Знающий не говорит. Тетралогия - Астахова Людмила Викторовна. Страница 28

– Я и раньше это понимал, Гилгит, не такой я дурак. Люди всегда ищут силу. Во власти ли, в золоте ли, в колдовстве или на острие меча. Я бы не удивился, если бы ты была простолюдинкой, пожелавшей подняться над своей судьбой. Из землянки во дворец – это я понимаю. Но чем бы отличалась твоя желаемая жизнь в качестве «повелительницы» от того, что ты имела в доме отца или будущего мужа? Или ты о таких вещах не задумывалась?

Гилгит молчала. И в ее внезапном онемении чувствовалось удивление. Похоже, эльф все же угадал.

– Барон не вечен, и женщины частенько становятся вдовами. Ты могла бы пережить и отца, и мужа, – развивал он свою мысль дальше.

– Значит, убийцей быть предпочтительнее, чем некроманткой?

– Если серьезно, то – да, Гилгит. Ведь для того чтобы стать убийцей, нужно встать лицом к лицу со своей жертвой. А некромантия – дело гнусное и подлое, как удар в спину.

– Ты рассуждаешь, как воин.

– Да, именно. Духовник сказал бы тебе, что ты сгубила душу и лишила саму себя достойного посмертия.

– Так-то уж и сгубила? – не поверила Гилгит.

– А ты разве не чувствуешь? Тебе по-прежнему снятся сны? Хочется ли тебе искренне плакать или смеяться – знаешь, как говорят, от всей души? Твои руки болят, ты боишься пыток, но ты уже не можешь думать о ком-то еще без усилий.

Глаза девушки стали круглыми от ужаса. Альс приблизил свое лицо вплотную к ее лицу. Без всякой боязни, что она ударит или вопьется в него когтями.

– Даже сейчас ты не столько испугалась, сколько растерялась. Тебя обманули, Гилгит. Те, кто писал «Вечность», нагло врали, красочно расписывая преимущества некроманта перед остальными смертными. Они всегда врут.

– И если я скажу, где припрятала заговоренные «куколки», мне это поможет?

– Нет, – честно сказал Ириен. – Тебе уже ничего не поможет.

– Тогда зачем мне это делать?

– Зачем? Чтобы еще немного побыть человеком и не целиком превратиться в нечисть, которой есть только одно место – в огне.

Какое-то мгновение Ириен еще верил, что Гилгит не станет отпираться. Она ничем не напоминала нечисть, несмотря на грязную одежду, разбитое лицо, цепь на поясе и ошейник. Девчонка, глупая девчонка, погнавшаяся за силой.

– Нет, эльф. Нечисть – так нечисть, – сказала она чужим, неживым голосом.

Ириен встал с колен, стряхнул со штанов пыль и, не прощаясь, вышел из камеры.

– Делайте с ней что хотите, милорд, – сказал он барону.

Почему эта жестокая тварь должна страдать меньше, чем безвинные шаку?

Еще до того как зашло солнце, Гилгит все рассказала палачу, «куколок» тут же нашли и сожгли на храмовом алтаре. А следующим утром Дирик и Манрэд проснулись совершенно здоровыми.

Как водится в таких случаях, могилу для некромантки вырыли на перекрестке дорог, забросали тело камнями и сровняли землю, чтобы никто не догадался.

В тот вечер Кенард напился по-настоящему, вливая в себя вперемешку эль, самогон и вино. Пил он в одиночестве. Как ему казалось. Сначала пришел сэр Гэррик, посидел напротив немного, покачал головой и ушел. Затем появился сам лорд Крэнг, хмурый и трезвый, махнул рукой на слабую попытку Кена встать и тоже ушел. Рыцари заглядывали в кордегардию, где происходило самоистязание, но подходящих слов для утешения не находили. Пока сэр Соланг не догадался позвать эльфа. Впрочем, Альс явился бы и сам, но мальчишка-конюх, посланный за наемником, утверждал, что молодой рыцарь, еще чуть-чуть, да и помрет.

Кенард спал мутным пьяным сном, уронив голову на грязную столешницу, засыпанную рыбьей чешуей и хлебными крошками. Черная яма пьяного безвременья казалась таким привлекательным и спокойным местом, где не было места горю и разочарованию.

– И давно так сидит? – поинтересовался эльф у зрителей.

– Давненько, вона скока выдул. Как не лопнул тока? – отозвался оруженосец-орк по имени Сайкири.

– Ждешь, пока лопнет? Ну-ка, тащите его в кровать, болваны, – распорядился Альс. – И таз не забудьте. Я за ним блевотину убирать не буду. Хорошо слышали или повторить?

