Драконовское наслаждение - Ольховская Анна Николаевна. Страница 35

– Я точно помню, что бросал телефон сюда, но теперь его чтото не видно.

– А у меня настоящий женский телефон.

– В смысле? Потому что розовый?

– Нет, потому что обладает уникальной способностью закапываться на самое дно любой сумки, причем даже в клатче отыскать его бывает порой довольно сложно.

– Простите, где отыскать?

– Не где, а в чем. Но это неважно. Дайте мне сумку, я сама найду. У меня опыта побольше. И, если можно, пересядьте куданибудь, разговор предстоит тяжелый и отчасти конфиденциальный.

– Понял, – поднялся с места доктор. – Но учтите, мы идем на посадку, так что времени у вас не так много.

– Мне хватит.

Не успела я включить мобильник, как он разразился захлебывающейся трелью. Даже без взгляда на дисплей я знала – это Элеонора.

– Теперь все хорошо, не волнуйтесь! – торопливо прокричала я, нажав кнопку ответа. – Я не могу долго разговаривать, реанимационный вертолет уже садится во дворе клиники...

– Варя, Варечка, так это правда?! – Тихий, срывающийся голос Элеоноры был переполнен безумной надежды. – Вы не шутили? Вы действительно нашли Монику?

– Ничего себе повод для шуток! – улыбнулась я. – Я что, похожа на бездушную кретинку?

– Нет, но... Ведь больше года никаких вестей, и вдруг – вы... И сразу спрашиваете, в какую клинику везти мою дочь!

– Потому что у меня было очень мало времени, а Моника... Ей пришлось много перенести, и организм на грани. Но сейчас уже все самое страшное позади, она подключена к реанимационной аппаратуре, и мы садимся во дворе одной из лучших клиник Москвы.

– Но как, откуда все это – вертолет, клиника? И самое главное – где вы нашли мою девочку?

– В лесу, неподалеку от того места, где они с Асей пропали год тому назад. Все, Элеонора Кирилловна, вертолет сел, я больше не могу разговаривать, врач уже сердиться начинает.

– Врач? Вам тоже понадобился врач?! Да что же произошло?!

– Все потом. Главное – ваша дочь жива и будет жить.

– Но скажите хотя бы, в какой вы клинике?

Сказала. И торопливо нажала кнопку отбоя, потому что увидела, как к вертолету, не дождавшись, пока остановятся лопасти, бегут Олежка и... Мартин!

Причем у обоих одинаково встревоженный вид, что для господина Пименова в принципе не характерно. Все чувства и эмоции этого человека давно замерзли и хранятся в морозильной камере души, окаменев от холода.

Редко, очень редко удается самым настойчивым из них выбраться из этого ледника и прорваться на поверхность души, превращая, пусть ненадолго, биоробота Мартина Игоревича Пименова в нормального человека, способного искренне веселиться, волноваться, сопереживать.

Похоже, сейчас был именно такой случай, правда, если у Олежки лицо было совсем перевернутое, то Мартин всего лишь сосредоточенно хмурился.

Но когда из вертолета вывезли каталку с Моникой, выражения лиц встречающих сравнялись. Ужас, шок, боль, гнев согнали краски, оставив лишь мертвенную бледность. На скулах вспухли желваки, кулаки сжались, глаза потемнели – они даже стали похожи на какоето время, голубоглазый блондин Мартин и кареглазый брюнет Олег.

Похожи в своем гневе, в общем желании раздавить тварь, сотворившую ТАКОЕ с девушкой.

А потом они увидели меня, рыхлым грибомдождевиком восседавшую на инвалидном креслекаталке. Я и сама не ожидала, что стресс так надолго отберет у меня способность передвигаться самостоятельно, но увы – стоило мне там, в вертолете, встать с кушетки, как ноги самым бессовестным образом подкосились, и моя кормовая часть со свистом устремилась к днищу вертолета, но нас с ней (с кормовой частью) вовремя перехватил беседовавший со мной врач. Он же усадил меня в креслокаталку и бережно вывез из вертолета.

И Олежку с Мартином пришибло окончательно.

Брат бросился навстречу, присел передо мной на корточки и, вцепившись в мои ладошки, дрожащим голосом спросил:

– Варька, что это?

– Понимаю, что я сейчас больше похожа на мешок со склада вторсырья, но все же хотелось бы именоваться не «что», а «кто». Я все же особь одушевленная.

