Любимец - Булычев Кир. Страница 26
Мое терпение было вознаграждено довольно скоро. Дней через пять, когда мы отдыхали после отвратительного упражнения – долгого бега вокруг нашей школы с мешком песка за плечами, – мрачный Гурген сказал:
– Кому это нужно? Судьба и без этого разберется.
– Ей помогать надо, – сказал Батый. Мы смотрели, как Добрыня направлял оселком свой меч.
– Как девушку гладит, – сказал Гурген.
– Сколько раз он ему жизнь спасал, – заметил Батый.
Я навострил уши.
– Все это показуха, – сказал Гурген. – Ты же знаешь, откуда кровь берется.
– Молчи, – сказал Батый. – Ты здесь только третий месяц, а я уже скоро год. Если все будет нормально, через два месяца перейду в ветераны. А сколько со мной начинали и гикнулись?
– Ничего, завтра встреча товарищеская, – сказал Гурген.
Собеседники замолчали, и тогда я понял, что могу кое-что узнать.
– А что такое товарищеская встреча? – спросил я у Гургена.
– Когда договариваемся, – ответил за него Батый. – Встречи бывают товарищеские, от которых ничего не зависит. На них придумывают всякие трюки – как в цирке. Там по-настоящему обычно не убивают. У нас завтра товарищеская встреча с «Черными Тиграми». Попросись, Прупис тебя возьмет – тебе же надо присматриваться.
Раз уж разговор начался и никто на меня не кричит, можно было спрашивать и дальше:
– А когда нетоварищеская?
– Когда календарная? Или на кубок? Тогда судьи строго смотрят – там труднее. Там погибают. Только кто? Зеленые салаги вроде тебя. Ветераны решат, кому помереть, – обязательно помрешь.
– Как помрешь?
– Ланселот не совсем понимает, зачем он здесь живет, – сказал Гурген. – Он думает, что мы – спортивная команда. А мы гладиаторы..
– Гладиаторы? А Батый говорил – рыцари!
Я вспомнил старый фильм, который показывали по телеку, и спонсоры разрешили мне смотреть его, потому что было не очень поздно. Дело происходило в древней империи, которую, кажется, называли Римской. Там на стадионе сражались люди. Один из них был тяжело вооружен и снабжен сетью, которую он все норовил накинуть на голого юношу с коротким мечом. Тот крутился, прыгал вокруг и в конце концов победил неповоротливого тяжелого воина – госпожа Яйблочко расстроилась, что мне показали такое жестокое зрелище, а сам Яйблочко стал смеяться и говорил, что это такое же ископаемое, как животное мамонт. Помню, он сказал, что такие кровавые зрелища ушли в позорное прошлое.
– Это же запрещено! – сказал я. – Это же ушло в позорное прошлое, как мамонт и Римская империя.
Когда мои соседи отсмеялись, Батый спросил:
– Кто же это тебе рассказал? Может, ты в школе учился?
– Спонсор, – сказал я.
– Именно его и надо было слушаться, – сказал Батый, и в голосе его прозвучала ирония. – Они в этом понимают.
– А я ничего не понимаю! – взмолился я. – Честное слово – я как в лесу! Если есть гладиаторы, значит, кто-то должен на них смотреть и даже получать удовольствие от такого дикого зрелища. Но ведь не в подвале вы устраиваете так называемые «товарищеские встречи»?
– Нет. – Гурген редко улыбался, но за тот день он выполнил три годовые нормы по смеху. – Мы это делаем на больших стадионах. В Москве, в Люберцах, в Серпухове… Где мы еще были, Вова?
– Везде были, где стоит жабий гарнизон, – сказал Батый.
– И они вас не арестовали? Не разогнали? Как вам удается от них скрываться?
– Поймешь ты наконец или нет, ископаемый ты человек, что твои любимые спонсоры жить не могут без наших зрелищ, потому что получают на них разрядку.
– Что?
– А то, что им очень трудно, очень нервно править нашей планетой. Они ужасно устают, и им надо развлекаться. И чтобы каждый из них поодиночке не носился по улицам и не рвал на части прохожих, для них придумали милый интеллигентный отдых.
– Это аморально! – сказал я. – И вернее всего, вы клевещете на спонсоров.
