Тайна Урулгана - Булычев Кир. Страница 11

Солнце пекло – был один из последних теплых дней в году. Дальний берег Лены едва угадывался, до него было верст пять. Там начинались сырые, поросшие хилыми лиственницами низины. Мюллер хорошо изучил карту, он как бы летел подобно птице над местностью. Ниже к реке подходили справа горы – хребет, к которому надо будет пробираться. Мюллер утром имел разговор с исправником, просил отпустить с ним Андрюшу, но исправник заупрямился, тупо утверждал, что ссыльный убежит в Америку, а ему, исправнику, будут перед пенсией неприятности. Мюллер полагал, что исправник рассчитывает на взятку, но у экспедиции было много бумаг и рекомендательных писем, а денег мало. Андрюша был готов работать бесплатно – только бы вновь прикоснуться к науке.

Колоколов, поднимаясь от пристани, позвал их в контору. Он был вежлив, расположен к профессору, даже выказал интерес к геологии и пригласил Мюллера вечером к себе посмотреть коллекцию минералов, собранную людьми, просил порекомендовать в Петербурге хорошего специалиста, чтобы поискал руды на Урулгане. Мюллер нашелся, сказал, что Андрюша Нехорошев – лучший его ученик. Нет, сказал Колоколов, Андрюша хлипкий, ему не вытянуть, нужен крепкий мужик, чтобы его слушались и боялись. Без страха здесь ничего не сделать. Тогда Мюллер попросил Колоколова походатайствовать за Андрюшу – он ему будет нужен в поисках метеорита.

Колоколов согласился. Легко, как отмахнулся от комара, – пускай профессор не беспокоится, Андрюша с ним пойдет. И он пошлет туда же своего сына и наследника. Ему полезно побывать в тайге с учеными людьми.

Даже Филимонов удивился: Колоколов не любил отпускать сына. И если отпускал, то только по торговым делам.

– А сам я в Булун поеду, – сказал Колоколов. – В этом году ярмарка будет там большая. Без меня не обойдутся.

Филимонов смотрел на миллионщика – и не верил. Какие бы дела ни были в Булуне, они для Колоколова невелики. Торговля с тунгусами да якутами – малая толика его дел. Ни Филимонов, ни профессор не связали этого намерения короля тайги с приездом Вероники Смит. И не поняли, что желание отправить сына за Урулган связано с тем же.

Колоколов сказал, что сам подберет что нужно для экспедиции, лошадей и провизию – все должно быть основательно. А за это профессор будет в тайге поглядывать по сторонам: если какие выходы руды или еще что из геологических находок, он рассчитывает, что профессор не забудет об интересах Колоколова. На том и порешили – профессор был только рад угодить любезному господину негоцианту.

В тот же день, еще до обеда, Колоколов сам пошел к исправнику, хотя мог бы позвать его к себе в контору. Пил чай, спрашивал, как здоровье супруги, как дети в Иркутске. Потом сказал, что ему нужны двое из ссыльных. Андрей Нехорошев полезен петербургскому профессору. А Ниночка Черникова позарез нужна для англичан. Без нее они как немые.

– Но ведь этот лошак английский, он же по-нашему бормочет, – возразил с тоской исправник. Он понял, что ничего от Колоколова за ссыльных не получишь. И это было грустно. Исправник сердился на профессора – наверняка нажаловался. Да что поделаешь?

А как прочие встретили это решение Колоколова? Ниночка даже обрадовалась. Она на все была готова, только бы не оставлять вдвоем Костика и развратную европейку, типичную представительницу господствующего буржуазного сословия. Пускай Костик пойдет в тайгу с профессором, пускай там комары выпьют из него лишнюю кровь.

Дуглас также был рад – еще не хватало, чтобы Вероника увлеклась всерьез этим русским медведем.

О Веронике ничего сказать было нельзя: ее мысли трудно поддаются разгадке, да чаще она и сама не знала, что ей лучше, а что хуже. Ей был свойствен фатализм, хотя она пыталась, плывя по воле случая, дожидаться благоприятного стечения обстоятельств. В первую очередь она искала отца. Или хотя бы его могилу. Все остальное приложится. Костя в ее мыслях занимал куда меньше места, чем его отец.

Плохо было Косте.

