Обреченное королевство - Сандерсон Брэндон. Страница 42

Через какое-то время она вернулась к знакомой форме юной женщины, одетой в порхающее вокруг ног платье. В руках она держала узкий темно-зеленый листик, в одной точке разделившийся натрое. Блекбейн.

— Что это? — спросил Каладин.

Она выглядела очень усталой.

— Он такой тяжелый! — Она подняла лист. — Я принесла его для тебя.

Он взял лист двумя пальцами. Блекбейн. Яд.

— Почему ты принесла его мне? — резко спросил он.

— Я думала… — Сил отшатнулась. — Ты так тщательно хранил эти листья. А потом потерял, когда пытался помочь человеку в клетке с рабами. Я и подумала, что ты будешь счастлив иметь другой такой.

Каладин почти засмеялся. Она не имела понятия, что сделала, принеся ему лист с самым смертельным натуральным ядом Рошара. Она только хотела сделать его счастливым. Смешно. И трогательно.

— Как только ты потерял лист, все пошло плохо, — мягко сказала Сил. — До этого ты боролся.

— Я потерпел поражение.

Она съежилась, встала на колени на его ладони, туманная юбка крутилась вокруг ее ног, капли дождя проносились сквозь нее, покрывая рябью ее фигуру.

— Он тебе не понравился? Я летала так далеко… Я почти забыла себя. Но я вернулась. Я вернулась, Каладин.

— Почему? — взмолился он. — Почему ты переживаешь за меня?

— Потому, — сказала она, вскидывая голову. — Я наблюдаю за тобой, ты же знаешь. Еще с армии. Ты всегда находил молодых необученных людей и защищал их, хотя сам оказывался в опасности. Я это помню. С трудом. Но помню.

— Я потерпел поражение. Они все мертвы.

— Без тебя они бы умерли быстрее. Ты сделал так, что у них была семья в армии. Я помню их благодарность. Это главное, что привлекло меня к тебе, главным образом. Ты помог им.

— Нет, — сказал он, сжимая блекбейн пальцами. — Все, чего я касаюсь, вянет и умирает. — Он покачался на краю пропасти.

Вдалеке проворчал гром.

— Эти люди, мостовики, — прошептала Сил. — Ты можешь помочь им.

— Слишком поздно. — Он закрыл глаза, вспомнив сегодняшнего мертвого мальчика. — Слишком поздно. Я потерпел поражение. Они все мертвы. Они все умрут, и нет никакой возможности спасти их.

— Почему бы не попытаться еще раз? — спросила она нежным голосом, тем не менее заглушив шторм. — Разве это повредит?

Он помедлил.

— На этот раз ты не потерпишь поражение, Каладин. Они умрут в любом случае. Ты сам сказал.

Он подумал о Тьене, и его мертвые глаза посмотрели вверх.

— Часто я не понимаю того, что ты говоришь, — сказала она. — В моей голове все покрыто туманом. Но мне кажется, что, если раньше ты заботился о страдающих людях, ты не должен бояться помочь мостовикам. Что еще они могут сделать тебе?

— Я…

— Еще одна попытка, Каладин, — прошептала Сил. — Пожалуйста.

Еще одна попытка…

Люди, сгрудившиеся в бараке; укрывшиеся единственным тонким одеялом, даже не принадлежащим им. Боящиеся шторма. Ненавидящие друг друга. С ужасом ожидающие того, что принесет следующий день.

Еще одна попытка…

Он вспомнил себя, плачущего над телом мальчика, которого не знал. Мальчика, которому он даже не попытался помочь.

Еще одна попытка.

Каладин открыл глаза. Он замерз и промок, но чувствовал, как внутри зажегся крошечный огонек решимости. Он сжал пальцы, давя лист, и перебросил его через край расщелины. Потом опустил другую руку, на которой сидела Сил.

Она обеспокоенно взвилась в воздух.

— Каладин?

Он отошел от пропасти, голые ноги шлепали по лужам и беспечно наступали на лозы каменных почек. Склон, по которому он спустился, покрывали плоские сланцевые растения, открывшие себя дождю как книги; сморщенное кружево красных и зеленых листьев связывало обе половины. Спрены жизни — зеленые точки света, более яркие, чем Сил, но маленькие, как споры, — танцевали среди них, увертываясь от капель дождя.

Каладин шел, крошечные ручейки журчали вокруг его ног. Поднявшись, он повернул к баракам. Было пусто, и только Газ пытался вернуть на место разорванный брезент.

