Шанс для влюбленных (Шанс Гидеона) - Кент Памела. Страница 27

Ким неторопливо взяла у него конверт.

«Принял выгодное предложение в Новой Зеландии. Скорее всего, не дольше года, но климат хороший, условия прекрасные — включая дом. Пожалуйста, передумай и выходи за меня замуж до моего отъезда. Ужасно сожалею о прошлом и хочу только сделать тебя счастливой в будущем. Пожалуйста, свяжись со мной, если согласна. Если не ответишь, я пойму.

Ральф».

Ким смотрела на письмо, словно не могла понять смысл после первого прочтения, потом подняла глаза на Гидеона и тихо спросила его, что он предпринял по поводу письма.

— Я уже сказал, что пытался связаться с Малтрэверсом, но к тому времени он просто упаковал вещи и уехал. Прошло немало времени между получением письма и моим возвращением из Бельгии. Если ты помнишь, ты покинула Мертон-Холл, как только узнала, что я должен скоро приехать, а это было, как минимум, за неделю до того, как я вернулся в Лондон. Я несколько дней провел в городе и только потом поехал в Мертон. К этому времени тебя там уже не было… Обстоятельство, к которому, надо признаться, я не был готов!

Она прикусила губу:

— А до этого никто не подумал о том, чтобы связаться с тем, кто послал мне письмо?

— Там был только Пиблс, а он толком не знал, что с ним делать. Так что он просто оставил его в покое до моего приезда.

— Понятно.

Казалось, Фабер тяжело вздохнул.

— Мне очень жаль, Ким, — сказал он. — Я имею в виду Малтрэверса. Он уехал, думая, что настолько неинтересен тебе, что ты даже не захотела ответить на его письмо.

Ким сильнее прикусила губу.

— Разумеется, я ответила бы, — сказала она. — Но я думаю, он знал, даже когда отправлял письмо, что нет никакой надежды на то, что я передумаю. Я сказала ему об этом еще тогда, когда он во второй раз приезжал навестить твою маму.

Гидеон резко отвернулся, подошел к окну и стал смотреть на крыши домов.

— Почему ты не сказала мне об этом в тот день, когда я увез тебя на машине? — требовательно спросил он охрипшим голосом. — Я спросил тебя, каковы отношения между тобой и Малтрэверсом, и ты дала мне понять, что любишь его.

— Я сказала, что когда-то любила его, — поправила Ким, неподвижно стоя по другую сторону журнального столика.

Фабер повернулся на каблуках и в замешательстве уставился на нее:

— Не помню, чтобы ты ясно сказала мне об этом. Я спросил тебя, хочет ли он жениться на тебе, и ты сказала «да».

— И вы решили, что я хотела выйти за него замуж. — Ким сняла перчатки и швырнула их на стол. — Вы вообще много чего решили тем вечером, мистер Фабер, и не посчитали нужным обратиться за разъяснениями, — продолжила она, в ее голосе послышались жесткие нотки. — Мои личные дела никоим образом вас не касались, и вы не имели никакого права устраивать мне такой допрос. Во-первых, вы тогда только что обручились с миссис Флеминг, и…

— И что?

Его голос был таким резким, что она даже удивилась.

— Вы только что обручились с миссис Флеминг… Или, если собственно помолвки не было, собирались вскоре объявить о ней, во всяком случае, я так поняла. Как бы то ни было, вы задолго до этого сказали мне, что, возможно, все-таки женитесь на миссис Флеминг, когда преодолеете свою неприязнь к супружеству, — Ким продолжала с нарастающей иронией, — и в тот вечер, когда я так неосторожно ворвалась к вам в библиотеку, — а я даю вам слово, что ни я, ни мистер Дункан не сделали бы ничего подобного, если бы имели хоть малейшее представление о том, что комната была занята! — казалось совершенно очевидным, что вы успешно преодолеваете свою неприязнь.

Он обошел стол и схватил ее за плечи:

— Ким! Неужели ты действительно поверила, что я хочу жениться на Монике Флеминг?

Она кивнула, не сводя глаз с узла его галстука.

— Разумеется, — почти спокойно ответила она. — Я была абсолютно уверена, что вы собираетесь жениться на ней! Я, конечно, никогда не думала, что вы очень сильно привязаны друг к другу, но…

Он настойчиво потряс ее, и она поняла, что он зол. Очень зол.

