Ее властелин и повелитель - Хокинс Карен. Страница 44
Но они не могли поддаться этому страстному влечению. У них нет будущего. Он не из тех мужчин, за которых, влюбившись, выходят замуж. Вот Филипп был таким мужчиной. Спокойный, рассудительный, практичный – ни одно из этих определений не подходило для характеристики герцога. У них с Тристаном не было даже общего интереса или убеждений – вообще ничего. Их связывала только страсть.
Она сделала глубокий вдох и повернулась.
– Милорд... Тристан... сожалею, но мы не должны...
Дверь распахнулась, в комнату влетел Стивенс, держа в одной руке серебряный поднос, в центре которого лежало письмо.
– Доброго здоровья, капитан... я хотел сказать, милорд! Вам письмо!
Тристан нахмурился. Он посмотрел в глаза Пруденс и, повернувшись, протянул за письмом руку.
Стивенс подбежал к нему, протягивая поднос, на котором скользило из стороны в сторону письмо.
– Пришло всего минуту назад.
Тристан подхватил письмо, которое чуть не соскользнуло с подноса. С угла конверта капала вода.
– Я пока еще не очень хорошо управляюсь с подносами, милорд, – доверительным тоном сказал Стивенс. – Утром, когда приносил чайник, я пролил на поднос немного чаю.
– В следующий раз вытри поднос, прежде чем снова использовать его.
– И для этого испачкать полотенце? – возмущенно воскликнул Стивенс.
Тристан покачал головой и осторожно вскрыл письмо. Он поднес его к свету.
– Чернила расплылись. Трудно прочесть... – Он прищурился. – Проклятие!
Стивенс, заглядывая через плечо Тристана, попытался прочесть письмо сам.
Входивший в комнату Ривс остановился, увидев Стивенса.
– Это письмо, – с гордостью сказал первый помощник, то бишь дворецкий. – Я нес его от самой входной двери на серебряном подносе, как вы учили!
– Все это хорошо, мистер Стивенс. Однако с вашей стороны крайне непочтительно читать через плечо личную корреспонденцию его светлости. Там может быть написано то, что касается только его.
Стивенс приуныл.
– Значит, мне вообще нельзя читать никакую его корреспонденцию?
– Именно так. Как ни печально, это одно из правил, которые должен соблюдать хороший дворецкий.
Стивенс вздохнул.
– Быть плохим дворецким значительно интереснее.
Тристан выругался себе под нос.
– Тысяча чертей! Это от попечителей. Они приезжают на следующей неделе.
Пруденс всплеснула руками.
– Так скоро?
Тристан мрачно кивнул:
– Думаю, что им не терпится завершить эту эпопею. Они будут здесь в следующий четверг.
– В четверг? – Пруденс прижала руку ко лбу. – Но это слишком рано!
Ривс поморщился.
– Нам придется закончить подготовку несколько раньше, чем мы предполагали. – Он посмотрел на Тристана: – Милорд, я случайно встретился в городе со сквайром Томасом. Вы, кажется, с ним знакомы.
– Именно так. Он не раз приглашал меня к себе в гости, хотя я так у него и не побывал. Мне подобные глупости ни к чему.
– Но именно такого рода глупость нам нужна сейчас. Я постарался сделать так, чтобы этот сквайр узнал о ваших изменившихся обстоятельствах, и он немедленно потребовал, чтобы вы присутствовали на небольшом званом обеде, который состоится в начале следующей недели. – Ривс бросил взгляд на Пруденс. – Мы говорили о том, что следовало бы попробовать что-нибудь в этом роде, хотя я и понятия не имел, что это потребуется так быстро.
Пруденс кивнула, изо всех сил стараясь выглядеть уверенной в себе, хотя все ее мысли были заняты собственным нарушением всех правил приличия.
– Да. Званый обед обеспечил бы герцогу отличную практику.
– Мне не нужна практика, – заявил Тристан, нахмурив лоб.
Ривс вздохнул:
– Милорд, чем лучше вы освоитесь с вашим новым положением, тем увереннее будете чувствовать себя с попечителями. Я настоятельно рекомендую вам принять приглашение.
Тристан взглянул на Пруденс:
– А вы?
– При чем тут я? – спросила она.
– Вы тоже там будете?
