Проклятье Победителя (ЛП) - Руткоски Мари. Страница 10

Рука Гармана дернулась к золотой цепочке для часов, высовывавшейся из его кармана.

— Сделайте, как я сказала, Гарман, иначе Вы пожалеете.

*

По прибытии в дом Джесс Кестрел могла бы отправить Арина на кухни. Покинув улицы, она больше не нуждалась в сопровождении. Однако она приказала рабу остаться в салоне, где они с Джесс пили охлажденный османтусовый чай и ели пирожные из гибискуса и поделенные на дольки апельсины. Арин неподвижно стоял у дальней стены; его темно-синяя одежда сливалась с занавесями. И все же Кестрел было сложно не обращать на него внимание.

Его одели так, как полагалось в обществе. Высокий воротник его рубашки раньше являлся частью моды геранской аристократии. Сейчас такую одежду носили все домашние рабы мужского пола. Однако, если они были мудры, их лица не принимали выражение открытого презрения.

По крайней мере длинные рукава скрывали мускулы и шрамы его рук, которые говорили о десятилетии тяжкого труда. Краем глаза Кестрел наблюдала за Арином. В ее голове вертелась одна догадка.

— Кузены Тренексы снова взялись за свое, — сказала Джесс и стала описывать их последнюю ссору.

Арин выглядел незаинтересованным. Разумеется, так выглядел бы любой, кто не понимает разговора на валорианском. Тем не менее Кестрел подозревала, что он выглядел бы точно так же, если бы вслушивался в каждое слово.

И она считала, что это он и делал.

— Я клянусь, — продолжила Джесс, теребя серьги, которые Кестрел купила тогда на рынке, — это лишь вопрос времени, когда один из братьев погибнет, а другому придется платить посмертный штраф.

Кестрел вспомнила единственное слово, которое сказал ей Арин по-валориански: нет. Вспомнила, каким слабым был его акцент. Более того, он знал значение имени Джавелин. Возможно, это не было столь необычно: Арин — кузнец, вероятно, ему приходилось ковать для валорианцев копья. И все же Кестрел казалось странным, что он знает это слово.

На самом деле ее заставила призадуматься легкость, с которой раб узнал его.

— Не могу поверить, что пикник леди Фарис уже через несколько дней! — восклицала Джесс. — Ты ведь заедешь к нам за час до него и отправишься в нашем экипаже, так? Ронан сказал мне спросить тебя.

Кестрел представила себя в ограниченном пространстве кареты вместе с Ронаном.

— Думаю, будет лучше, если я поеду отдельно.

— Ты просто не умеешь веселиться! — Джесс помедлила и затем сказала: — Кестрел, не могла бы ты попытаться быть на празднике более… обыкновенной?

— Обыкновенной?

— Ну, знаешь, все считают, что ты слегка эксцентрична.

Кестрел и в самом деле это знала.

— Нет, конечно, тебя любят. Но когда ты освободила свою няню, об этом говорили. Все бы забыли, но ты каждый раз делаешь что-нибудь еще. Твоя музыка — общеизвестный секрет. Я не говорю, что это плохо.

У них случались такие разговоры и раньше. Весь вопрос заключался в преданности Кестрел. Если бы она играла изредка, как ее мать, на это никто не обращал бы внимания. Если бы до войны геранцы не ставили музыку так высоко, это тоже многое могло бы изменить. Но с точки зрения валорианского общества, музыка была наслаждением, которое получают, а не создают, и никому не приходило в голову, что создание музыки также может принести удовольствие.

Джесс все еще говорила:

— …а потом были торги…

Она бросила на Арина неловкий взгляд.

Кестрел тоже посмотрела на раба. Выражение его лица по-прежнему было безучастным, но как будто более внимательным.

— Ты стыдишься быть моей подругой? — спросила Кестрел у Джесс.

— Как ты можешь так говорить?

Джесс казалась искренне уязвленной, и Кестрел пожалела о своем вопросе. Он был несправедлив, особенно после того, как Джесс пригласила ее вместе отправиться на пикник.

— Я попробую, — пообещала Кестрел.

Джесс, казалось, успокоилась. Она попыталась ослабить напряжение тем, что гадала, когда и какую еду подадут на празднике и от каких парочек можно ожидать скандального поведения.

