Разбег Пандоры - Дмитриев Павел В.. Страница 17

Так что можно сказать, что неповоротливая телега советской микроэлектроники, скрипя и переваливаясь на кочках, набирала ход.

На личном фронте все было просто замечательно. Катя быстро восстановила былую форму, если не сказать большего. Месяца не прошло, как мне вернули все радости жизни, так что модернизированный матрас не простаивал. В родной НИИ эта комсомолка тоже засобиралась еще до окончания подозрительно непродолжительного декретного отпуска. Ребенок, конечно, чудо, и все такое. Но бросать работу из-за младенцев в СССР 66-го года не принято. По местным законам, советская женщина должна приходить в себя чуть менее полутора месяцев. Даже не верится, что моя сестра в 2007 после родов больше двух лет [92]отдыхала, сплошные диеты-салоны-больницы. Может и правда в прошлом люди были поздоровее?

Без Катиных рук процесс распечатки ноутбучных текстов пришел в полное запустение и упадок – физических сил на обслуживание «Консулов» у меня не оставалось. Только оставшись без помощи, я понял, какую гигантскую работу тянула жена. Ведь даже зарядить бумажную ленту в эту убогую пишмашинку нельзя – каретка не стоит на месте как положено в приличном принтере, а с нехилой скоростью мотыляется туда-сюда. Надо было еще в прошлом году искать замену «однолисточному» безобразию, а не заниматься бессовестной эксплуатацией. Но сейчас дергаться уже поздно.

На этой почве я без труда получил разрешение от «начальства» гонять служебную машину под задачи супруги, без пробок 21-го века дорога «на кормление» занимала не более десятка минут. Остальные проблемы взяла на себя Дарья Лукинична, шустрая вольнонаемная бабуля лет эдак шестидесяти. Даже многочисленные пеленки стирала, и все это за какие-то тридцать рублей в месяц.

С конструированием памперсов ничего не получилось. Рассказы об этом изобретении Катя принимала с восторгом, даже вспоминала, что видела подобное [93]в каком-то фильме из будущего. Вот только применение их к Надежде Петровне воспринимала резко отрицательно. Женская логика, бороться с ней бесполезно. Впрочем, с ватой в М-Граде плохо, постоянный дефицит, марли нет совсем. Пленок и клеенок в магазинах не наблюдается, разве что навалом грубого коричневого дерматина для обивки дверей. В дефолт-сити снабжение получше, но и там более пары «цилиндров» прессованной целлюлозы аптеки не продают.

Да что там! Тут полиэтиленовые пакеты стирают, а потом сушат на веревках во дворе, прищемив серыми от времени деревянными прищепками, чтоб не улетел от ветра. Предложение использовать одноразовый подгузник не вызовет ничего, кроме сомнений в умственных способностях автора подобного изобретения.

Хорошо что заранее озаботился покупкой стиральной машины Riga-60, внешне здорово напоминавшей крашеную белой краской 200-литровую бочку с алюминиевой крышкой и шкодно торчащим через специальную прорезь шлангом для залива-слива воды. Отдельный, и как ни странно, удобный прикол – закрепленные сверху резиновые вальцы с ручкой для отжима белья. Впрочем, по летнему времени легкие пеленки проще было просто полоскать в ванной и отжимать кучей.

Но хватит унылого быта! Что может быть лучше воскресного августовского утра, еще теплого, но уже свежего приближающейся осенью? В открытое окно кухни сквозь ветви клена причудливо проникают зеленые лучи солнца. Во всю ширь подоконника развалился кот Баг. Нажравшись любимых огурцов, этот аномальный паразит спит на спине, широко раскинув лапы в стороны. Не обращая никакого внимания на снующих в кроне дерева воробьев.

Подрумяненные в сливочном масле и белой каемке яичного белка, ломти 18-копеечного батона пропитываются в тарелке посередине стола чуть склизким желтком. На плите в сковороде выпирают высоко вверх «холмики» тонко порезанных кругов «докторской» вареной колбасы, негромко гудит газ и шкворчет кипящее масло. Катя, в легкомысленном пестром халатике, едва доходившем до середины бедра, орудует ножом у стола, как специально, чуть прогнув спину и оттопырив упругую попку. Где мои семнадцать лет?!

