Голем и джинн - Уэкер Хелен. Страница 66

— Ну, Мэтью, а ты что думаешь? Стоит ли мне купить этот огромный кусок жести и приспособить его на потолок в вашем вестибюле?

Мальчик кивнул.

— Даже если это совсем не то, что я хотел?

— Это лучше, — сказал ребенок, и Арбели впервые услышал его голос.

Малуф усмехнулся. Он засунул руки в карманы и отвернулся от жестяной картины:

— Это ни на что не похоже. Если я соглашусь, то куплю что-то, чего вовсе не хотел покупать. Если откажусь, то буду похож на того человека, который жалуется, что у него из курятника украли яйца и заменили их рубинами. Я это куплю, но при одном условии. — Он снова повернулся к Арбели. — Ваш помощник должен вернуться и подробно рассказать мне, что еще он собирается делать. Еще один сюрприз — и я отказываюсь от этого предложения. Договорились?

— Договорились, — подтвердил Арбели, чувствуя небывалое облегчение.

Они пожали друг другу руки, и, бросив последний печальный взгляд на свой потолок, Малуф ушел.

Мэтью по-прежнему сидел на корточках рядом с жестяной пустыней, уже почти скрывшейся в тени. Он осторожно обвел рукой ближайший горный хребет, словно опасаясь прикоснуться к нему или, подумал Арбели, словно воображая, что его пальцы — это орлы, парящие над пустыней.

— Спасибо, Мэтью, — сказал он. — Ты мне здорово помог сегодня.

Мэтью не отвечал. Арбели вдруг понял, что непременно должен заставить этого странного, чересчур серьезного ребенка хоть раз улыбнуться.

— Хочешь познакомиться с моим помощником Ахмадом? С тем, кто сделал потолок?

Теперь мальчик смотрел на него очень внимательно.

— Тогда приходи сюда завтра после школы, если твоя мама не будет против. Придешь?

Решительно кивнув, Мэтью поднялся и вверх по лестнице выскочил на улицу. Пусть он не улыбнулся, но в его движениях вдруг появилась легкость и энергия, которых не было раньше. Дверь за ним захлопнулась.

— Ну что ж, — вздохнул Арбели, оставшись один в мастерской, — вот и ладно.

Темнота опускалась на город, а Салех по-прежнему брел за светящимся человеком. Даже не верилось, что они все еще в Нью-Йорке. Ледяной ветер без труда проникал под рваную одежду. Ушибленная рука онемела, а ноги дрожали от усталости. В памяти всплыла картинка: деревянный барашек на веревочке, с колесиками вместо копыт. Любимая игрушка его дочери. Она могла часами таскать его за собой по двору, приговаривая: «Бе-е-е, бе-е-е». Он усмехнулся пересохшими губами и вновь сосредоточился на мелькающем впереди силуэте. Бе-е-е.

Они шли все дальше и дальше, и постепенно магазины со стеклянными витринами сменились огромными каменными особняками, едва видными за высокими оградами. Даже своими больными глазами Салех замечал блеск мраморных колонн и ряды светящихся окон. Что за дело могло привести светящегося человека в такой квартал?

У одного из особняков, едва ли не самого величественного из всех, тот сбавил шаг и свернул за угол. Салех добежал до угла и едва успел увидеть, как светящийся человек шагает прямо через металлическую ограду. Потом зашуршали кусты.

Дойдя до того места, где человек исчез, он обнаружил, что два прута из решетки вынуты. За ними видна была только непроницаемая зеленая стена кустарника.

Но ведь этот человек как-то проник через нее? А стало быть, мог и Салех.

Он перешагнул через нижний поперечный прут ограды, споткнулся и едва не свалился в зеленую изгородь. Между ней и оградой оставалось узкое пространство, по которому он, цепляясь за ветки, добрался наконец до свободного места. Он оказался на краю большого сада, огибающего дом и огороженного высокой кирпичной стеной. Даже сейчас, в середине зимы, сад был красив и величествен. Темные вечнозеленые бордюры окружали пустые клумбы. Вдоль ограды выстроился ряд аскетичных голых деревьев, подстриженных так, что они напоминали канделябры. На площадке у самого дома стоял мраморный фонтан, его сухую чашу забили облетевшие листья.

