Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна. Страница 97

– Жаль, что мы встретились, – сказала она сухо. – Я хотела тебе написать.

После того как стану недостижима.

Он не понимал, о чем она говорит. Он и своих-то. слов не понимал. Кровь пульсировала в висках. Рот пересох, губы запеклись. Она подтолкнула в его сторону кубок. Он послушно выпил остатки сока, но не почувствовал вкуса.

– Поехали на побережье… там можно спрятаться… – предложил он, сам толком не зная, от кого собирается прятаться – от гениев или от людей. – Тебе надо отдохнуть… бедная…

От этого слова она передернулась, будто от удара. Она терпеть не могла, когда ее жалели. Он забыл об этом. Теперь запоздало вспомнил. Принялся извиняться, но она резко оборвала его:

– Элий, я уезжаю из Рима. Сейчас. Навсегда. Я не могу больше здесь оставаться.

– Не оставляй меня… – Он вновь потянулся обнять ее, собираясь защитить от всех бед на свете, но она выставила вперед руки, отстраняясь. И он замер, будто натолкнулся на непреодолимую преграду. Ему казалось, что его мучают не собственные раны, а боль Марции. Вся ее боль перешла к нему. Она не страдала – он это видел ясно.

– Можешь поехать со мной? – спросила она. Он поразился – как спокойно звучит ее голос. – В Новую Атлантиду. Навсегда.

Наконец до него дошло, что она требует.

– Уехать из Рима? Марция, ты с ума сошла… Это же Рим…

– Ну и что? Я уезжаю. Я так решила. И ты решай. Или ты едешь сейчас со мной, или мы расстаемся навсегда.

В его воспаленном мозгу вновь всплыла мысль о сне, кошмаре. Элий наконец осмелился дотронуться до ее плеча. Ощутил прохладу кожи сквозь ткань – его собственная ладонь горела. Нет, это не сон. Он попытался заглянуть ей в глаза. Она отвернулась.

– Надо выбрать между тобой и Римом?

– Я не могу здесь оставаться. – Она поднялась.

Таксомотор уже подплывал к дверям таверны. Смуглый шофер за рулем. Служанка на заднем сиденье. Дорога волновалась как море. Плыла, убегала. Жар накатывал волнами, сменяясь ознобом.

– А я не могу уехать… – произнес он тихо, как приговор.

Она будто только и дожидалась этого ответа.

– Ты сам выбрал, – сказала она почти радостно.

– Какая странная встреча… Я ехал неведомо куда, и вдруг ты рядом… чудо…

Он не верил, что чудо может завершиться нелепой разлукой.

– Никакого чуда нет. Всего лишь мое желание. Помнишь? «Не расстаться не простившись». Вот мы и простились. Тебе надо отдохнуть. Ты ужасно выглядишь… – она коснулась его волос на прощанье. Он подался вперед. Она отпрянула.

В следующее мгновение она уже сбегала по ступеням террасы. Он видел, как отъезжает машина. Служанка обернулась и посмотрела на него. Марция так и не оглянулась.

В одном из лучших ресторанов Карфагена, в погруженном в таинственный полумрак зале, возлежал за столом человек в ослепительно белой тоге и медленно жевал, смакуя салат из креветок. Перед ним стоял золотой бокал с фалернским вином. Человек был необычайно красив – его густые черные волосы лежали локон к локону, как будто с утра над ними трудился расторопный цирюльник. Несмотря на кажущуюся беспечность, человек нервничал, то и дело поглядывая на огромную стеклянную дверь. Как будто ожидал кого-то. И дождался.

Хотя дверь не отворялась, но в зале, в этот полуденный час почти пустом, появился второй посетитель, точно в такой же ослепительной тоге, и занял ложе напротив обедающего. Красавчик сделался белее мраморной столешницы, с его вилки соскользнул ком салата и шлепнулся на пол.

– Приветствую тебя, гений Объединения кухонного персонала города Рима, – сказал новый посетитель, такой же темнокудрый и молодой, как и возлежащий напротив него.

– Пр-риветствую… тебя, гений Империи… – пробормотал тот, пытаясь подцепить новую порцию салата.

– Я бы на твоем месте заказал паштет, – улыбнулся покровитель Империи. – В этом заведении знают толк в паштетах. Поверь, за долгие столетия можно узнать,

на что способны люди. Во всяком случае, иногда у них получается отменный паштет.

– Да, я уже… заказал…

– Тогда у нас есть время, чтобы обсудить один небольшой, но весьма щекотливый вопрос. И мне кажется, что ты можешь мне помочь, – с наигранным безразличием говорил гений Империи.

– Я к твоим услугам… богоравный… Гений империи вновь улыбнулся – несмотря на преклонный возраст, он был не чужд лести.

– Ты прекрасно знаешь о заговоре гениев. Повсюду я натыкаюсь на его многочисленные нити. Но во всей этой искусной сети не могу отыскать одного-единственного связующего звена.

– Да, звена недостает… – промямлил гений кухонных работников.

– Гении хотели, чтобы пророчество Летиции Кар, обращенное в прошлое, сбылось. Они пытались убить ее, и не один раз. Пусть так. Я понимаю, что жизнь какой-то девчонки в битве за целый мир не имеет значения. Но дело в другом. Когда этот мир рухнет, вместе с ним исчезнут все боги и все гении. Зачем и кому понадобилось это групповое самоуничтожение? Почему гении хотят уничтожить себя? Ну?

– Я лично не хочу умирать и был против… – пролепетал гений кухни, ножей и вилок. – Я даже хотел предупредить тебя, клянусь водами Стикса!

– Клянись, клянись, скоро мы все будем в них купаться. Потому что вряд ли нас с тобою Харон повезет на другую сторону, даже если мы подарим ему по золотому.

– Неужели мы можем умереть? – изумился гений кухонных работников.

– Именно. Ты погаснешь, как огонь в печи этого ресторана.

Кухонный гений издал утробный звук.

– Но ты можешь спастись, если поможешь мне.

– Я… я согласен.

– Кто стоит во главе заговора?

– Гений Вера и Гений Элия. Гюн и Гэл, как называют их люди. Гении гладиаторов. В подвале Макрина желание для них заклеймил один покойный гладиатор по имени Хлор. Может, ты помнишь такого? «Этот мир должен превратиться в мир гениев», – вот что они заказали.

– Так и будет когда-нибудь, – кивнул гений Империи. – И не стоит ради этого все отправлять в Тартар. А как на счет самоуничтожения? Гении не умеют создавать новые миры.

– Они разрушат старый и создадут на его месте новый… В основе любого мира лежит душа. Душа человека, бога, гения, не важно… Души гениев не подходят – они слишком стары. Так же, как и боги. Души людей гениям кажутся примитивными. Поэтому… Они решили взять душу полугения-получеловека. Новую, молодую душу.