Вредная привычка жить - Климова Юлия. Страница 20

– А зачем он тогда к тебе на стол залез? – поинтересовалась Люська.

– Да не сам он, ему физическая подготовка не позволила бы. В милиции говорят, что его уже мертвым принесли, – объяснила я.

– А вот вы знаете, – задумчиво протянула Виктория Сергеевна, – мне почему-то кажется, что я его уже видела…

Я насторожилась.

– Я, еще когда на твой крик прибежала… конечно, я его не очень-то разглядела, разве на такое можно спокойно смотреть… Но показалось… что-то в голове промелькнуло, а что – не помню…

– Вот это да! – воскликнула Люська, хватая стакан с компотом. – А вы вспомните, постарайтесь.

– Я его точно не видел, – замотал головой Виталий Игоревич.

– Лицо у него такое широкое… нос какой-то крупный… Точно, видела!

– А где? – поинтересовалась я.

– Не помню.

Люська заерзала на стуле, и он опасливо заскрипел.

Виктория Сергеевна поправила брошку, утопающую в рюшках ее кофты, и произнесла:

– Здесь.

– Что – здесь? – спросила Люська.

– Здесь я его видела!

Виталий Игоревич перестал мучить котлету и уставился на Викторию Сергеевну.

– Он как-то приходил…

– Вы уверены? – поинтересовалась я.

– Уверена, я сейчас же позвоню в милицию и все им расскажу!

Я пригвоздила Викторию Сергеевну взглядом к стулу, а затем стала медленно, но верно сеять сомнения в ее душе.

– Не стоит торопиться, – сказала я.

– Это почему? – поинтересовалась Люська.

– Потому что в перспективе вас затаскают по судам: еще неизвестно, кто этот тип, может, он из бандитов, как бы его дружки потом с вами, Виктория Сергеевна, поговорить не захотели!

Бедная женщина покраснела, побледнела и приросла к стулу.

– Я как-то не подумала об этом, – забормотала она.

– А мне кажется, надо все рассказать, – не унималась Люська.

Вот взять бы половник и треснуть ей по голове!

Мне совсем не нужно было, чтобы это дело разрасталось как снежный ком, наоборот: полное забвение – вот что было необходимо мне, Сольке и Альжбетке.

– А если Виктория Сергеевна ошибается, – предположила я, – так потом ее еще обвинят в даче ложных показаний, и будем мы ей жарить котлетки под названием «Матросская тишина». Хотя, если есть желание, почему бы не позвонить нашей родной милиции?

– Нет, нет… Я уже вовсе не уверена, что видела именно этого человека, темно было… вечер… Я на работе задержалась, на первом этаже и свет-то уже не горел.

– Ну и правильно, – поддержал меня Гребчук, – пусть сами разбираются.

Оказавшись в приемной, я первым делом позвонила Сольке.

– Пойди и спроси у Альжбетки, есть ли у нее ключи от квартиры нашего общего друга, – велела я.

– Ты что? – не поняла Солька.

– Фрося, делай, что говорят! – зашипела я.

Вообще-то одного моего тона всегда хватает, чтобы Солька мне не перечила, но когда я упоминаю ее настоящее имя, она становится очень покладистой и работоспособной. Мне до сих пор непонятно, как Солька решилась с таким именем стать училкой… Представить себе не могу, как она говорит: «Здравствуйте, дети, меня зовут Ефросинья Андреевна Потапчукова…» Хотя, может, она и отправилась на сие поприще, чтобы как-то привыкнуть к этому, ведь маленькие оболтусы так называют ее по сто раз в день.

Солька шмякнула трубку на стол и зашуршала к двери. Через пару секунд она вновь затараторила:

– Так зачем мне к ней бежать, у тебя под ванной его барсетка с курткой, там и надо искать!

– Молодец, – похвалила я, – что-то я об этом барахле забыла.

– А зачем тебе его ключи?

– Сегодня вечером поедем в его берлогу.

– Ты что, сдурела?!

Ну никакого воспитания у нынешних учителей ботаники.

– Сказала – поедем, значит, поедем, пусть Альжбетка отгул берет.

Я положила трубку и села за стол.

Значит, все же персона Федора Семеновича как-то связана с моей работой. Что ему здесь было надо?.. Я посмотрела на дверь Селезнева, полистала журнал, опять посмотрела на дверь Селезнева… Да что же это за тайна такая!

На лестнице раздавались знакомые звуки лесопилки: Славка приехал. Я улыбнулась, навалившееся умиление победило крысу, живущую во мне, и, подойдя к обмусоленной двери, я нажала на кнопку звонка.

Славка был, как всегда, в трусах.

– Привет, хочешь? – он протянул мне бутылку минералки, опустошенную наполовину.

– Не-а, – замотала я головой, – значит, приехал, голубчик?

– Ага, можешь поздравить.

– С чем?

– Заезжал на работу, повысили меня, я теперь тумбочки пилю для мебельного.

– Поздравляю, просто головокружительная карьера, завидую.

– Заходи, отметить же такое надо!

– Сейчас не могу, удручена, знаешь ли, некоторыми событиями последних дней, но мы что-нибудь придумаем и, уверена, разобьем еще не одну бутылку шампанского о борт твоей первой тумбочки.

Попрощавшись со Славкой, я позвонила в дверь Сольки и пнула ногой дверь Альжбетки. Солька что-то не выходила, Альжбетка же молниеносно отреагировала на призыв, и уже через секунду коридор задыхался от ее роковых духов.

– Зачем мы туда пойдем? – зашептала она. – Солька мне все рассказала.

– А где, кстати, эта любительница вершков и корешков? – своевременно поинтересовалась я.

Да, я частенько высмеиваю Солькину специальность, и, возможно, если бы меня слышал какой-нибудь психоаналитик, то уверена, он посчитал бы, что я не могу простить Сольке ее давнего предательства. Она отказалась изучать со мной экологию и охрану Мирового океана, а вместо этого гордо отправилась в педагогический, где и посвятила себя ботанике. Мне это безразлично, меня это ничуть не задевает, я даже не помню об этом… Никогда ее не прощу!

– Ты ей не звони, она приболела.

Я всегда знала, что Солька – трусиха и вруша, но не до такой же степени!

Я звонила и звонила в ее дверь, пока по давно протертому линолеуму не зашлепали стоптанные Солькины тапки.