Каладин почти приблизился, когда Газ заметил его. Жилистый сержант нахмурился.

— Слишком труслив, а, светлость? Ну, если ты думаешь, что я верну тебе…

Каладин прыгнул вперед и схватил Газа за шею. Газ захрипел и поднял руки, но Каладин, заплетя ему ноги, толкнул его назад. Газ упал на каменистую землю, в воздух полетели брызги. Глаза Газа широко открылись от боли и изумления, он начал задыхаться под давлением железных пальцев Каладина на горле.

— Мир изменился, Газ, — сказал Каладин, наклоняясь к нему поближе. — Я умер в той пропасти. И мой мстительный дух вернулся, чтобы разобраться с тобой.

Газ, извиваясь, отчаянно искал взглядом кого-нибудь, чтобы позвать на помощь, но вокруг было пусто. Каладин легко держал его. В забегах с мостами было кое-что полезное: если ты ухитрился прожить достаточно долго, у тебя появлялись крепкие мышцы.

Каладин слегка разжал пальцы, дав возможность Газу вздохнуть. Потом наклонился к нему еще ближе.

— Мы начнем заново, ты и я. С чистого листа. И я хочу, чтобы ты кое-что понял, с самого начала. Я уже мертв. Ты не можешь повредить мне. Понял?

Газ медленно кивнул, и Каладин еще раз дал ему вздохнуть холодного влажного воздуха.

— Четвертый Мост — мой, — сказал Каладин. — Ты можешь назначать задачи, но я — бригадир. Предыдущий сегодня умер, и ты выбрал меня новым. Понял?

Газ опять кивнул.

— Ты быстро учишься, — сказал Каладин, отпуская сержанта. Он отступил назад, и Газ неуверенно поднялся на ноги. В его глазах полыхала ненависть, но чем-то прикрытая. Как если бы он волновался о чем-то другом, больше, чем об угрозах Каладина.

— Я хочу перестать выплачивать мой долг раба, — сказал Каладин. — Сколько получают мостовики?

— Две чистмарки в день, — ответил Газ, хмурясь и потирая шею.

А на руки раб получает половину. Одну бриллиантовую марку. Жалкие гроши, но они ему нужны. И еще ему нужно сохранить Газа.

— Я буду получать заработанные деньги, — сказал Каладин, — но ты можешь удержать для себя одну марку из каждых пяти.

Газ вздрогнул и сквозь мутную мглу непонимающе посмотрел на него.

— За твои усилия, — сказал Каладин.

— Какие усилия?

Каладин шагнул к нему.

— За твои усилия, во имя Бездны, держаться от меня подальше.

Газ снова кивнул. Каладин отвернулся и пошел прочь. Он ненавидел тратить деньги на подкуп, но Газу нужно было все время напоминать о том, что ему не выгодно убивать Каладина. Одна марка в пять дней — не слишком много, но для человека, рискнувшего выйти в сверхшторм, чтобы защитить свои сферы, этого, быть может, хватит.

Каладин, толкнув тяжелую деревянную дверь, вошел в маленький барак Четвертого Моста. Мостовики точно так же жались внутри. Но что-то изменилось. Неужели они всегда выглядели такими жалкими?

Да. Всегда. Изменился Каладин, не они. Он почувствовал себя странно перемещенным, как если бы разрешил себе забыть — хотя бы частично — последние девять месяцев. Он вернулся назад во времени и начал изучать человека, которым был. Человека, который сражался, и сражался хорошо.

Он не мог стать этим человеком, не мог стереть шрамы, но мог учиться у этого человека, как новый командир взвода учится у победоносных генералов прошлого. Каладин Благословленный Штормом умер, но он был одной крови с Каладином Мостовиком. Потомок с потенциалом.

Каладин подошел к первой сгорбленной фигуре. Человек не спал — кто может спать в сверхшторм? Он сжался, когда Каладин встал на колени рядом с ним.

— Как тебя зовут? — спросил Каладин. Сил слетела вниз, изучая лицо мостовика. Впрочем, он не мог ее видеть.

Человек был старше Каладина, с ввалившимися щеками, карими глазами и коротко остриженными белыми волосами. Короткая борода, метки раба нет.

— Как тебя зовут? — твердо повторил Каладин.

— Пошел ты к шторму, — сказал человек, сворачиваясь в клубок.

Каладин заколебался, потом наклонился к человеку и тихо прошептал: