Черный диверсант. Первая трилогия о «попаданце» - Конторович Александр Сергеевич. Страница 45
— Так он что — инструктор?
— Нет. Он оперативник, но опыта у него много, с ним даже Корабельский советуется. Вот он и нас тоже готовит, ему генерал приказал.
Час от часу не легче. Генерал Корабельский был дядей суровым и властным. Характер имел тяжелый. Да и сидел весьма высоко. Пахомыч говорил как–то, что внимания Корабельского к себе лучше не привлекать, никогда не знаешь, чем это закончится. Вполне может и нехилыми звиздюлями. На резонный вопрос: «За что?» Пахомыч, не менее резонно ответил: «Он найдёт». При всем при том, невозможно было отрицать, что операции под руководством генерала всегда проходили как–то… красиво, что ли… Даже и слова не подобрать сразу. Голова у него варила неплохо. Так вот откуда свалились на нашу голову майор со спутниками!
После ужина в гости к майору отправился Перминов. С ним вместе увязался и Даур, этот настолько проникся Барсовой, что не мог упустить случая, увидеть её еще раз. Благо, далеко ходить было не нужно — Пахомыч разместил майора со спутниками в соседнем доме, и нас разделял только забор. Вернулись они оба, когда уже темнело, и я сквозь сон слышал, как они о чем–то спорили на кухне.
Проснулся я утром и пошлепал босыми ногами на кухню — пить хотелось ужасно. Уже глотнув воды, я услышал сбоку какое–то восклицание. Повернулся и увидел Даура. Он, в трусах и майке, сидел около окна и всматривался куда–то.
— Ты чего там?
— Т–с–с! Иди сюда!
Я подошел ближе.
— Ты чего не спишь?
— Тихо ты! Смотри!
Я пригляделся.
Солнце еще не взошло, но уже было достаточно светло, чтобы разглядеть — куда он так пялился.
Во дворе дома, напротив, кружилась (?) — нет, даже и слова–то сразу не подобрать, как–то плавно перемещалась, почти летела над землей Марина. То прижималась к стене дома или вдруг пружинкой отлетала от нее. Огибала стволы деревьев, словно скользя по ним всем телом. Падала на колено, чтобы потом, серой большой птицей, метнуться в сторону и упасть на землю. Вот она, словно танцуя, прошлась почти вплотную к орешнику, и я вдруг вздрогнул, увидав изломанные, измочаленные его ветки. «Танец» этот завораживал и казался чем–то нереальным, почти сказочным. Клочья утреннего тумана, окутывавшие ещё деревню, мешали рассмотреть все подробнее, но уже и то, что удавалось увидеть, было как–то по–необычному красиво.
— Как танцует! — покачал головой Даур. — Эх!
— Это же не танец, Даур. Это у неё тренировка такая, наверное?
— Не понимаешь ты! Танец — он всегда в душе! И по–разному себя проявляет. И так может и иначе. Главное — чувствовать его! Тогда все красиво делать будешь — и ходить и работать. И даже — воевать!
— Ну, ты сказал — воевать!
— Я вчера с ней долго говорил. Она простая совсем. Я думал — Тигрица, она совсем жесткая быть должна. Не женщина она — солдат. А она обычная совсем девушка, добрая даже. Кошку в доме подобрала и гладит, вычесывает ей шерсть. Даже странно, мы с ней об оружии говорим, про войну — а она кошку гладит. Показывает мне, как от ножа в драке уйти, как двигаться при стрельбе — а я все вчерашнюю школьницу вижу…
— Надо же, не ожидал…
— Я тоже. А потом она повернулась как–то и вся, как струнка вытянулась. Я и понял — может она всей душой, вот так, в танец уйти. В крови это у неё… Вот и ждал я, сидел, увидеть это хотел.
— Так она, что — сказала тебе? Или ты так всю ночь просидел у окна?
— Нет. Она сказала, что по утрам всегда вот так учится. Сказала, пройдет операция — покажу. А я всю ночь вертелся, спал плохо. Думаю — должен я её сейчас увидеть!
— Даур! Ты, часом — не того? Не влюбился?
— В такую — можно!
Что–то двинулось в тумане. Мы оба повернулись в ту сторону. От стены отделилась фигура. Майор. Мы не сразу его узнали, на нем был длинный плащ–дождевик, который тут многие носят. Капюшон почти скрывал лицо. Тигрица прекратила свое кружение и подошла к нему. Они о чем–то переговорили, после чего майор повернулся и, подобрав с земли вещмешок, ушел вглубь сада. Марина, как–то враз, став словно бы меньше ростом, прижалась к березе и смотрела ему вслед. Потом подобрала что–то с лавки и ушла в дом.
Глава 22
На инструктаже Пахомыч был мрачнее обычного. Видно было, что план майора (или Корабельского?) ему не очень–то по душе.
— Значит так. Выходите через час. Грузовик подбросит вас до рощи в трех километрах от Горловки. Даур и Перминов проедут дальше. Они должны войти в деревню раньше основной группы и будут ждать вас на площади. Все ясно?
— Да, товарищ подполковник, — я обвел глазами комнату. — А где майор и его группа?
— Они уже на месте. Изучают обстановку.
— Когда же они выехали? Мы и не видели даже.
— Часа три уже как тронулись.
— Что с отрядом, товарищ подполковник?
— Два взвода автоматчиков находятся в лесу в трех километрах от Горловки, и выдвинуться к вам по первому сигналу.
— И давно они там?
— Три дня. Ещё вопросы есть?
Больше вопросов не было. И вскоре мы уже сидели в закрытом кузове грузовика. Под наглухо закрытый брезент просачивалась только вездесущая пыль. Через час грузовик притормозил.
— Эй, путешественники! Пора на выход!
Мы с Витькой приподняли брезент. Около машины, с автоматом в руках, стоял лейтенант Зайцев из взвода охраны.
— Да прыгайте вы уже! Нету тут никого, я все здесь облазил, как свою квартиру.
— И давно ты тут сидишь?
— Вторые сутки пошли. Не я один, еще с десяток моих ребят по округе заныкались. Вас прикрывают.
— Неслабо!
— А то ж!
Мы спрыгнули. Грузовик поддал газу и скрылся за поворотом.
Я огляделся. Место высадки было на дне небольшой ложбинки. Края её густо поросли кустарником и со стороны это место было совсем незаметно.
— Хорошую точку нашли!
— Так уж неделю по округе колесим, тут волей–неволей отыщешь.
— Ну, лады. Карауль свою ложбинку, потопали мы дальше.
— Так и мы после вас снимемся. Сколько уж тут сидеть–то…
Интересно получается, думал я, шагая по пыльной дороге. Зайцев с солдатами тут уже семь дней. Связного мы взяли пять дней назад. Получается, что Корабельский знал всё наперед? И то, что связной себе пулю пустит — тоже знал? Хотя, уж это–то — вряд ли. Видимо, в любом случае, на встречу должен был идти кто–то из нас. Ремень этот, майором привезенный… Неслабо тут наши начальники накрутили! А мы, значит, сейчас — передовой отряд. Вон, даже место высадки зачистили, чтобы никто не срисовал, как мы из военной машины высаживаемся.
Горловка и её базар встретили нас гомоном голосов. Войдя в деревню, мы четко придерживались заранее оговоренного маршрута. Прошли мимо разрушенного дома. Присели там передохнуть. Хоть и не должен был нас никто вести от околицы, однако же исключать случайности было нельзя. Кто–то же в этой деревне работает на клиента? И наверняка этот кто–то — местный. Возможно, что и не один.
Вот и площадь. Народу не очень много. Кто–то торгует, кто–то покупает. Некоторые, вроде нас, праздно прогуливаются от ларька к ларьку или перебирают выставленные на продажу вещи. Посередине площади колодец. С высоким каменным бортиком, сверху колодец был накрыт красивой двускатной крышей. Справа от площади поднималась старая, потемневшая от времени пожарная каланча. Горловка в прошлом была немаленьким селом и имела даже свою пожарную часть. Во время боев в здание пожарной части вкатили добрый десяток снарядов, и оно сгорело. Так что, бесхозная каланча напрасно возносила к небу свои стены. Потолкавшись около прилавков, мы купили по стакану семечек и, подойдя к колодцу, уселись на, лежащие тут с незапамятных времен, бревна. Солнце уже развернулось во всю и припекало основательно. Снять бы пиджак, но… Демонстрировать свое вооружение не входило в мои планы. Поэтому, я распахнул его пошире и откинулся спиной на бревно.
— Не угостите семечками, уважаемый?
Кто это еще тут?
Неприметный мужичок в сером пиджаке и таких же брюках. На голове кепка. В руке кнут. Возчик? Похоже.