Он даже полез в спор с отцом, чем утвердил его в правильности своего решения и сделал то решение незыблемым. Костя в отчаянии готов был уже признаться отцу, что влюбился в английскую мисс, но в последний момент испугался. И смирился.

А отец пожалел его – всегда надо давать жертве надежду, пускай пустую.

– Если придется английского капитана по берегу моря искать, я тебя вызову.

И с этой надеждой Костя пошел к профессору, уже официально, как член маленькой экспедиции. Колоколов-старший, хоть и готов был поспособствовать развитию отечественной науки, своего терять не терпел. Поэтому за лошадей, шитик, место на барже, за продукты и даже за комариные сетки – за все взял с Мюллера, полагая, что делает правильно, так как у Мюллера деньги государственные. Правда, сына придал вроде бы бесплатно.

Сначала проводили «Св. Сергия Радонежского». На следующее утро он загудел, запыхтел, отвалил от пристани и, борясь с течением, пополз вверх по реке. Ему еще надо вернуться в Новопятницк до ледостава, привезти грузы, забрать пушнину и золото с приисков и, если все будет хорошо, профессора Мюллера с камешками, отколупнутыми от болида, и мисс Смит с ее спутником, а может, и с капитаном Смитом, если его удастся отыскать и спасти.

Костя весь день избегал Ниночки. А Ниночка делала вид, что не хочет видеть Костю, и страшно страдала. Ее страдания были очевидны для Семена Натановича и удручали его необыкновенно.

– Все к лучшему, – уверял его отец Пантелеймон. – Твоя дочь забудет о неверном Косте, и это лучше для всех. Будем надеяться, что детское увлечение минет, как послеполуденный сон.

– Да-да, – рассеянно согласился Черников, но он-то знал, что дочь страшного в прошлом террориста и нигилиста сделана из особого теста. Она из тех, кто роет подкопы под железнодорожные пути, чтобы безжалостно взорвать самого императора.

При этом Семен Натанович приводил в порядок одежду для Ниночки – ночи будут холодными, особенно в Булуне. Он призвал на помощь все свое портновское искусство и, не разгибаясь, шил, чтобы его дочь даже у полюса была одета не хуже, чем одеваются дамы в Варшаве. При условии, если те дамы соберутся на Северный полюс.

Всю ночь Ниночка простояла у окна своей комнаты. Рядом сопели во сне братишки. Она смотрела в окно, и ей казалось, что Костя, который одумался и раскаялся, придет к окну, стукнет в него дрожащими пальцами и попросит прощения за все муки, которые он ей доставил. Она тихо плакала, чтобы не разбудить братьев или отца, что спал в соседней комнате. Но Мария Павловна, конечно, не спала и все слышала, каждый вздох дочки она слышала. Но лежала тихо, затаившись, словно толстенькая мышка.

А Костя не спал, но он не пошел к дому Черниковых, а сидел на лунной колоде. И тоже надеялся. Представлял себе, как Вероника выскальзывает из отцовского дома и спешит на берег. О Ниночке он совсем не думал.

Вероника спокойно спала, потому что она была натурой, склонной к фатализму. Она закрыла дверь на засов и спала.

Дуглас не спал. Он неоднократно выглядывал в коридор. Но безуспешно, потому что перед дверью Вероники горела свеча и стоял стул. А на стуле клевал носом, но не спал приказчик и телохранитель Колоколова Ахметка.

Сам Колоколов спал. Он верил в бдительность Ахметки.

Утром загудел буксир «Иона», названный так в память отца Ефрема Колоколова. Буксир был мощный, приземистый, во всем схожий с покойником. Буксир торопил пассажиров и грузчиков. Правда, основные грузы были уложены на паузки – плоскодонные широкие баржи с низкими бортами еще со вчерашнего дня. Но немало оставалось. По сходням носились грузчики. Колоколов приехал в автомобиле, сидел, откинувшись, на сиденье, грыз морковку и зорким глазом обозревал погрузку.

Иностранных гостей он привез на авто, и они теперь сидели рядышком на берегу. Ветер прижимал недлинную юбку Вероники к ногам, обрисовывая стройную фигуру и обнажая тонкие щиколотки, затянутые высокими шнурованными ботинками, – она была готова к трудному путешествию к Северному полюсу.