Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна. Страница 78

«Сын мой, помни, мощь Империи – в развитии ее науки. Твои глаза должны замечать все новое, что появляется как внутри Империи, так и за ее рубежами. Пусть это новое не пылится в ненужности, а приносит блеск и славу твоему правлению».

Даже после признания самостоятельности Египта и установлении династии Персия Египетского Рим сумел удержать за собой Союз академий, как сохранил военные базы в Карфагене, Антиохии и Пальмире. В Александрии шутили, что Союз стоит всех военных баз Империи вместе взятых.

Три года Элий слушал курс в Медицинской академии, интересуясь вопросами биологии. Но затем вновь сменил свои интересы, отправился в Афродисий, где написал блестящую и популярную историю этого города скульпторов. В изнеженной и порочной Антиохии он легко мог приобщиться к разврату, но остался к нему безразличен. Он посетил Пальмиру и Петру, его называли Адрианом наших дней. О нем постоянно писали в вестниках, напоминая о блестящем происхождение юноши и трагической гибели его семьи во время войны. Он прослужил два года в команде вигилов, ибо служба в армии или в ночной страже была обязательной для человека, желающего занять государственную должность. Несколько раз он бросался в самое пекло пожара и выносил людей из огня. При этом он никогда не играл в героя. Даже самые рьяные недоброжелатели не могли подметить в нем неискренности. Руфин наконец соблаговолил обратить на него внимание. Элий получил официальную должность в администрации провинции Нижняя Мезия, стал свидетелем беспорядков, которые ему удалось уладить необыкновенно быстро и удачно и – как считали многие – с ущербом для Империи. Потом он отправился в Месопотамию, уже почти семь столетий независимую, привез оттуда ряд необыкновенных проектов, но ни один из них не нашел применения. Тогда он сделался волонтером в «армии Либерты» и отправился в пустыню выкупать рабов на невольничьих рынках.

В Аравии он приобрел таинственный дар будущего гладиатора – начал общаться со своим гением. Ему прочили карьеру блестящего политика, уже тогда, несмотря на молодость, он мог бороться за место в сенате. Но Элий выбрал школу гладиаторов и арену. Чьи-то исполненные желания и чьи-то разбитые мечты. Его карьера гладиатора прервалась так же внезапно, как и карьера ученого. Но, несмотря на всю кажущуюся хаотичность жизни Элия, несмотря на все метания, в его жизни прослеживалась отчетливая и ясная нить. Как будто Парки выткали ее отдельно от всех людских судеб.

Валерия не сомневалась, что эта нить из чистого золота.

Теперь Элий исчез. Одни говорили, что он убит, Другие – что его похитили.

Многие считали, что он отправился в дальнее путешествие, решил вспомнить молодость и через некоторое время должен объявиться в Антиохии или Тимугади. Но Валерия чувствовала, что с братом случилась беда. Она послала письмо Руфину с просьбой принять ее. Она считала, что может рассчитывать на это как родственница Августа, сестра сенатора и весталка. Но не получила даже ответа. Что в нынешнем Риме, пронизанном бесконечными условностями и нормами этикета, было не просто бестактностью, но демонстративной грубостью.

Весталки предлагали помощь по мере сил – те, кто имел связи, пытались что-то разузнать. Но ни в префектуре вигилов, ни в канцелярии первого префекта претория, ни даже на Палатине ничего не знали о судьбе Элия. Нападение на Марцию привело весталок в ужас. Вчера утром Валерия посетила Эсквилинскую больницу, но ей сообщили, что Марция спит и ее лучше не тревожить. Валерия не настаивала. Она всегда недолюбливала конкубину [54] брата и втайне ей завидовала – ее красоте, ее успеху у мужчин, умению быть всегда привлекательной и, главное, ее уверенности в себе. Но теперь Валерия искренне ужасалась. А ужаснувшись, мысленно обращалась к Марции с мольбой о прощении за свою нелюбовь.

Но, несмотря на все тревоги, в эту ночь Валерия все равно поддерживала огонь в храме.

Служение Валерии было чем-то сродни служению ее брата. Колизей давным-давно превратился в подлинный храм, арена – в алтарь, на котором потом и страхом, отчаянием и слезами и зачастую и кровью приносились жертвы богам. Огонь в храме Весты горел скорее по инерции, чем по необходимости. Религия превратилась в ритуал.

«Мы разменяли Рим по мелочам, – думала Валерия. – Мы хотели злата и серебра, любви прекрасных женщин и всеобщего поклонения. Мы исчерпали лимит чудес, и теперь самое большое, самое драгоценное чудо – жизнь – ускользает от нас».

Валерия не знала, допустимы ли подобные мысли в храме в те минуты, когда она поддерживает огонь. Но нельзя запретить себе думать. Прежняя неуверенность вновь и вновь воскресала в немолодой уже женщине, протянувшись цепочкой едва различимых следов из детства, как тянется кровавый след за раненым зверем. Но в последнее время Валерию все чаще и чаще посещала мысль, что она напрасно посвятила столько лет бессмысленному и ненужному занятию. И когда наконец она покинет Дом весталок навсегда, то окажется выброшенной на улицу сорокалетней старой девой, никому не нужной, раздражительной, во всем разуверившейся, привязанной только к своему брату, мечтающей о невозможном и не верящей в свои мечты. У нее не было даже средств, чтобы вести безбедную жизнь. Просить же о помощи Руфина она не хотела. Неожиданно огонь в жаровне вспыхнул и рванулся к куполу храма. Искры полетели во все стороны. Валерия бросила на треножник несколько шариков благовоний и лучинки. Она знала, что подобные вспышки зачастую сулят беды Великому Риму. Но в этот раз Валерия истолковала вспышку как гнев Весты. Это к ней обращался священный огонь, требуя внимания и заботы. И предостерегая о чем-то. О чем – Валерия не знала.

Она не заметила, как минули часы ее ночного бдения и другая весталка явилась ей на смену. Жрице было всего шестнадцать, и она появилась в храме недавно, выросшая в бедности, с невыразительной внешностью и погруженным в мечтательность умом, лишенная столь свойственной римлянкам практичности. Она была уродливой карикатурой на Валерию, насмешкой, посланной богами.

Выйдя из храма, Валерия не пошла в свою комнату. Она бродила вдоль бассейна, любуясь отражениями многочисленных статуй и наблюдая, как светлеет вода вместе с небом над Римом. Валерия знала, что сегодня должно что-то произойти. И когда привратница принесла известие, что возле ворот ее поджидает мужчина и просит незамедлительно выйти, Валерия поняла, что предчувствие ее не обмануло. Она обрадовалась, увидев Вера, – гладиатор непременно должен был знать о судьбе Элия.