Врата войны - Алферова Марианна Владимировна. Страница 26

Подошли с двух сторон почти одновременно.

— Ну что, заждались? — Борис кинул Виктору конец веревки с карабином. — Закрепите где-нибудь. Сыграть вниз можно за милую душу.

— Искупаемся.

— Нет охоты. Мы там термопатроны ребятам под задницы подкладывали. Потому и припозднились.

Им повезло: переправились без приключений. Виктор втянул носилки на свою сторону и по настилу, как санки, протащил еще метра три. Следом Борис с сержантом перебрались по двум уцелевшим балкам.

— У вас там что, пополнение? — спросил Борис, оглядывая парней в песочной форме. Они грелись у костра, пили чай из разовых термостаканчиков и ждали приказа.

— «Синие» подошли. Теперь, как и мы, мучаются этическими проблемами, — объяснил Ланьер.

— Вы им про крепость рассказали?

— Пока нет. Бурлаков обратился к нам, то есть к «красным», возможно, у него свои соображения.

Они дотащили носилки до вездехода.

— Кого принесли? — спросил Каланжо, откинув клапан спальника. — Это же Лобов. Ребята, у него всё брюхо разворочено. Живой труп.

— Вот мудила, — без злости выругался Борис— Мы же решали, кого первым тащить: парня с простреленной ногой или этого. Спросили еще: ты как, тяжелый? А он давай орать: меня несите! Даже не верится, что его в живот ранили, так громко орал. Может, симулирует?

— Не симулирует. Я сам рану видел. Трупак он живой, чужое место занял. На чудо надеется.

«Такие всегда выживают, соседей топят, сами выплывают, — усмехнулся про себя Ланьер. — С кем бы поспорить, что чудо случится?»

— Много еще раненых на той стороне? — спросил Каланжо.

— Хватает. В том месте (мы назвали его госпиталь, а надо бы — хоспис) мы насчитали двадцать пять. Трое уже умерли. Холодно. Мы навалили на них лапника и подсунули термопатроны. Уж не знаю, долго ли протянут.

Майор «синих» вытянул шею — прислушивался к разговору. Смысл понимал без перевода. Историку положено знать языки.

Майор подошел.

— Как далеко находится ваш «госпиталь» от моста? — По-русски он говорил прекрасно.

«Наверняка еще говорит на китайском и хинди, по-французски болтает с парижским прононсом, цитирует Гете по-немецки. Встроенный чип в мозгу, не нужно ничего учить, просто загружай очередную программу. Бонжур, гутен таг, пардон!»

— Метров пятьсот будет.

— Excuse me, — проговорил майор с какой-то виноватой улыбкой и поманил Каланжо в сторону, давая понять, что хочет переговорить с капитаном без посторонних ушей.

— Ага, конверсашка, понял, — кивнул Каланжо. Лицо у него сделалось несчастным и злым.

— Сразу видно, что парень хочет повесить на нас своих подбитых, — вздохнул Борис.

Раненного в живот запихали в вездеход и вкололи ему лошадиную дозу обезболивающего.

— Надо идти, — сказал Рузгин. Но медлил.

Подошел лейтенант «синих». Высоченный, тощий, сутулый. Если бы плечи расправил, стал бы великаном.

— Горяченького чайку хотите? — спросил на чистейшем русском «синий» и протянул термобанку с чаем.

— Еще один русский «синяк», — фыркнул Борис. — Ты откуда? В смысле, на той стороне где живешь?

— Антон Смирнофф, Нью-Йорк. Настройщик роботов.

— Большое яблоко, понятно, — кивнул Борис.

— Что вы делаете? Почему не уходите? — Антона трясло. Щеки у него отливали синевой, глаза слезились, капля висела на кончике длинного носа. Он был — воплощенное несчастье. Сколько евродоллов отдал бы сейчас за то, чтобы очутиться в своей мастерской, среди полуразобранных железных парней!

— Мы теперь вместо медсанбата. Раненых собираем. — Виктор отхлебнул чай. — Горячий... Как хорошо-то!

— У вас ботинок нет запасных? — поинтересовался Антон. — Я заплачу. На той стороне, разумеется. Господа, пятьсот евродоллов. Пятьсот — нормальная цена. — Антон застенчиво выставил ногу в продранном ботинке, наспех заклеенном пенобинтом.

— Я взял с собой три пары. Эта последняя. Ни у кого подходящего нет.

Размер обуви, как и рост, у Смирнова был солидный.

— Такие башмаки шьют на заказ, — усмехнулся Виктор. — Но среди нас нет башмачников.

Каланжо тем временем закончил «конверсашку» с майором, вернулся к своим.

— Извините, сэр, у нас тут военный совет, — хмуро глянул на Антона капитан.

— Я ботинки ищу, — Смирнов с надеждой посмотрел на капитана.

Зря, конечно, смотрел, размер обуви был явно другой.

— Парень, ты босиком беги, — посоветовал Каланжо. — Так быстрее.

— Ноу проблем. Счастливо, Удачи! — Антон пожал каждому руку и ушел.

Бедняга. Парень наверняка уже посчитал, что шансов добежать до ворот босиком у него меньше десяти процентов. Если и добежит, то ноги отморозит — это точно. Во сколько ему встанет реабилитация на той стороне?

