Любимец - Булычев Кир. Страница 49

– Скоро будет лето? – спросила Маруся.

– Через месяц, – сказал я.

– Скорей бы прошел этот проклятый месяц, – сказала Маруся.

Несмотря на то, что ей всего четыре года, Маруся умница и порой выдает многозначительные и не совсем понятные для окружающих сентенции.

Еще на прошлой неделе, когда все трое лежали у меня в жару, кашляя и чихая, я обещал им, что, как только наступит лето, я уговорю спонсоршу Фуйке отпустить нас в лес. Мы пойдем далеко-далеко и будем собирать цветы и ягоды. Теперь мои подопечные жили ожиданием праздника. Я смотрел на них с радостью и не видел их уродства. И в то же время я знал, что они обречены быть игрушками существ, не имеющих ни права, ни совести калечить людей. И самое ужасное то, что они калечат и убивают не от злости, не от садизма натуры, а потому, что так положено, так выгодно, так удобно, Подобно тому, как мы, люди, выводили породы собак… Недавно я разговаривал с Людмилой, с которой мы постепенно сблизились и стали доверять друг другу, и спросил ее, насколько в силах современная биотехника вернуть малышей в нормальное состояние. Людмила развела руками и ответила, что шансов очень мало. Для того чтобы заложить в клетки определенные изменения, достаточно земных лабораторий. Но переменить облик и внутреннее строение существ, уже созданных и выросших… для этого нужна технология, о которой мы не можем мечтать. «А спонсоры?» – спросил я. «Вряд ли, – сказала Людмила. – Спонсоры используют чужие достижения – и не только земные».

«Ничего, – сказал я сам себе, – мы выгоним этих спонсоров и тогда починим вас, ребятишки».

Именно тот момент я могу воссоздать в памяти: и тишину в боксе, и дыхание детей, и собственное состояние. Тогда я и понял, что в моей жизни есть цель – выгнать с Земли этих спонсоров. Потому что, если я этого не сделаю, они постепенно уничтожат всех людей, а если даже не уничтожат, то превратят в любимцев и рабов.

Я не знал, как это сделать. Но я был уверен, что судьба выбрала для этой цели именно меня. Я был уверен по оговоркам и намекам спонсоров, что на Земле уже возникали восстания и заговоры против спонсоров. Но все они проваливались по двум причинам: или спонсоры успевали задушить восстание, или находился предатель. Второе случалось куда чаще – за столетие господства братьев по разуму люди научились продаваться и блаженно существовать, как свиньи на бойне – их сейчас поведут резать, а они спешат насытиться или свести счеты. Мы счастливые свиньи на счастливой бойне!

Дверь чуть приоткрылась, и я услышал голос:

– Тим.

– Кто там? – Я вскочил.

– Выйди сюда.

Ребятишки обеспокоенно вертели головами, перешептывались.

Я вышел в коридор.

Там, еле освещенная единственной тусклой лампочкой, стояла Людмила.

Она потянула меня за руку в глубь коридора, к затянутому решеткой окну.

– Тим, я так боюсь, – прошептала она.

– Говори.

– Спонсор Сийнико приходил к нам. Он разговаривал с Автандилом и профессором. Меня выгнали из лаборатории. Мне это не понравилось, и я стала подслушивать. Я не все слышала, но они говорили о тебе.

– И что? – Я старался выглядеть обыкновенно – мало ли зачем они говорят обо мне.

– Спонсор хочет тебя убить.

– Как же?

– Они тебя отравят, они тебя отравят так, чтобы все думали, что это случайно, потому что наш спонсор гуманист. Он будет ни при чем.

– Спасибо, Людмила, – сказал я. – Но, наверное, ты немного преувеличиваешь. Зачем спонсору меня убивать?

– Значит, ты ему мешаешь. Я тебе должна сказать, что уже был один случай. Почему-то спонсору не понравился доктор Герц. Он стал непокорным, он хотел уйти из лаборатории. А потом доктора нашли мертвым. И сказали, что он объелся ядовитых грибов.

– Я не буду есть грибов, – сказал я и взял Людмилу за руку. – Я тебе обещаю.

– Они могут придумать что-нибудь еще.

– Я буду осторожен.

– Ты не представляешь, какие они хитрые!

Людмила была расстроена, ей казалось, что я не понимаю грозящей мне опасности. Но я понимал.

