Лесной фронт. Дилогия (СИ) - Замковой Алексей Владимирович. Страница 60

— Скоро, Оля. Мы обязательно победим.

Девушка кивнула и снова устало прикрыла глаза.

Мы еще посидели минут десять, говоря о всяком. Мне стоило больших усилий не проговориться о своем знании будущего. Да и что я мог сказать, не опасаясь развеять ее счастливое предвкушение мира? Рассказывать ей о голоде 1946 года и тяжелейшем послевоенном восстановлении страны? О еще долгих годах, которые пройдут, пока не выловят в лесах последнего недобитка? Об остальных «прелестях», ожидающих Советский Союз в будущем? Поэтому мы говорили только о скорой победе и грядущей, идеализированной мирной жизни. О том, кто как встретит эту победу и что мы будем делать после. Оля заявила, как-то стеснительно глянув из-под ресниц, что сразу после победы собирается выйти замуж и поступить на медицинский. Я поддержал ее в последнем, оставив первое без комментариев. А потом ее позвала Ксанка – одному из раненых стало хуже, и ей требовалась помощь Оли, — и девушка, с усталым вздохом поднявшись, убежала.

* * *

Когда начало темнеть, мы, всем взводом подрывников, двинулись к месту встречи самолета. Желающих поучаствовать в этом знаменательном событии было много. Каждый партизан хотел хотя бы одним глазком взглянуть на вестника с Большой земли. Поэтому, чтобы не допустить намечающегося массового паломничества к аэродрому, могущего опустошить лагерь, майор строго-настрого запретил покидать его пределы всем, кто не был задействован в приеме и последующей разгрузке самолета. Хотя покидать без причины лагерь и так было запрещено – наказание за дезертирство никто не отменял, но желающих потихоньку улизнуть было предостаточно. Нашему взводу в этом смысле повезло гораздо больше остальных. Половина, если не больше, снаряжения, обещанного из-за линии фронта, предназначалась именно нам. И, поскольку склад у нас был свой, отдельный от того, которым заведовал Горбунов, нам же было и тащить припасы в свое хозяйство.

Площадка располагалась в нескольких километрах от лагеря. Когда мы вышли на место, ночь уже вступила в свои права. В лунном свете я увидел длинную поляну, на одном краю которой стояло какое-то маленькое деревянное строение – домик лесника, как объяснил мне Коля. На дальней стороне поляны были подготовлены костры, образующие определенную фигуру, по которой пилот должен был понять, что место встречи достигнуто, и две линии костров по краям «взлетной полосы», на которую должен был сесть самолет. Для того чтобы заметить другие подробности, лунного света было явно недостаточно, а костры пока никто не зажигал – все ждали команды.

Здесь же был и майор, лично явившийся встречать вестника с Большой земли. Когда мы вышли из леса, он стоял возле домика лесника и поминутно поглядывал то на часы, то на небо. Время от времени к нему подбегал то один, то другой боец и, получив указания, убегал их выполнять. Мы расположились под деревьями, неподалеку от избушки, и присоединились к всеобщему ожиданию.

Время шло, бойцы горячо обсуждали ожидаемое событие и делились предположениями о новостях, которые должен будет принести нам самолет. Должен заметить, что, несмотря на поздний час, спать никого не тянуло – все были возбуждены от предвкушения предстоящего. Понемногу предвкушение перерастало в напряжение. Сначала робкие, начинали звучать все более громко опасения, что самолет может и не прилететь – мало ли, вдруг передумали там, за линией фронта, посылать нам помощь, или в последний момент что-то сорвалось. Кто-то даже предположил, что самолет могли сбить, но на него сразу зашикали, и подобных версий больше не выдвигалось. Хотя такие опасения прочно укоренились где-то в самом глубоком уголке сознания и пускали свои ядовитые ростки, с каждой минутой ожидания становившиеся все толще и сильнее.

— Уже должен быть, — напряженно произнес Коля, очередной раз взглянув на часы.

