Чуб земли. Туланский детектив - Фрай Макс. Страница 20

Я так и не понял: то ли дворцовые обычаи предписывали придворным демонстрировать друг другу свою наготу при всяком удобном случае, то ли леди Лаюки было решительно наплевать на условности. Тем не менее я поспешно обратился спиной к этому великолепному зрелищу и отправился гулять по саду. Я не был уверен, что готов узнать, как выглядят голые великанши. Многие знания — многие печали, так-то.

Когда я вернулся, Лаюки уже заканчивала одеваться, а в купальне плескался Король. Магистр Моти неторопливо избавлялся от сапожек. Я уселся рядом с ним и закурил, предвкушая грядущее блаженство. Попытка завести светскую беседу с Лаюки успехом не увенчалась: она рассеянно покивала, улеглась на траву и затихла, даже сделать вид, будто слушает мою болтовню, не потрудилась. Чуть позже к ней присоединился Гуриг, а затем и Моти последовал их примеру. Когда пришел мой черед залезать в бассейн, я с облегчением понял, что смущаться не имеет смысла: эта троица блаженно пялилась в небо, до меня им не было решительно никакого дела.

Вода оказалась настолько горячей, что в первый момент я чуть не выскочил вон, но потом притерпелся, а пару минут спустя даже начал получать удовольствие от происходящего. Но долго засиживаться не стал: аромат благовоний кружил голову, пар расслаблял тело — того гляди станешь счастливым вареным овощем, со свинцовой головой и ватными ногами. Некоторым нравится, но я себя в таком состоянии не переношу, вот просто убил бы!

Я покинул купальню вовремя, не утратив бодрости, зато мои спутники, судя по всему, перестарались. Лежали теперь на траве с бессмысленными, блаженными лицами, как пляжники после пятого литра пива — и что с такими красавцами делать? Я немного посидел рядом с ними на траве, потом решил, что ребят надо оставить в покое, благо мне есть чем заняться. Крошечный сад я, конечно, уже осмотрел, перенюхал все цветы и практически пересчитал травинки, но лес вокруг ведьминых владений был не менее достойным объектом для близкого знакомства.

Я зашел в дом, предупредил хозяйку, что отправляюсь на прогулку, искать меня не нужно, сам найдусь через часок-другой. Она поглядела на меня с плохо скрываемым изумлением: лесному жителю, наверное, трудно понять эти наши городские выверты. Зачем без дела бродить среди деревьев? Какого рода удовольствие можно от этого получить?

И ведь не объяснишь в двух словах.

По крайней мере, я расценил ее удивление именно так и тут же забыл о колдунье: меня куда больше занимала гипотетическая возможность встречи с каким-нибудь местным аналогом белки или ежа, я даже сухарь и кусок шоколада в карман сунул на всякий случай.

Зверья мне не обломилось, так что сухарь пришлось скрошить птицам, а шоколад слопать самостоятельно. Зато и приключений на свою задницу я не обрел. В дом вернулся довольным и благодушным — если бы внешность человека менялась в зависимости от настроения, быть бы мне плюшевым медвежонком.

Впрочем, по сравнению с моими спутниками, я все равно выглядел мрачным хмырем. С травки они как-то поднялись, даже в дом вошли и уселись за стол, но лица их по-прежнему выражали неописуемое блаженство — и больше, кажется, ничего. Перед каждым стояла деревянная миска с блеклой сероватой кашей, подозрительно похожей на заплесневевшую манку; Его Величество с друзьями уплетал склизкую дрянь за обе щеки, только что не похрюкивая от удовольствия. Ведьма восседала во главе стола, вооруженная котлом и ложкой, глядела на своих гостей с торжествующим умилением, как детсадовская повариха. Мне тут же предложили табурет и полную миску каши. Я осторожно попробовал кошмарное месиво, смутно надеясь, что вкус его окажется великолепным — все же колдунья варила. Однако содержание трапезы полностью соответствовало непривлекательной форме. Манная каша, сваренная на воде, без соли и сахара, была бы куда более гуманным решением.