– Она еще шутит! – горько усмехнулся Олежка. – Нашла время и место!

– А что, шутить можно только в специально отведенных для этого местах?

– Нет, ну ты слышал? – обернулся к подошедшему Мартину мой брат. – Сидит зеленоватобледная немочь, доставленная реанимационным вертолетом, и хохмит! Ты себя со стороны видела?

– Пока нет, душа еще ни разу в астрал не уходила.

– Варька! Прекрати уводить разговор в сторону, немедленно говори – что случилось? Где ты нашла Монику?

– В лесу, в паре километров от развилки, ведущей к земле Кульчицких.

– В лесу?!! Но что ты там делала? Родители ведь мне говорили, что ты в Москву по делам ездишь!

– Я не хотела их волновать, мама, наслушавшись Матрену Ивановну, меня со двора боится отпускать, ей повсюду маньяки мерещатся.

– Как видите, Варя, не зря ваша мама волновалась, – Мартин снова перешел на «вы»... – Вы представляете, что могло произойти, встреть вы в лесу не Монику, а того урода, что сотворил с ней такое?

– Уроду пришлось бы плохо! – А что, здесь могу повыпендриваться, вообразив себя солдатом Джейн. – У меня, между прочим, электрошокер всегда с собой.

– Электрошокер – это да, – покивал Мартин, – это серьезно. Но все же вели вы себя неразумно.

– А если бы я вела себя разумно, Моники уже не было бы в живых.

– Ну почему же, ктото другой нашел бы! – Олежка прижал мою ладонь к своей щеке. – Дурочка, ты представляешь, что бы с нами со всеми было, если бы...

– Не нашел бы ктото другой, – проворчала я. – Не успел бы.

– В смысле? – насторожился Мартин.

– А потому что стоило мне отъехать вместе с находкой, как возле тех кустов, где лежала девушка, появился урод.

– Что?!! Ты его видела?

– Ну да.

– И он тебя видел, – помертвевшим голосом произнес Олежка. – И твою машину. И номер машины... Мартин, теперь он придет за ней!

– Никто не придет, – упрямо поджала губы я. – Тоже дурака нашли! Он что, зря столько лет дурил голову нашей милиции, чтобы теперь привлечь ее внимание?

– Вопервых, внимание уже привлечено, – тихо проговорил брат. – Сначала – тело Аси, теперь Моника с такими же ранами, как у подруги. Но Моника жива и может дать опасные для мрази показания. Или тебе чтото рассказать по пути.

– Ничего она не говорила, она не в том состоянии.

– Но та тварь об этом не знает! И будет охотиться на тебя. И на Монику, кстати.

– Вот только не надо из него сверхчеловека делать, он несколько лет охоту ведет только в своем околотке. И вряд ли сунется в Москву, поверьте.

– Несколько лет? – нахмурился Мартин. – Что вы имеете в виду? И почему он не сунется в Москву?

– Я вчера и сегодня ездила по окрестным деревням, расспрашивала местных...

– Но зачем?!!

– Затем, что милицияполиция не желает замечать очевидного, и девушки продолжают исчезать.

– Чего – очевидного?! – начал заводиться брат.

– Того, что на протяжении последних нескольких лет в окрестностях нашей деревни бесследно пропали восемь девушек, включая Асю и Монику. Причем только девушек, и тел их не нашли.

– Тааак, – протянул Мартин. – И что, местные урядники не связали эти исчезновения между собой?

– Представьте себе, нет. Девушки пропадают гдето одиндва раза в год, в основном летом и осенью, во время поисков ягод или грибов, и проще считать, что они всегонавсего заблудились. Или сбежали.

– Ну допустим, вы правы, и в тех местах действует маньяк. Но почему вы уверены, что в Москву он не сунется?

– Потому.

– Очень вразумительный ответ.

– Вы все равно не поверите.

– Только не говори, что тоже видела Змея Горыныча! – хмыкнул Олежка.

– Простите – кого?! – Брови Мартина прыгнули вверх.

– А, это наша соседка, бабка Мотя, все уши прожужжала байками о виденном ею в лесу чудище чешуйчатом. Мол, завелся у них Змей Горыныч, онто девок и таскает. Даже нашей маме изза ее россказней чтото такое во дворе привиделось, на двуногую рептилию похожее. И что, Варюха, ты там, в лесу, тоже такое видела?