– Иди, – сказал я ей, – иди, пока тебя не заметили. Завтра поговорим.

– Но они могут прийти к тебе уже этой ночью.

– Пускай приходят.

Я проводил Людмилу до двери – она скользнула вдоль стены. Я надеялся, что ее никто не заметил. Теперь мне следовало подумать.

Я стоял в пустом холодном коридоре.

Что они придумают? Неужели на самом деле спонсор решил меня отравить? А когда? Вернее всего завтра утром. Но все может случиться…

Я выглянул наружу и посмотрел на звезды. Было около десяти часов вечера. Питомник уже спал, угомонились будущие любимцы; прожектора, светившие с вышек, лишь подчеркивали пустоту и тишину.

Ждать было нельзя. Надо действовать.

Я вернулся к себе в бокс. Мои малыши, конечно же, не спали – они были встревожены и ждали меня.

– Ничего страшного, – улыбнулся я им. – Не беспокойтесь. Тетя Люда сказала мне, что воспитатели сердятся, что вы так давно живете у меня. Они хотят нас за это наказать.

– Я не хочу в корпус! – воскликнул Сеня.

Они жили у меня тише мышей, трепеща перед необходимостью вернуться в особняк и надеясь, что сегодня этого не случится.

– Если они на нас рассердятся, – сказала умненькая птичка Маруся, – они нас запрут в карцере. И мы не сможем ходить к Тиму.

– Может быть, завтра? – спросила Леонора.

– Нет, – сказал я твердо. – Вернуться в корпус надо сегодня. Поверьте мне.

Они не стали плакать и просить меня.

– А мы пойдем в лес летом? Ты обещал, – сказала Маруся.

– Я помню. И обещаю, что пойдем.

Мне надо было решить сложную задачу: Арсений с Леонорой жили в особняке, в общих спальнях, Маруся в боксе за лабораторией, потому что процесс ее метаморфозы еще не кончился. А это совсем в другой стороне. Пустить их на улицу одних я не мог – ночью в питомнике спускали собак. Собаки могли испугать малышей.

– Подожди меня, Маруся, – сказал я птичке. – Я отведу Сеню с Леонорой, а ты никого не пускай, сиди тихо.

– Я всегда сижу тихо, – сказала Маруся.

Я взял Арсения на руки, а Леонора шла рядом co мной.

Мы пошли не напрямик через газон, который просвечивался прожекторами, а ближе к изгороди, по кустам. Нам никто не встретился. Только возле дорожки, ведущей к особняку, из кустов выскочила собака, хотела было залаять, но я велел ей молчать, и собака побежала рядом. Леонора ее боялась и крепко держала меня за руку длинными пальцами.

Мы обошли особняк. Сзади был ход на кухню – там разгружали продукты. Я знал, как открыть крючок – я туда уже не раз так проникал, потому что воровал для малышей еду: раз они болели у меня в боксе, им довольствия не полагалось.

– Тише, – прошептал я.

На кухне обычно не было сторожа, но порой поварихи или прачки тоже пробирались туда и воровали еду. Ведь все жили впроголодь. А в последние дни по радио начали твердить о том, что людей развелось столько, что они отнимают пищу у своих собратьев. Я знал, что означала вся эта подготовка.

Мы прошли через кухню, и у лестницы в спальни я попрощался с Леонорой и Сеней. Я обещал им, что завтра навещу и мы обо всем договоримся.

Я вышел из особняка тем же путем, закрыл за собой дверь и, не торопясь, главное– не вызвать тревоги, пошел обратно к своему боксу.

Мне показалось, что за мной кто-то идет, я даже несколько раз останавливался, прижимался к стволам дубов, но никого не видел. Только чувствовал. Я знал, что меня хотят убить, но не могу сказать, что боялся нападения. Я боялся только, что им удастся убить меня так, что я этого не почувствую.

Чтобы выманить преследователя, я ускорил шаги, надеясь, что оторвался от него, и резко прыгнул за ствол дуба. Я внимательно посмотрел назад. Да, что-то темное, какая-то тень мелькнула сзади. Но не более. Конечно, они могут и выстрелить, в конце концов все равно они докажут, что я умер естественной смертью. И все же вернее всего это будет не выстрел, а что-то более чистое. Они убьют меня так, что завтра можно будет выставить мой труп на всеобщее обозрение и никто не заподозрит неладного…