— Там будут все симпатичные молодые люди.

— Хммм, — произнесла Кестрел, поворачивая свой стоявший на столе бокал по кругу.

— Я говорила тебе, что на пикнике Фарис покажет свету своего ребенка?

— Что?

Рука Кестрел замерла.

— Мальчику уже шесть месяцев, и погода должна быть безупречной. Это отличная возможность представить его обществу. Почему ты так удивлена?

Кестрел пожала плечами.

— Это смелый ход.

— Я не понимаю.

— Муж Фарис мальчику не отец.

— Не может быть, — прошептала Джесс с притворным ужасом. — Откуда ты знаешь?

— Точно мне ничего не известно. Но недавно я навещала Фарис и видела ребенка. Он слишком красив. Совсем не похож на ее старших детей. Вообще-то, — Кестрел постучала пальцами по своему бокалу, — лучший способ скрыть эту тайну — сделать как раз так, как Фарис планирует. Никто не поверит, что леди из высшего общества станет представлять своего незаконнорожденного сына на крупнейшем празднике сезона.

Джесс в изумлении посмотрела на Кестрел, а затем рассмеялась.

— Кестрел, тебе, определенно, улыбнулся бог лжи!

Кестрел скорее почувствовала, чем услышала резкий вдох с противоположного конца комнаты.

— Что ты сказала? — прошептал Арин по-валориански, уставившись на Джесс.

Та неуверенно переводила взгляд с него на Кестрел.

— Бог лжи. Геранский бог. Ты же знаешь, у валорианцев нет богов.

— Разумеется, у вас нет богов. У вас нет душ.

Кестрел поднялась на ноги. Раб подошел к ним. Девушка вспомнила, как распорядитель торгов приказал ему спеть, а тот едва не выскочил от ярости из кожи.

— Хватит, — потребовала она.

— Тебе улыбнулся мой бог? — Серые глаза Арина сузились. Его грудь вздымалась. А затем он подавил свой гнев, спрятав его глубоко внутри. Он смотрел в глаза Кестрел, и та поняла: он осознает, что только что выдал, насколько хорошо знает ее язык. Арин спросил Джесс намеренно ровным голосом: — С чего ты взяла, что он улыбнулся ей?

Кестрел начала говорить, но Арин жестом руки заставил ее замолчать. Джесс изумленно произнесла:

— Кестрел?

— Ответь мне, — потребовал Арин.

— Что же, — попыталась рассмеяться Джесс. — Так и есть, разве нет? Кестрел так ясно видит во всем истину.

Его губы жестоко изогнулись.

— Сомневаюсь.

— Кестрел, он — твоя собственность. Ты ничего не собираешься сделать?

Эти слова, вместо того чтобы заставить ее действовать, будто парализовали ее.

— Ты считаешь, что видишь истину, — сказал Арин Кестрел по-герански, — потому что люди позволяют тебе верить в это. Если ты обвинишь геранца во лжи, думаешь, он посмеет возразить тебе?

Ее ошеломило ужасной догадкой. Она почувствовала, как от ее лица отлила вся кровь и по венам разлился холод.

— Джесс, дай мне свои серьги.

— Что?

Джесс была совершенно сбита с толку.

— Одолжи мне их. Пожалуйста. Я верну.

Джесс сняла серьги и вложила их в протянутую руку Кестрел. Золотистые капельки-стекляшки подмигнули ей. Но были ли это на самом деле стекляшки? Торговка драгоценностями на рынке говорила, что это топазы, перед тем как Кестрел обвинила ее во лжи.

Кестрел заплатила больше, чем стоило стекло, но лишь малую часть стоимости настоящих драгоценных камней. Возможно, это были топазы, но торговка слишком боялась настоять на своем.

Кестрел обдало волной стыда. В комнате было тихо; Джесс теребила кружевные манжеты своих рукавов, а Арин, судя по всему, молча злорадствовал, что его последние слова попали в яблочко.

— Мы уходим, — сказала она ему.

Он не выказал больше признаков неповиновения. Кестрел знала, что так было не из-за страха, что она накажет его. Наоборот: теперь он был уверен, что она никогда этого не сделает.

*

Кестрел выпрыгнула из экипажа и решительно вошла в лавку самого уважаемого в городе валорианского ювелира. Арин следовал за ней.