Воцарилось молчание. Все задрали голову и вглядывались в ночное небо, пытаясь разглядеть мелькнувшую на фоне звезд тень. Напряженно замерли у костров дежурные, готовые по сигналу вмиг зажечь посадочные огни. Все молчали. Лишь редкие шепотки, казавшиеся чуждыми этому царству тишины, раздавались в ночи. Даже лес, казалось, проникся напряжением момента и не так шелестел листьями. Стрелки часов, будто взбесившись, с невиданной скоростью отмеряли минуту за минутой.

— Летит! — вдруг раздалось от одного из костров.

Я прислушался и только через минуту уловил слабый, еле слышный шум моторов.

— Летит, товарищ командир! — подбежал к майору боец.

— Поджигай! — выкрикнул тот, и практически мгновенно десяток человек чиркнули спичками и зажигалками.

Языки пламени взвились ввысь, в один миг осветив поляну и ослепив привыкших к темноте людей. Кое-кто закрывал глаза рукой, отворачиваясь от огня, но большинство продолжало смотреть в небо. Шум моторов все нарастал. Вот над головами мелькнула и исчезла за деревьями тень самолета. Звук стал потихоньку удаляться, но вскоре снова приблизился. Мерцали звезды, на мгновение заслоняемые летящим самолетом. Тень все увеличивалась.

Я вспомнил некоторые похожие моменты из прочитанного и тихонько дернул за рукав Колю.

— Главное, чтобы не немец, — прошептал я. — Может ведь и «подарок» нам на головы сбросить. Давай отойдем немного в лес?

Коля непонимающе посмотрел на меня, но потом смысл моих слов начал потихоньку доходить до него. Мысль о том, что вместо ожидаемого самолета мимо нас мог пролетать немец с бомбами, который заглянет на огонек и, возможно, сбросит свой груз нам на головы, не показалась ему чем-то неправдоподобным. Все очень хорошо помнили ужас начала войны и опустошение, которое сеяли в рядах Красной армии самолеты с крестами на крыльях. С сомнением он глянул в сторону командира, но решил, что доводить до него мою светлую мысль было уже поздно. Пока докричишься, пока тот поймет, что к чему… Самолет был уже совсем близко.

— Спрятаться за деревьями! — скомандовал он своему взводу.

Ребята недоуменно переглянулись, но команду выполнили. Мы залегли в укрытиях и уже оттуда наблюдали за происходящим. Остальные бойцы, оставшиеся на поляне, ликовали. Похоже, мысль о возможном налете противника пришла в голову только мне. Даже майор стоял задрав голову и наблюдал за все увеличивающимся темным силуэтом в небе.

Но все обошлось. Самолет, точно вписавшись в обозначенную кострами полосу, чиркнул по земле шасси и, замедляя ход, покатился в сторону домика лесника. Мы, видя, что опасности нет, повылезали из своих укрытий и побежали вслед за остальными к тому месту, где тот должен был остановиться. Попутно Коля объяснял недоумевающим бойцам причину, по которой им пришлось прятаться. Заодно я предложил Коле поговорить с майором на эту тему – если нам еще придется встречать самолеты, лучше партизанам сразу уходить от зажженных костров. Можно ведь как-нибудь и на немцев напороться. Самолет остановился. Все медленнее крутились лопасти винтов. Только они замерли и смолк шум моторов, как из открывшегося люка спрыгнули на землю двое, тут же попавшие в объятия обрадованных партизан. Бойцы даже пытались их качать на руках.

— Тише, черти! Задавите!

Но отпустили прибывших только после команды майора, неспешно подошедшего к самолету.

— Лейтенант Уткин, — все еще улыбаясь, бодрым голосом представился один, поправляя одежду.

— Лейтенант Барин! — представился второй.

— Майор Трепанов, — представился командир, останавливаясь напротив, и добавил: – Добро пожаловать в наш отряд.

— Товарищ майор, — уже более серьезным тоном продолжил Уткин, — необходимо спрятать самолет.

— Зачем? — удивился командир.

— До утра до линии фронта долететь не успеем. А пока разгрузимся – и не взлечу до света. Придется у вас день пережидать, а вылетать – уже как стемнеет. И костры загасите, а то вдруг немцы пролетать будут.