Меч президента - Бунич Игорь Львович. Страница 20

НЕТ! Кто попадал на советский верх (коммунистический или посткоммунистический), тот сразу понимал, что никакие силы (кроме штыка, конечно) не могут заставить спуститься из заоблачных высот сказочного Зазеркалья в дерьмо повседневной жизни рядового «совка» хоть на генеральскую, хоть на профессорскую пенсию.

Уже получена восьмикомнатная квартира в доме «улучшенной планировки», построенному по проекту еще бывшего председателя Совмина и члена политбюро ЦК КПСС Николая Рыжкова, уже с помощью начальника своего аппарата бывшего генерала КГБ Стерлигова (соседа по этажу), приватизируются по остаточной стоимости сказочные особняки, уже братья вызваны в Москву и включены в «семейное дело», перед которым открываются такие возможности, о которых раньше можно было лишь прочитать в сказке об «Али-Бабе и сорока разбойниках»…

Но и эти перспективы казались мелкими от сознания того, что всего один шаг отделяет его от поста президента в случае «смерти президента, болезни и других причин, делающих невозможным президенту выполнение его обязанностей».

Видимо, Ельцин заметил, что его «вице» смотрит на него с каким-то странным прищуром, как бы через прицел, потому что в январе 1992 года Руцкой, давая интервью журналу «Пари Матч», озвучил на весь мир следующее заявление: «Я дал Ельцину слово офицера, что останусь с ним до конца. И я не нарушу этого слова».

Даже плохо искушенные в политике понимают, что подобные заявления просто так не делаются. Значит, у президента есть все основания сомневаться в лояльности вице-президента, раз тому приходится громогласно клясться в том, что я «останусь с ним до конца». До какого конца? Подобная формулировка предполагает, что президент уже загнан в угол и над ним свистят пули, а верный Руцкой решил остаться с ним до конца и разделить его печальную участь. Это выглядело тем более странно еще и потому, что Руцкой почти сразу же после интервью французскому еженедельнику начал нечто, напоминающее крестовый поход против политики своего патрона и Верховного главнокомандующего.

Совершая поездку по стране, Руцкой, не тратя времени на выбор выражений, последними словами облаял только что сформированное правительство и персонально Гайдара, Бурбулиса и Шахрая, обвиняя их по широкому спектру: от экономической безграмотности до непонимания специфики русского государства, откуда, пока еще иносказательно, несло обвинением в государственной измене.

Именно тогда у Руцкого довольно часто стали проскакивать высказывания типа: «Если бы я был президентом, то я принял бы совершенно другое решение…» Подобное было заявлено достаточно громко, чтобы быть услышанным. Когда в Барнауле, с подачи Руцкого, со всей страны собрались руководители военно-промышленного комплекса, то они узнали от вице-президента, а он — от них, что если говорить откровенно, в Кремле засели изменники, прислужники мирового империализма, которые уже погубили СССР, а теперь стремятся погубить и Россию путем лишения ее самого дорогого, что у нее есть — военно-промышленного комплекса.

«Погибнет армия — погибнет и Россия!» — цитировались патетические слова фельдмаршала Кутузова, сказанные после Бородинского боя. А армия, безусловно, должна была погибнуть, если бы на нее перестали тратить 90% государственного бюджета.

А реформы, как бы топорно они ни были запущены Егором Гайдаром, отчетливо демонстрировали желание нового кремлевского руководства вывести, наконец, Россию из состояния войны и попытаться проверить, на что окажется способным огромный экономический потенциал страны в условиях мирного времени.

Подобное желание само по себе было равносильно государственной измене.

Бароны ВПК с некоторой настороженностью смотрели на Руцкого. Больно глуп. Но, по большому счету, зачем на самом верху нужен умник? У всех была острая ностальгия по временам, когда все высшие посты в партии и государстве занимал Леонид Брежнев, которому ничего и нужно не было, кроме очередного ордена к очередной дате.

