Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна. Страница 50

пор. Герон практически изобрел паровую машину, хотя и заставлял свои изобретения служить развлечениям, а не пользе промышленности. Врачи специализировались на лечении различных болезней – так велики были их знания. Все, чего можно было достичь, не зная об антисептике, наркозе и микрохирургии, было достигнуто.

Инструменты тех лет можно использовать и сейчас почти без изменений. Хотя многие законы устарели, но судебная система основана на положениях того времени. И что же дальше? А дальше – на Рим нападает безумие, верховная власть переходит в руки развратников и тупиц. Один сумасшедший император сменяет другого. Тех, кто хочет остановить безумие, убивают преторианцы, которые больше напоминают бандитов, нежели солдат Рима. Мгновенно из Золотого века Рим скатывается в пропасть. Наука приходит в упадок, ибо первая страдает от подобных пертурбаций. Варвары возникают на границах и угрожают разграбить некогда могущественное государство.

Вместо того чтобы дать им отпор, римляне дерутся за власть, чтобы хоть месяц пощеголять в драгоценном пурпуре. Что означает этот внезапный крах, похожий на падение с вершины под ударом могущей десницы? «Кого Юпитер желает погубить, того он лишает разума» – вот единственный ответ, который мне приходит на ум.

– Ты считаешь, что боги хотели уничтожить Рим?

– Именно так. И начать с чистого листа. Я только не знаю, в самом ли деле это была воля Олимпийцев или некой иной могущественной силы, которая скрыта от наших глаз и которую стоики именуют Космическим разумом.

– Не будем говорить о стоиках, – прервал его Вер, зная приверженность своего друга философии. – Но, если бы Рим погиб, погибли бы и его боги.

– Не знаю. Может быть, и так. Однако Рим не погиб. Боги передумали. Они даровали римлянам право исполнять желания и взамен лишили их свободы. Прежде небожителей не интересовали людские поступки, и люди безумствовали, а потом сетовали на безразличие богов и их попустительство. И вот все переменилось. Боги принялись активно вмешиваться в жизнь людей. Люди очутились под постоянной опекой, фактически в положении сытых и довольных рабов под присмотром щедрого хозяина. Им многое дозволено, но судьбой своей они распоряжаться не могут. И тут возникает вопрос: стоят ли приобретенные блага утраченной свободы? – Такая речь была достойна сената, но вряд ли там ее оценили бы по достоинству.

– Никогда не рассматривал дар богов с такой точки зрения, – признался Вер.

– Но исполнение или неисполнение желания – тоже воля случая.

– Хорошо, пусть исполнение желания зависит только от ловкости гладиатора.

Пусть так. Боги оставили за собой иное право. Ведомо ли тебе, что при храме Юпитера Капитолийского есть специальный фламин, который ведает наукой?

– Наука, особенно физика и машиностроение, находятся под особым покровительством Юпитера. Об этом «Акта диурна» постоянно упоминает в своих передовицах.

– В последнее время… – поправил его Элий и на секунду задумался, пытаясь осмыслить мелькнувшую в мозгу догадку. Но неясное подозрение так и осталось подозрением. – Да, в последнее время, – повторил он, досадуя на свою недогадливость, ибо внутренне чувствовал, что находится рядом с нераскрытой тайной. – Прежде об этом почти не писали. Прежде я имею в виду совсем недавние времена, до Третьей Северной войны. И опека фламина, это отнюдь не покровительство. Это каждодневная и внимательная слежка. Рим не должен изобретать слишком мощного оружия.

– К чему Риму мощное оружие, когда варвары еще стреляют из луков, а у нас есть винтовки, пистолеты и пушки?

– Неудачный довод: винтовки и пушки есть у всех в отличие от микрохирургии, телефонов и киностудий. Ты забыл, как перед Северной войной на заводах Империи было закуплено оружие для нападения на саму же Империю? Искусство, философия, математика, медицина – здесь людям предоставлена полная свобода. Но физика, химия, механика контролируются постоянно. Воздушные шары способны подняться в небо лишь на несколько минут. Давным-давно создана теория полета на аппаратах тяжелее воздуха. Но как только удается построить такой аппарат и поднять в воздух, как случается катастрофа. Авиатор Корд взял у меня клеймо – его желание было таким простым и естественным – новый аппарат должен наконец взлететь в воздух. И… и… – Элий замолчал.

– Ты проиграл?

– Это был поединок с Хлором. Вер не знал, что сказать в ответ.

– Искусственное торможение, – продолжал Элий. – Но как всякий искусственный процесс, он обречен на провал. Пусть с запозданием, но то, что должно быть изобретено, будет изобретено.

– А что, если наш мир может существовать только в этих искусственных условиях? Если, лишившись опеки, он погибнет?

– Тогда это означает, что наш мир не просто несовершенен. Он ущербен.

Уродлив. – Элий содрогнулся и глянул на свои ноги. – И он искусственно искалечен. Мы ведем ненормальную жизнь. Неважно, хороша она или плоха. Она должна кончиться, потому что она неестественна. Из-за этой искусственности мы оказались в тупике.

– Ты сам ратовал за исполнение желаний. А теперь хочешь отказаться от этого дара? Отказаться от мечты Империи?

– Да, ратовал. Пока не столкнулся с собственным гением и не очутился в этом подвале.

– К чему ты клонишь?

– Лишь к тому, что люди, как и тысячу лет назад, подошли к очередному опасному рубежу. И перед Космическим разумом вновь стоит вопрос – остановить нас, стереть с лица земли и начать все с чистого листа, или рискнуть и позволить действовать дальше. Может быть, после всех ошибок мы найдем приемлемую форму существования.

Элий замолчал. Такая теория могла прийти на ум лишь в подземелье. Как видно, и подвал может на что-то сгодиться. У Вера появилось странное чувство – он все это знал и без Элия. Только не удосужился над-этим подумать.

– Неприятно жить в мире, который вот-вот должны уничтожить. Но может быть, все не так страшно. И запрет разрабатывать оружие – это запрет самих людей? – он возразил лишь для того, чтобы услышать опровержение своих слов.

– Запрещать самому себе изобретать и узнавать? Разве такое возможно?