оо-лу. Мэти продолжал играть все громче и сильнее, пока все трое не перестали биться и кричать и не замерли неподвижно на траве. Он сменил мелодию и теперь играл то, что выводило из тел души Теолина и старой жены Ирмана, он играл это над телом вожака тройки. Но в этот раз он завершил мелодию резким карканьем ворона, который оборвал тонкую нить, связывавшую дух с телом. То же самое он проделал над вторым мужчиной, но юношу оставил в живых. Тот был еще слишком молод и, возможно, не сам выбрал для себя такую жизнь.

Души двух мертвых мужчин порхали возле тел, как злые летучие мыши. Мэти предоставил им самим искать ту дорогу, которой уходят после смерти южане, и пошел дальше, ни разу не оглянувшись.