Конечно, пока события не приняли действительно необратимого характера, нужно срочно осуществить простой план. Скомпрометировать окружение президента путем открытого саботажа всех решений правительства по конверсии и прочим пунктам экономической реформы, включая и одну из ее основ — приватизацию.

В условиях стремительного входа в рынок, а именно так собирается влететь в рынок Егор Гайдар, унаследовав лихие кавалерийские замашки от своего незабвенного деда, этот саботаж неизбежно приведет к небывалому в истории страны росту цен, чудовищной инфляции и еще большему обнищанию народа.

Если подключить к саботажу все (или даже часть) правоохранительные органы, то страну с той же неизбежностью захлестнет мутная волна преступности, под прикрытием которой можно затерроризировать или просто физически устранять (то есть ликвидировать) всех, кто всерьез попытается пойти по пути частного бизнеса и рыночной экономики.

Под предлогом развала СССР можно (и нужно) временно омертвить жизненно важные отрасли промышленности и транспорта, приводя многие регионы в состояние, близкое к полному хаосу.

Подключение к операции некоторых надежных товарищей в Центробанке и Министерстве финансов даст возможность в паутине банковских связей держать в состоянии невесомости многие (а если понадобится, то и все) коммерческие структуры путем задержки или неосуществления платежей, а самое главное, путем невыплаты зарплат, в первую очередь, рабочим горно-добывающей промышленности, а проще, — шахтерам.

Все эти мероприятия в совокупности создадут обстановку, когда с помощью здоровых сил в Верховном Совете и обществе удастся отправить в отставку правительство реформ, сами реформы остановить и, воспользовавшись общей ситуацией в стране, добиться отставки и самого президента, место которого, согласно Конституции, займет генерал Руцкой.

Сделать это теоретически не так уж сложно. Президент, видя вокруг себя сплошной саботаж по всей вертикали от местного до Верховного Совета, от рядового предприятия до Центрального банка, естественно, вынужден будет принять какие-то меры. Но что он может предпринять?

Распустить съезд и Верховный Совет он не имеет права.

Выгнать с должности вице-президента — также не имеет права.

Значит, ему ничего не останется, как во имя спасения собственной программы и, можно сказать, самого себя, предпринять какие-то неконституционные шаги. И вот тут-то ему и крышка.

Верховный Совет ставит вопрос об «импичменте», и президентом становится Руцкой, который повернет страну на старый курс, разгонит этих умников из президентского окружения и через лозунг: «Вся власть Советам!» (а в Советах сейчас сидят лучшие товарищи, перебравшиеся туда из обкомов, крайкомов и горкомов КПСС) — попытается если не восстановить Советский Союз, то хотя бы навести порядок для начала в России старыми и проверенными в течение последних 70-ти лет методами.

Руцкой знал план только до этого места, хотя он и имел продолжение. Через некоторое время Верховный Совет должен был упразднить должность президента как «неоправдавшую себя», Руцкого устранить (метод устранения должен был соотноситься с конкретной обстановкой и поведением самого генерала) и вернуться к проверенной годами системе коллективной безответственности.

Конечно, глупо было бы предполагать, что «материалы» Барнаульского совещания не дошли до сведения президента Ельцина, хотя и в очень обтекаемом виде, благодаря стараниям составлявшей сводку специальной службы информации президента. Но и этого было достаточно для принятия президентом ответных мер.

К сожалению, Ельцин был связан Конституцией и существующими законами настолько, что фактически не мог предпринять против Руцкого никаких быстрых и решительных легальных мер.

Ответный удар президента пришелся через голову Руцкого по его аппарату, откуда был изгнан генерал КГБ Стерлигов, основавший в отместку «Русский национальный собор», который, номинально считаясь антисионистским, в действительности пытался объединить все антиельцинские силы. Вот тут-то Руцкому очень помешало его недавнее предательство «национал-патриотов».