— Проснулся наконец? — жена даже не оторвала взгляда от быстро укорачивающегося пучка петрушки. — Ты знаешь, какой сегодня день?

— Э-э-э… — я начал судорожно припомнить знакомых и родственников.

— Два месяца! — торжествующе подняла вверх лезвие ножа Катя. — Сегодня. В 10 часов!

— А! Надьке. — облегченно ответил я, и подтянул к себе крытую красным пластиком трехногую табуретку. — Поздравляю!

— На этот раз ты так просто не отделаешься. — и добавила: – чего расселся? Чай заварен, порежь лимон и наливай!

— Кать, давай полгода только отметим?

— Нет. Ночью такой хороший подарок придумала!

— Да все же есть! Вернее, ей же ничего пока не надо?

— Уже пора! — Жена толкнула мне по столу местную газету частных объявлений «М-Градский курьер». — Смотри, я там все что нужно отчеркнула уже.

— Пианино «Красный октябрь», заводской запас строя, целая дека, практически новое состояние, восемьдесят рублей… Кать, ты разве умеешь играть?!

— Нет! Будем Надежду учить. Дальше смотри, там одиннадцать вариантов отмечено.

— Да ты с ума сошла! Наде этот ящик со струнами раньше чем через пяток лет не нужен гарантированно! Да и потом, зачем ребенка мучать?

— У всех дети музыке учатся!

— Кать, прошло это поветрие быстро, немодно в будущем на пианино играть.

— Мне лучше знать!

В общем, после завтрака мы пошли смотреть варианты. Телефоны тут редкость, так что все пешочком, не торопясь. Сначала не везло, двух первых в очереди продавцов не оказалось дома. По третьему адресу нам открыла закутанная в темный платок пожилая женщина. Без лишних слов пригласила в гостиную, и жестом руки показала на инструмент.

У выбеленной ядовито-желтой стены стояло высокой белое пианино. На секунду мне показалось, что я снова в 21-м веке, настолько современным был открывшийся вид. Лаконичные, строгие линии. Никаких завитков, округлых элементов, и тем, более, подсвечников. Только летящая надпись золотой вязью – BlЭthner. И все. Вопросы, брать или нет – отпали, один внешний вид стоит запрошенной полуторы сотни рублей.

Сверху, на белом пианино фотография мужчины в подполковничьих погонах на кителе. Потянул черт за язык, вспомнил «ложечки» российско-грузинской войны 2008 года:

— Трофей?

Ох, как меня прижгла взглядом хозяйка. Не сказав ни слова, вышла в соседнюю комнату, и через минуту вернулась с кучей бумаг в пожелтевшей от времени папке. Грубовато сунула их ко мне в руки:

— Смотри сам!

Не скажу, что силен в немецком, но было очевидно – этот музыкальный инструмент на самом деле купили в 1945-м. Уж не знаю насколько была адекватна его цена в марках, но договор на паре листов с многочисленными подписями и заверяющими печатями не оставлял места сомнениям.

Какие уж тут претензии к в бравому офицеру… Видимо большая часть людей в СССР куда честнее знаменитых маршалов вроде товарища Жукова. М-да. Неудобно-то как…

Почему памятник этому честному подполковнику будет стоять в виде крашеной серебрянкой пирамидки со скромной красной звездой на вершинке, в дальнем углу обычного кладбища? А монумент маршала, вывезшего на свои нужды из Германии десятки эшелонов [94], красуется в Екатеринбурге 2010 года у штаба округа? Да еще на вздыбленном коне, при полном параде? Неужели в СССР не нашлось более честного офицера для памяти потомков?!

Пришлось извиняться. Долго, потому что хозяйка усадила нас с Катей пить чай на маленькой, но опрятной кухонке. Вполне обычной для 66-го года, если бы не одна деталь. В красном углу, на потемневшей от времени подставке, стояла небольшая икона Николая-чудотворца. Спереди к ней был приставлена большая, почти со спичечный коробок, латунная подвеска.

Проследив мой взгляд, женщина только вздохнула:

— Умер недавно мой Коля, как в отставку отправили, и года не пожил.