— Как ты думаешь, что я за человек? Она украдкой взглянула на него, удивившись тому, что его серые глаза пылали.

— Не знаю.

— Нет, знаешь! В тот вечер я держал тебя в объятиях, ты ответила поцелуем на мой поцелуй… Ты поняла тогда, что мы любим друг друга, не так ли? И это был не просто бледный отголосок любви, это было сильное чувство, из-за которого я испытал настоящую агонию, когда мне пришлось отпустить тебя, а ты не удосужилась избавить меня от страданий, раз и навсегда ясно объяснив, что не собираешься выходить замуж за Малтрэверса! О Ким, — сказал он со стоном, — я был так отчаянно несчастен, и мне даже в голову не приходило, что ты тоже можешь быть несчастна. — Но сейчас по твоему виду не скажешь, чтобы ты была счастлива с тех пор, как уехала из Мертон-Холл. Ты похудела, глаза стали больше и в них появилось печальное выражение, а рот…

Она спросила, смеясь и плача одновременно:

— Что случилось с моим ртом?

— Через минуту расскажу. — Он провел пальцем по ее лицу, лаская его, а его глаза буквально пожирали ее, впитывая каждую черточку. — Дорогая моя, — с мольбой спросил Гидеон, — ты была очень несчастна?

— Очень, — призналась она.

— Мне тоже было очень плохо.

— Даже несмотря на то, что ты целовал Монику в тот вечер, когда я застала вас врасплох в библиотеке?

— Даю тебе слово, что я не целовал ее! Наверное, она почувствовала твое приближение — может, услышала твой голос, поскольку вы с Дунканом о чем-то говорили, прежде чем ворваться к нам, — и специально подготовилась к твоему появлению. Даю тебе торжественную клятву, что она обняла меня исключительно для тебя… или для любого другого, кто мог бы зайти в комнату и застать нас. Возможно, она думала, что после того, как нас застанут в такой компрометирующей обстановке, я сделаю ей предложение.

Глаза Ким заблестели, словно что-то разгоралось в глубине ее существа.

— И больше ничего?

— Никогда не было ничего больше!

— О Гидеон! — прошептала она.

— Но что насчет тебя и Малтрэверса?

— Я только думала, что люблю его, — выдохнула она. — Это было три года назад…

— А он любил тебя?

— Тогда нет. Я была очень впечатлительной — мне было всего девятнадцать, мне казалось, что он очарователен. Он ходил со мной в ресторан, на танцы — и все. Я уже совсем забыла о нем, когда он приехал в Мертон-Холл, но он, очевидно, не забыл обо мне.

— И я не удивлен, — заметил Гидеон. — А теперь он отправился топить свое горе в Новую Зеландию! Что ж, я надеюсь, он встретит кого-нибудь, кто поможет ему забыть последние недели, как забудем их и мы.

И они сжали друг друга в объятиях, она спрятала лицо у него на плече. Его пальцы осторожно перебирали ее волосы.

— Я так сильно люблю тебя, милая, — прошептал он. — Мне кажется, я всю жизнь ждал этого момента… держать в руках тебя, такую маленькую, красивую! А когда мы поженимся, я постараюсь убедить тебя, что я сделан далеко не из кремня. Я буду любить тебя так же, как мой отец любил мою мать, или еще сильнее! Я буду баловать тебя, буду беречь тебя так, словно ты сделана из хрусталя, словно ты драгоценное украшение!..

— О, пожалуйста, — выдохнула Ким между поцелуями, которыми он осыпал ее лицо, — только не это! — Она вдруг захихикала. — Я еще захочу написать мемуары… Я могу стать слишком изнеженной!

— Это невозможно!

— Кто знает! У нас с твоей матерью всегда было много общего.

— Знаю. Именно поэтому она будет счастлива, что ты станешь ее невесткой!

— О Гидеон! — выдохнула она в восторженном неверии.

Он чуть отодвинул ее от себя:

— А я значу для тебя так же много, как ты для меня?

Ее большие глаза смягчились, увлажнились и стали похожи на темно-синие цветы.

— Я думаю, даже больше. Женщины всегда любят более пылко и собственнически, чем мужчины.

— Более собственнически — возможно, но никогда — более преданно или страстно! — Он поцеловал ее. — Я только что обещал тебе рассказать кое-что про твой рот, — напомнил он ей. — Это самый красивый рот на свете! Созданный специально для того, чтобы разрушать крепость таких закоренелых холостяков, как я.