Смерть этажом ниже - Булычев Кир. Страница 28

– Я вас слушаю, – офицер оглядывал толпу, жмущуюся к нему. Он выглядел усталым, и Шубин догадался, что для него это не первая подобная миссия.

– Мне необходимо в штаб, – сказал Гронский. – Он организован?

– Да, – сказал офицер. – Давайте сначала возьмем женщин.

– Разумеется, – сказал Гронский. – Верочка, скорее, тебя же ждут.

Верочка закричала снова, что она упадет.

Сквозь ее крик прорвался резкий голос Гронского:

– Товарищ капитан, неужели вы не можете опустить машину ниже? Вы же видите, в каком состоянии женщины.

Люди толпились вокруг трапа, многие держались за него руками, будто боялись, что вертолет улетит.

– Да не толпитесь! – закричал офицер. – Чем спокойнее вы будете себя вести, тем быстрее мы вас всех погрузим.

Гронский уже поднимался по трапу, буквально волоча за ворот шубы свою жену. Офицер удерживал трап снизу, Верочка кричала, из люка высунулся солдат, чтобы принять первых беженцев.

– Шестьдесят восемь человек, – сказал Шубин.

– Ты всех пересчитал? – удивилась Эля.

– Я хорошо учился в школе. Ты будешь пробиваться туда? За раз ему всех не взять.

– Нет, я с тобой, – сказала Эля.

– Тогда у меня есть предложение, – сказал Шубин.

– Пошли скорее, – сказала Эля, – пока можно спуститься.

Шубин опустил капюшон аляски и затянул молнию, чтобы спрятать Элины волосы. Он тронул кончик ее носа.

Эля улыбнулась.

Шубин спускался по лестнице первым. Эля за ним. Шубин думал, что страхует ее, а Эля спускалась так, чтобы успеть протянуть руку, если Шубин будет падать.

Пламя хваталось за лестницу. Было очень жарко.

– Терпи! – крикнул Шубин, но Эля не услышала.

Шубину казалось, что залез в духовку. Вспыхнули волосы – он догадался, что вспыхнули волосы, потому что стало больно голове. На какое-то время ему стало так жарко и так горяч был воздух, которым приходилось дышать,что он потерял Элю из виду.

Неизвестно, смогли бы они прорваться, если бы порыв ветра не рванул с такой силой, что пламя отлетело от лестницы... Потом была последняя ступенька, он упал, но Коля был там, он все еще стоял у лестницы. Он подхватил Шубина, потом Элю.

– У тебя голова обгорела, – это были первые слова Эли.

– Лучше расти будут, – сказал Коля, – Как в лесу.

Шубин провел рукой по голове. В ушах страшно гудело. Волосы были короткие, неровные, ежиком.

– Больно, – сказал он.

– Пройдет, – сказала Эля. – У мамы мазь есть от ожогов. Из трав.

И сказав «мама», Эля мысленно перенеслась к себе домой. Шубин как бы потускнел в ее глазах – она заторопилась...

– Мне надо, – сказала она. – Мне надо, Юрочка, ты не сердись.

– До свидания.

– Погоди, – сказал Коля, – сейчас по городу опасно ходить. Кто знает, где этот газ затаился.

– Коля прав, – сказал Шубин. – Погоди, отдышусь, пойдем вместе.

Эля затихла. Шубин так и не спросил, не обожглась ли она. Рукав аляски оплавился – из него торчала обгоревшая подкладка.

Руслан лежал на снегу и выл сквозь зубы.

– Потерпи, – сказал Шубин, – мы «скорую» вызовем.

– Найдешь здесь «скорую», – зло сказал Руслан. – У меня нога сломана, понимаешь?

– Вы идите, – сказал Коля. – Я знаю, что у Эли ребенок дома, я знаю. А я не уйду, я помощь найду.

– Увидимся, – сказал Шубин, пожимая руку Коле.

– Обязательно увидимся, – сказал Коля и широко улыбнулся, как будто все плохое в его жизни уже кончилось. – Если вы меня, конечно, узнаете.

Шубин поглядел наверх. Вертолет все еще висел над крышей, и на той части трапа, что была видна снизу, висели люди. Они очень медленно поднимались вверх. Порывы ветра раскачивали трап и заставляли людей замирать, вцепившись в перекладины.

Вдруг вертолет загудел сильнее,перекрывая шум пожара, и резко пошел вверх.

– Смотри, что делает, гад! – воскликнул Руслан, который тоже смотрел на вертолет.

