Протоколы сионских мудрецов. Доказанный подлог. - Бурцев Владимир Львович. Страница 54
Речь Урусова вызвала широкий общественный резонанс в России и за рубежом, особенно потому, что это был человек, еще недавно стоявший у власти.
Например, газета «Радикал», издававшаяся в Париже, писала 9 июня, что Урусов осуждал режим, известный под названием «треповский», и хотя имя Трепова не было произнесено, каждое слово целило в него [95].
После роспуска I Думы Урусов был привлечен к уголовной ответственности по делу о «Выборгском воззвании», хотя в Выборгском совещании бывших членов Думы не участвовал и воззвание впервые увидел уже напечатанным.
Не желая отделять свою судьбу от судьбы товарищей, Урусов на суде молчал и был приговорен вместе с остальными обвиняемыми к тюремному заключению на три месяца. Наказание отбывал в Таганской тюрьме в Москве [96].
Подсудимые обвинялись в тяжком преступлении — в распространении воззвания, призывающего к неповиновению властям и противодействию законам. При подобном преступлении можно приговорить к лишению прав состояния. Но для бывших членов Думы ограничились лишением их возможности избирать и быть избранными в Думу [97]. Такое право было восстановлено лишь после Февральской революции.
Сам Урусов писал о лишении права на государственную и общественную службу [98].
Выше указано, что в 1907 г. Урусов выпустил книгу «Записки губернатора», в которой рассказал о своей деятельности в Кишиневе в 1903…1904 гг. В своей автобиографии он писал, что за эту книгу в 1913 г. его приговорили к четырехмесячному тюремному заключению [99].
С 1907 по 1917 г. Урусов занимался сельскохозяйственной и литературной деятельностью. В марте 1917 г. был назначен товарищем министра внутренних дел Временного правительства. Ему поручили разработать проект положения о милиции. Работа была выполнена, положение было утверждено, и в июне того же года Урусов вышел в отставку [100].
В советское время он неоднократно подвергался преследованиям, арестам и тюремному заключению без объяснения причин. В 1919 г. был арестован по делу «Тактического центра», о существовании которого не подозревал [101]. В августе 1920 г. Урусова оправдали [102]. После октября 1917 г. он был лишен гражданских прав, восстановленных лишь в 1929 г. [103]. В 1920…1921 гг. Урусов проходил службу в военно-морских силах, затем работал в различных учреждениях. Умер он в 1937 г. в Москве.
Урусову ставили в вину службу при таких реакционерах как Плеве и Дурново. Его школьный товарищ, член I Думы Е. Н. Щепкин отвечал на это обвинение следующим образом.
«При Плеве на Урусова была возложена такая высокая миссия, от которой ни один порядочный человек не отказался бы и не должен был отказаться: умиротворить несчастный город, сделавшийся жертвой дикой расправы. И Урусов с честью выполнил эту миссию». Что касается занятия поста товарища министра внутренних дел при Дурново, вернее, при Витте, то, говорил Щепкин, «это ведь было время, когда многие питали некоторые иллюзии и охотно шли бы в виттевский кабинет». Однако Урусов, не колеблясь, уходил, когда «на сцену выступали администраторы из погромщиков по убеждению». Он всегда был человеком прогрессивных взглядов [104].
Подытоживая сказанное, можно поставить вопрос: что же побудило объединить Лопухина и Урусова в одной статье? Напрашивается естественный ответ — происхождение, родственные отношения, дружба и, главное, общность взглядов, единомыслие. Даже многие события в их жизни происходили практически одновременно: рождение, учеба в Московском университете, чиновничья карьера, раскрытие Лопухиным «тайной типографии» и, как следствие, разоблачительная речь Урусова в Думе, изданные в одном году родственные по духу книги Лопухина «Из итогов служебного опыта. Настоящее и будущее русской полиции» и Урусова «Записки губернатора».
По отношению к прокурору Бессарабского губернского суда В.Н.Горемыкина Урусов высказался так: «он не был юдофилом, а просто был умным и образованным человеком, лишенным чувства ненависти и нетерпимости ко всем нерусским народностям» [105]. С полным правом подобным образом можно характеризовать и самого Урусова и Лопухина. Однако, будучи представителями правящей верхушки, они действовали против ее мировоззрения, являясь «чужими среди своих».
Александр Борисович Миндлин
Круг научных интересов: Политика царского правительства по отношению к еврейскому населению Российской империи в XIX — начале XX вв.
Адрес: Россия 107061 Москва, ул. Б.Черкизовская, 8-2-147
Протоколы Собраний
Предисловие
Сергей Александрович Нилус
(28.08.1862 — 01.01.1929)
Ф. М. Достоевский в своем «Дневнике Писателя» (1877 года, март, гл.2, стр.93…95) писал про евреев:
«Не вникая в суть и глубину предмета, можно изобразить хотя бы некоторые признаки этого „государства в государстве“, по крайней мере хоть наружно. Признаки эти: отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире одна народная личность — еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их не существовало. „Выйди из народов и оставить свою особь, и знай, что с сих пор ты один у Бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе… А пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй, и ожидай, ожидай…“ Вот суть идеи этого „государства в государстве“, а затем, конечно, суть внутренние, а может быть и таинственные законы, ограждающие эту идею…»
Вещий провидец тут прозревал одну из величайших тайн еврейского мессианства: существование тайных законов, тайной программы, тайного плана тысячелетней войны еврейства с человечеством.
Эта тайна вполне раскрылась в начале девятисотых годов, когда С. А. Нилус опубликовал «Протоколы Собраний Сионских Мудрецов».
В этих Протоколах была изложена систематическая программа захвата евреями всей власти над миром.
— В 1901 году, — писал С. А. Нилус, во втором издании своего труда (1911 г., стр. 52…53), — мне удалось получить в своё распоряжение от одного близкого мне человека, ныне уже скончавшегося, рукопись, в которой, с необыкновенной отчётливостью и ясностью, изображены ход и развитие всемирной роковой тайны еврейско-масонского заговора, имеющего привести отступнический мир к неизбежному для него концу.
Лицо, передавшее мне эту рукопись, удостоверяет, что она представляет точную копию — перевод с подлинных документов, выкраденных женщиной у одного из влиятельнейших и наиболее посвящённых руководителей фран-масонства, после одного из тайных заседаний, «посвящённых» где-то во Франции, этом ожидовленном гнезде франмасонского заговора.