– Приглашение не распространяется на миссис Тистлуэйт, – произнес Ривс.
– Если она не пойдет, то и я не пойду, – заявил Тристан. – Она репетировала со мной весь этот спектакль. Без нее я туда не пойду. Мне может потребоваться ее совет, если я вдруг окажусь в затруднительном положении.
– Но я не приглашена! Ривс, объясните ему положение дел!
Дворецкий внимательно посмотрел на Тристана.
– Возможно, его светлость прав. Позвольте мне подумать, как исправить это досадное упущение. – Он встретился с удивленным взглядом Пруденс. – Действительно, было бы хорошо, если бы вы находились рядом с ним, мадам.
Тристан сложил на груди руки и прислонился к письменному столу. Он выглядел значительно красивее и мужественнее, чем требовалось для ее спокойствия.
– Вот видите. Значит, мы поедем на званый обед вместе – вы и я. – Он посмотрел на нее многообещающим взглядом. – Мы оба хорошо проведем время. Очень хорошо проведем время, не сомневайтесь.
Именно этого Пруденс и боялась.
Глава 14
Светские рауты являются проверкой эффективности вашей работы. Подобающим ли образом выглядит ваш хозяин? Хорошо ли начищены кожаные аксессуары? Нет ли пятен на бархате? Хорошо ли наглажено его белье? О нас судят именно по таким мелочам.
В день званого обеда Пруденс прибыла в дом капитана ровно в семь. Уже стемнело. Где-то вдали погромыхивал гром, и время от времени небо прочерчивали зигзаги молний. Остановившись на лестнице, она оглянулась, чтобы полюбоваться на живописное зрелище: блестящие золотые вилки молний вонзались в черные воды моря.
Пруденс любила штормовую погоду. Когда она впервые приехала в Девон, измученная улаживанием множества трудных проблем, оставшихся после смерти Филиппа, и хлопотами, связанными с похоронами, погода произвела на нее гнетущее впечатление. Небо было хмурым и серым под стать ее настроению. Но мало-помалу это изменилось.
Теперь ей нравились и порывистые ветры, и дождь, хлещущий в лицо. Буйство природы напоминало ей о том, что она жива. Как и герцог. Удивившись тому, что в голову лезет такая чепуха, она плотнее закуталась в плащ и подставила лицо влажному ветру.
Он, конечно, освежал и бодрил, но был очень холодным. Хорошо, что герцог послал за ней экипаж, иначе ей едва ли было бы приятно любоваться красотами морского пейзажа. Вздохнув, она повернулась и постучала в дверь.
Стивенс открыл почти немедленно.
– А вот и вы, мадам! Я вас ждал.
Он помог ей снять плащ и отступил на шаг, увидев вечернее платье.
– Ух ты! Вы разодеты в пух и прах, мадам!
У Пруденс вспыхнули щеки, она смущенно разгладила руками шелк. По правде говоря, оно принадлежало матери, и было ее самым лучшим платьем. Пруденс даже удивилась, когда мать принесла платье в ее комнату.
Платье было из блестящего голубого шелка, покрытого белой сеткой. Его украшали голубые и белые розочки с крошечными зелеными листочками. Рукава доходили до локтя, и каждый был перехвачен белой ленточкой.
Платье было великолепное, хотя декольте более глубокое, чем обычно носила Пруденс. Глубокий вырез был украшен по краю тонкой полоской белого кружева, которое скорее привлекало к декольте взгляд, чем скрывало его глубину.
Она хотела пришить вдоль выреза более широкую полоску кружева, но мать отмела все ее попытки, напомнив, что Пруденс вдова, а не юная дебютантка.
Пруденс нахмурила лоб, взглянув на свое отражение в зеркале, висевшем в прихожей. Возможно, мать права. Хотя Пруденс был всего тридцать один год, в этом возрасте уже давно миновала пора девичьей застенчивости и ложной скромности. Надо было научиться наслаждаться теми немногими плюсами, которые имелись у зрелого возраста.
– Вы похожи на фрегат на зеркальной поверхности моря при полной луне, – заявил Стивенс, с неприкрытым восхищением окидывая ее взглядом с головы до ног. – Капитан обрадуется, когда увидит вас такой нарядной. – Новоиспеченный дворецкий аккуратно повесил на вешалку ее плащ.