И только в следующее мгновение Шубин понял, что произошло.

В том месте, где за секунду до того был вертолет, возник клуб дымного пламени. Раздался зловещий утробный грохот, поглотивший все оставшиеся звуки. Крыша провалилась внутрь. Вертолет уходил в сторону, быстро снижаясь, и люди, висевшие на раскачивающейся лесенке, казались тлями. Шубин понял, что пилот хочет как можно быстрее спуститься на вокзальной площади, чтобы спасти людей.

И тут он увидел, как один из них сорвался и черной кляксой, растопырив руки, полетел вниз... Что было дальше, Шубин не видел. Вертолет скрылся из глаз.

Руслан зло кричал по-грузински.

Шубин не знал, видела ли это Эля – она склонилась над плачущей женщиной в обгоревшей шубе.

Но оказалось, что Эля все видела. Потому что она сказала подошедшему к ней Шубину:

– Ты умный, что повел меня по лестнице. А то бы мы точно погибли. Мы бы последними поднимались, правда?

Они оттащили подальше от здания Руслана и ту женщину, потому что стало жарко. Казалось, что гостиница ярко освещена изнутри – в окнах горел желтый и оранжевый свет.

Теперь, когда наступала реакция на эту, так еще и не кончившуюся ночь – была половина пятого, еще далеко до рассвета,

– Шубину стало смертельно холодно.

Эля сказала:

– Тут не далеко, если ты со мной пойдешь.

– Конечно, пойду, – сказал Шубин, который понимал, как страшно ей одной возвращаться домой.

– Но ты не дойдешь, – сказала она. – Ты по дороге околеешь.

– А мы побежим с тобой, – сказал Шубин.

Они вышли на улицу. По улице мело. На выходе из гостиничного двора лежал, согнувшись, будто старался согреться, человек, его уже припорошило снегом. Меховая шапка откатилась в сторону и лежала, как пустое птичье гнездо.

Эля наклонилась, подняла шапку и отряхнула, ударяя ею себя по бедру.

– Возьми, – сказала она. – Ему уже не нужно.

– Не надо, – сказал Шубин.

– Давай, давай, – Эля приподнялась на цыпочки и обеими руками натянула шапку на саднящую, обожженную голову Шубина.

– Погоди, – сказал Шубин. – Больно.

Он поправил шапку, она была мала.

– Это в сущности мародерство, – сказал он.

– Твою тоже кто-то носит, – сказала Эля.

Она выглянула на улицу, посмотрела направо, налево. Было темно. Облака, затянувшие небо, подсвечивались пожарами, и на открытых местах по снегу пробегали оранжевые блики.

Они вышли к автобусной остановки. Здесь люди лежали странной грудой, один на другом, будто хотели согреться. Автобус с открытой дверью въехал передним колесом на тротуар и уткнулся в столб.

Эля сказала:

– Ты, конечно, не захочешь, а может, пальто снимем.

– Перестань, – сказал Шубин. – Куда идти?

Шапка грела голову, конечно же, грела, но она была чужая, от нее неприятно пахло...

И в следующее мгновение Шубин очнулся.

Он лежал на мостовой. Эля стояла рядом на коленях, приподняв его голову, и прижимаясь к щеке губами.

– Миленький, – говорила она, – миленький, ну не надо, нельзя, что ты делаешь?

Голова раскалывалась так, что нельзя было двинуть ею, но попытку движения Эля уловила и вдруг принялась ругаться.

– Ты что, – говорила она со злостью. – Ты зачем притворяешься? Поскользнулся, что ли, я не могу больше... ну нельзя же так. Вставай, вставай, простудишься. Тебе что, плохо стало? Ну вот, потерпи немного, придем домой я тебе чаю сделаю.

Шубин с помощью Эли сел, его мутило.

– Извини, – сказал он, – отвернись...

Он приподнялся на четвереньки, и его вырвало. Это было мучительно, потому что безжалостно выворачивало, пока хоть что-то оставалось внутри. Эля что-то хотела сделать... но Шубин находил силы лишь отмахиваться, отталкивать ее.

Чтобы она не приставала с пустой, как казалось Шубину, заботой, он попытался отойти на четвереньках в перерыве между приступами рвоты, но рука натолкнулась на холодную преграду – красивая девушка лежала на боку, и ее мертвые глаза внимательно смотрели на Шубина.

Шубин отпрянул, и тут же его снова свернуло пружиной приступом рвоты.