У солдат с ушами был полный порядок, и нерасторопные подчиненные Кенарда дружно погрузили его на закорки, стараясь выполнить указания эльфа точно и полностью. Потому что знали: придет и проверит – и постель и тазик. Альс, как всегда, оказался прав насчет тазика.

Утром, когда Кенард разлепил тяжелые свинцовые веки, то первое, что он увидел, было улыбающееся лицо Ириена Альса. Злое лицо с узкими льдистыми щелочками вместо глаз.

– Оклемался, щенок?! – весело спросил эльф и отвесил Кенарду тяжелую плюху.

В голове у молодого человека загудело, как в чугунном котле. Он беспомощно плямкнул губами, чувствуя, что изо рта воняет хуже, чем из выгребной ямы. Альс накрутил себе на кулак ворот его туники и таким образом оторвал голову Кена от подушки. Рывок – и ветландец уже валялся на полу. Затем стальные пальцы впились в волосы на затылке. От боли из глаз брызнули слезы, Кенард попытался лягнуться. За это получил пинок по заду и головой открыл двери на улицу.

– Вставай, засранец, – прошипел над ухом эльф и пнул Кена еще раз, еще больнее и сильнее.

Кенард оказался во дворе лежащим распластавшись, как морская звезда на берегу после отлива, на снегу вперемешку с песком. Он видел только носки замшевых эльфьих сапог и успел порадоваться, что тот не переобулся в другие, подкованные железом. Альс, словно услышав его мысли, с размаху всадил ногу под ребро. Кенард взвыл и попытался подняться. Не вышло. Он смог только встать на четвереньки, дальше не получалось.

– Ведро воды! – скомандовал эльф, и Кен услышал топоток мальчишеских ног.

Через несколько томительных минут на него низвергся водопад холодной колодезной воды.

– За что?! – взвыл рыцарь.

– Просто так. У тебя сегодня плохой день, – ответствовал Альс, поднимая Кенову голову в обычной манере, за волосы. – Так и будешь стоять раком? Скакать куда собрался? Седло принести?

– Пошел ты…

Избиение продолжалось дальше, только теперь зловредный эльф чередовал удары с порцией воды в лицо. Правда, бил он так, чтобы не шибко покалечить. Очень профессионально бил, больно и обидно. Особенно удавались ему плюхи по губам и щекам, отчего вскоре лицо молодого человека распухло и горело, как в огне. Хмель стремительно уходил, подгоняемый болью и позором. Кенард видел, как вокруг места экзекуции столпились почти все рыцари с лордом Крэнгом во главе. Никто не вступился и даже слова не сказал.

– Продолжим или ты уже в состоянии принять вертикальное положение? – спросил Альс.

– Вштаю, – прошепелявил Кенард, губы его не слушались.

И поднялся в полный рост, и не упал, когда голова внезапно закружилась, а все вокруг поплыло в мутной пелене. Ненавистный эльф стоял перед ним и смеялся прямо ему в лицо. Похоже, ему нравилась работа рук своих, да и ног тоже.

– Как самочувствие? Уже лучше? Я рад.

– Я тебя убью, остроухий, – пообещал Кенард, делая шаг в сторону Альса.

– Прекрасно! Меч господину Эртэ.

Кто-то из толпы бросил к ногам Кена его меч, тот нагнулся за оружием и снова получил болезненный удар в живот, заставивший Кена рухнуть на колени. Из носа текла струйка крови, заливая тунику и снег под ногами.

– Шевелись, если еще хочешь меня убить, – ласково посоветовал Альс.

На сей раз ветландцу удалось поднять оружие и принять стойку. Сделать это было ой как нелегко, потому что земля под ногами качалась, а меч казался тяжелее обычного чуть ли не вдвое.

– Я тебя надвое развалю, Альс.

– Правда? А получится?

Эльф был абсолютно безоружен, и их поединок напоминал какой-то забавный танец. Кенард пытался нанести удар и попадал в пустоту, а взамен получал очередной удар рукой или ногой. Кенард постепенно трезвел, зверел и наконец достиг такого просветления ума, когда тело его начало подчиняться разуму. Парня затопила такая кипящая ярость, что он уже не ощущал боли, только злость и бешенство. Его никто и никогда так не бил, даже в сопливом детстве, даже на пажеской службе, когда мальчишки соперничали меж собой и порой дрались до крови. И, что самое страшное, Кенард, свободный человек из благородной семьи, впервые ощутил себя в полной власти другого человека. Ну не человека, а эльфа, но тот мог сотворить с его телом все, что только пожелает. И сильный, молодой, хорошо владеющий мечом воин, каким считал себя Кен, ничего не мог противопоставить грубой и изощренной силе. Совершенно ничего.