На первый взгляд Салеху показалось, что светящийся человек исчез, но потом он поднял глаза и увидел, как тот взбирается прямо по вертикальной стене дома, хватаясь то за водосточные трубы, то за перила балконов. Салех остолбенел. Сам он даже в юности не смог бы проделать ничего подобного. Добравшись до большого балкона на верхнем этаже, человек перевалился через перила и исчез из виду.

Джинн стоял на балконе Софии и крутил ручку двери, но та не двигалась. Закрыто. Заслонившись ладонями от света, он прильнул к стеклу и заглянул в комнату.

Там было темно и пусто. Чехлы из белой ткани прикрывали письменный и туалетный столики. На кровати не было постельного белья. Похоже, София Уинстон здесь больше не жила.

Ему почему-то даже не приходило в голову, что ее может не оказаться дома. Она представлялась ему принцессой, заключенной в кирпично-мраморной башне и ждущей своего спасителя. Но конечно же, это было не так. София Уинстон была богатой молодой женщиной. Она могла уехать куда угодно.

И гнев, и предвкушение свидания постепенно испарялись. Будь настроение получше, он бы, пожалуй, посмеялся над собой. Что же теперь делать? Поджав хвост, возвращаться на Вашингтон-стрит?

Пока он раздумывал, дверь в комнату Софии отворилась и туда вошла женщина в простом черном платье, переднике и с большой метелкой из перьев в руке.

Она увидела Джинна и замерла. Метелка упала на пол.

От визга горничной в окнах задрожали стекла, а Джинн одним прыжком взлетел на перила балкона, а с них на водосточную трубу.

Салех стоял посреди сада и не понимал, что ему делать.

Может, подумал он, надо просто присесть и подождать. В следующее мгновение ноги подломились под ним, как соломинки. Ледяная земля приятно охладила горящее тело. Окна и темные балконы смотрели вниз, прямо на него. Он поднял глаза и увидел четыре дымовых трубы на крыше. Из одной поднималась струйка серо-белого дыма. Так много печей в одном доме!

Его глаза закрылись, все звуки стали едва слышны. Усталость волнами овладевала телом. Это было похоже на родовые схватки у женщин. И, словно в подтверждение этой мысли, он будто бы услышал отдаленный женский крик. Теплая истома, идущая откуда-то изнутри, постепенно охватывала Салеха.

Кто-то пытался поднять ему веко.

С досадой он попробовал отмахнуться от этой руки, но его собственные руки почти не двигались. Он с трудом приоткрыл другой глаз и, ослепленный, тут же зажмурил его.

Светящийся человек стоял перед ним на корточках.

— А ты что здесь делаешь? — спросил он.

«Прошу, оставьте меня в покое. Я пытаюсь умереть», — хотел сказать Салех, но с его губ сорвался лишь слабый хрип.

Послышались крики и далекий топот бегущих ног. Светящийся человек пробормотал что-то неразборчивое.

— Можешь встать на ноги? Нет, все равно будет слишком медленно…

Без всякого видимого усилия человек поднял Салеха с земли и взвалил его себе на плечо. Потом развернулся и побежал.

Надежда на мирную и безболезненную смерть оставила Салеха: теперь он висел на чужом плече и голова его болталась туда-сюда, как на веревочке. Вскоре особняк исчез из виду, а светящийся человек протащил Салеха через дыру в ограде. Мороженщик не видел преследователей, но слышал их топот и сердитые голоса, кричавшие что-то по-английски.

Светящийся человек бежал все быстрее, нырял в аллеи, поворачивал то налево, то направо. Салех болтался у него на плече и порой вскрикивал от острой боли. На одно долгое мгновение мир куда-то исчез, а когда Салех снова открыл глаза, он увидел внизу уже не булыжник мостовой и не асфальт, а лесную почву. В воздухе запахло холодной водой. Потом деревья расступились, над ними показалось открытое небо, звук шагов изменился и стал звонче, но скоро вокруг снова раскинулась лесная глушь.

Время замедлилось и стало растяжимым, а потом светящийся человек осторожно усадил его на землю и прислонил к чему-то похожему на дощатую стену.