– Никому не нужны твои любимые жабы! – Батый рассердился на меня. – Если они уберутся обратно, мы будем только счастливы…
Я даже отвернулся, чтобы не слушать, но продолжал слушать.
Возмущаясь, я уже понимал, что не прав. Их слова укладывались в узор окружающего мира. И как ни трудно признаться себе в чем-то отвратительном, нарушающем принципы, в которых ты взращен, иногда приходится смириться даже с самым худшим!
И я покорно слушал моих новых товарищей.
Разумеется, я оставлял за собой право на сомнение – я же не какой-нибудь бродяга или свалочник, я из хорошего дома! Батый, рассказывая мне, все время повторял: «Можешь проверить», я и рассчитывал проверить. Но это не мешало мне выслушать неправдоподобную версию нашего существования.
Если верить Батыю и поддакивавшему ему Гургену, в России существует по крайней мере два десятка гладиаторских школ, подобных нашей. Причем наша далеко не самая большая и богатая.
Возникли эти школы по той простой причине, что большинство спонсоров, обосновавшихся на Земле, были военнослужащими. Их трудно назвать солдатами, потому что они не пользовались оружием и никого никогда не убивали, но они дежурили на ракетных базах и сидели у экранов сетей всеобщего наблюдения – поддерживали порядок.
Спонсоры склонны к жестоким, даже кровавым зрелищам. Мои собеседники не знали, как и кому пришла в голову мысль удовлетворить страсть тоскующих в дальнем гарнизоне спонсоров человеческими боями…
– Я-то думаю, – сказал Батый, – это кто-то из людей придумал. Я так думаю, что все человеческие подлости за спонсоров придумывают люди.
– Зачем? – спросил я. – Кому это нужно?
– А тем нужно, кому выгодно, – туманно ответил Батый, а Гурген согласно кивнул головой, как человек, слушающий уже знакомый урок.
Есть спрос – появится и предложение. Спонсоры разрешили готовить специальных бойцов, бои гладиаторов превратились в регулярные соревнования, ибо нет более организованных и склонных к порядку существ, чем спонсоры.
Создался слой населения, так или иначе связанный с гладиаторами. Это были оружейники и изготовители различных приспособлений для бойцов, кожевенники и портные, массажисты и тренеры…
Принадлежность к миру гладиаторов давала массу преимуществ. К примеру, наиболее сильным бойцам позволено было размножаться, чтобы выводить породы бойцовых гладиаторов. Они могли быть уверены, что при очередной кампании ликвидации они останутся живы.
Тут мне пришлось прервать Батыя и попросить пояснений.
– Ну как тебе сказать… – Батый не сразу нашел нужные слова. – На Земле живет сто миллионов человек. Может, больше, может, немного меньше. А когда-то было в десять или в сто раз больше. Тогда пришли «добрые» спонсоры и начали лишних людей понемножку ликвидировать…
И тут наш отдых кончился, из тени вышел Прупис, который, допивая из кувшина пиво, крикнул:
– Мальчики, на тренировку!
На следующий день наши ехали на товарищеские соревнования, и Прупис спросил меня:
– Поедешь с нами?
Как будто у меня был выбор.
Я был рад наконец увидеть, чем мы занимаемся.
Я ехал со всеми в общем автобусе. Сзади были сложены мечи, копья, доспехи – настоящие рыцарские доспехи. Я видел, как ветераны на тренировках сражались в этих доспехах – они показались мне неуклюжими.
Я сидел на приставной скамеечке, напротив меня фельдшер и раб, который должен был помогать нашим спортсменам одеваться. Трясло ужасно, потому что дорога давным-давно не ремонтировалась да и автобус дышал на ладан.
– Новый автобус достать – надо выиграть кубок России! – сказал фельдшер, когда нас подбросило к самому потолку. Он был пожилым добрым человеком, он щурился, потому что был близоруким.
Гладиаторы сидели спереди в креслах со спинками и всю дорогу дремали или обсуждали житейские проблемы.
За последние дни мне удалось узнать многое об их жизни и внезапной смерти, я даже побывал в дальнем конце нашего хозяйства, в госпитале, который в те дни, к счастью, пустовал, но в любой момент мог пополниться. Там стояло шесть коек, застеленных белыми простынями, а еще была комната, в которой стоял стол, обитый оцинкованным железом, – я догадался, что на нем делают операции.