Голод и вежливость сделали свое дело: две ложки серой дряни я как-то в себя поместил. Потом организм заартачился и решительно отказался от продолжения банкета. Хозяйка дома не столько огорчилась, сколько встревожилась, наблюдая мою позорную капитуляцию, но виду не подала — благо Магистр Моти как раз попросил добавки. Принимая миску, он накрыл ведьмину лапку своей ладонью — жест явно не случайный, хорошо просчитанная неназойливая демонстрация нежности, если не страсти.

Ну-ну, сказал я себе, парень, кажется, влип. Или не влип, а просто воспользовался моментом? В конце концов, всякому уважающему себя странствующему рыцарю нужна дама сердца… «А еще дама печени и дама селезенки», — подсказал мне ехидный ум, но я на него шикнул и довел благодушное рассуждение до конца: всякому странствующему рыцарю нужна дама сердца, а эта ведьмочка ничем не хуже других, а то и получше, пожалуй. Правда ведь, чертовски хороша, и где были прежде мои глаза?!

Впрочем, энтузиазм, с которым мои спутники лопали жуткую кашу, занимал меня куда больше, чем романтические поползновения Магистра Моти. Вдохновившись примером, я заставил себя съесть еще ложку этой вязкой отравы, смутно надеясь, что сейчас случится чудо и я наконец распробую этот тонкий деликатес. Но увы, ничего, кроме омерзения, так и не почувствовал.

Наконец Король отставил в сторону опустошенную миску, с наслаждением облизал ложку, мечтательно вздохнул и сказал:

— Грешные Магистры, как же все-таки хорошо вернуться домой!

— Туда, куда с детства рвался всем сердцем, не умея даже сформулировать это смутное, но страстное желание! — подхватил Магистр Моти.

Лаюки поглядела на них, как мне показалось, с некоторым сомнением, но почти сразу заулыбалась и кивнула, соглашаясь.

Я же чуть со стула не рухнул от таких речей, но решил держать марку, не выдавать смятения, пока не пойму, что тут у них происходит. Скорее всего, сговорились разыграть меня, как мальчишку, с них станется. Интересно, как они запоют, если я мгновенно включусь в игру? Не так уж это трудно: надо просто ничему не удивляться и соглашаться со всем, что они скажут. Изобразить, что я в восторге от каши, было бы куда труднее, но тут я и пытаться не стал. А поддержать безумный диалог о возвращении домой — не проблема, это мы всегда пожалуйста!

— Известное дело, — вдохновенно вступил я, — дом — это вовсе не то место, где ты родился. Память обычно не хранит сведений о нашем истинном доме, но инстинкт велит нам пускаться на его поиски, порой задолго до того, как мы научимся ходить. Что это за место такое — «наш дом», никто не знает и не может знать, поэтому приходится довольствоваться невнятными догадками, которые только уводят нас от истины. У большинства живых существ от рождения нет дома, зато есть восхитительные сны, тайные грезы наяву, первые смутные желания, для формулировки которых еще не хватает слов, — вот и учимся рыдать о несбывшемся, прежде чем узнаем, что это такое… Между прочим, все младенцы ревут о своем несбывшемся, пока их родители думают, будто виной всему мокрая пеленка. А вы не знали?..

— Как же хорошо вы говорите, сэр Макс, — пригорюнился Гуриг. И тут же встрепенулся: — Но иногда оказывается, что наш дом — вовсе не смутный отблеск потустороннего зарева, а именно то место, где мы родились. Другое дело, что можно прожить целую жизнь и не успеть это понять… Но мне повезло: я наконец ясно вижу, что этот дворец и есть мой дом. Настоящий, тот самый сокровенный дом, о котором вы говорили. Иного дома, кроме этого дворца, — Король величественно обвел рукой ведьмину лачугу, словно бы призывая присутствующих разделить его восторг, — у меня нет. Да и не нужно.

«Ага, значит, это у нас теперь „дворец“, — подумал я. — Ну-ну, ничего себе сценарий! По крайней мере, теперь уж точно ясно, что меня разыгрывают. Что ж, главное — не сдаваться».

Поэтому вслух я сказал:

— Да, конечно, бывают и такие счастливые совпадения. Но очень, очень редко.

— Но это же не… — начала было леди Лаюки, потом махнула рукой и замолчала. Вид у нее, надо сказать, был совершенно обескураженный. То ли она была не заговорщицей, а такой же жертвой розыгрыша, как и я, то ли… Впрочем, иных внятных версий у меня пока не было, только смутное беспокойство.