— Слушайте, у майора деловое предложение, — сказал капитан.

— Мы не сомневались, — хмыкнул Борис.

— Он оставляет нам всю свою технику.

— А куда он ее еще может деть? В реку бросить? — поинтересовался Виктор.

— Тихо! Дайте сказать. Времени мало. Так вот, у него есть запас термопатронов, консервы и еще пропасть барахла. Он идет налегке на ту сторону. Берет с собой Бориса и сержанта.

— А мы на кой ляд сдались этому «синяку»? — неожиданно возмутился сержант. — Он небось на нас верхом хочет до врат проехать.

— Разговорчики, сержант! Вы идете до «госпиталя» вместе. Потом «синие» помогают нести наших раненых до моста. И уходят.

— Что взамен? — спросил Виктор, уже предвидя ответ.

— Мы забираем к себе в укрытие его раненых. Пять человек.

— Очень щедрое предложение.

— Он теряет около часа. Спасает несколько жизней, — заметил Виктор.

— Еще он оставляет нам врача, — добавил Каланжо.

— Ого! — Борис искренне удивился. — Какая щедрость!

— Ну что, соглашаемся? — спросил капитан.

— Вы — старший по званию, — напомнил Борис.

— Врата скоро закроются. Мы будем не столько воевать, сколько выживать. Все вместе. Независимо от званий.

— В принципе, мы ничего от этого договора не проигрываем. Сколько людей может выжить в этой мифической крепости, мы не знаем. Бурлаков говорил о сотне. Неизвестно, сколько людей у него уже есть. Двадцать он может принять. Обещал. Больше — не знаю. Нас и так уже больше двадцати. Так что все зависит от хозяина крепости, — сказал Ланьер. — В вездеходе мы можем провезти хоть «красных», хоть «синих». Без проблем. Весь вопрос — куда мы приедем.

«Может быть, никакой крепости и нет, — добавил про себя Виктор. — Я собираю смертников. М-да... Но в крайнем случае... в крайнем случае... пусть крепости и не существует. Но есть деревня пасиков, наш блиндаж. Устроим охрану, заселим домики, выкопаем остатки морковки из-под снега. Нас будет много, от маров отобьемся. В общем, выживем».

Класс.

Ему сделалось весело. Задача казалась не такой уж сложной. Если будет врач да медикаменты, они точно выживут. Он сможет. Он провел ребят через мортал. И сейчас спасет. Ланьер расправил плечи. Улыбнулся. Кивнул.

На Бурлакова почти не рассчитывал уже. Все просто. Все так и должно было быть.

— Значит, о'кей, — подвел итог Каланжо.

Виктор направился к колонне «синих».

— Эй, док! Who is a doctor here?

— Я — доктор, — из джипа вылез невысокий полный человек в камуфляже и толстой накидке. Смуглое лицо. Черные глаза. Полные губы. — А вы, сэр?

— Виктор Ланьер, — представился Виктор. — Вы действительно остаетесь с нами? Really?

— Не коверкайте язык, я прекрасно говорить по-русски.

Виктор почувствовал себя задетым. Он всегда считал свой английский вполне приличным.

— Доктор Терри Уоррен. Я остаюсь с ранеными. — Голос слишком тонкий.

Виктор наконец догадался. Круглое немолодое лицо. Завитки темных волос из-под кепи. Перед ним была женщина лет сорока пяти. Мулатка.

«Каланжо будет в экстазе», — подумал Виктор.

МИР

Глава 8

«Удивительный эффект врат был обнаружен не сразу, — читала Алена в книге по истории врат. Автор — Хомушкин. Да, да, как раз тот, в доме которого теперь жил Виктор. И книга эта из библиотеки самого писателя. Авторский экземпляр с автографом. — Но вскоре заметили (тогда новый мир еще не был зоной войны, но начал использоваться как свалка отходов и тюрьма), что, возвращаясь, люди оставляют за вратами гнев и боль, ненависть и ярость. Враждебность гаснет. Назад приходят умиротворенными. Врата очищают. Если там убивал — здесь думаешь об этом без чувства вины. Там — война. Здесь — мир. Врата разделяют. Объяснения? Пока ни одного толкового. Но это так. Чудесное очищение. Человек не может любить всех подряд, всех ближних и дальних. Ему это не под силу. На такое способен только Бог. В своей маленькой деревне мы можем мило улыбаться друг другу, помогать друг другу, заботиться друг о друге, но каждую пятницу отправляться к мосту через реку, ведущему в соседнюю деревню, чтобы побить чужаков. Просто потому что они чужаки. „Мир — это первейшая обязанность горожанина, а враждебная соседняя деревня, которая когда-то предлагала объект для высвобождения внутривидовой агрессии, ушла в далекое прошлое“, — цитировал Хомушкин Конрада Лоренца [1]. В современном мире человеку негде разрядить свою агрессию. Он должен постоянно смирять себя, напяливать вежливую улыбку, склонять голову. В лучшем случае — купить резиновую куклу начальника и отводить на ней душу. Но спасение наконец было найдено! Врата стали этой самой враждебной деревней, куда можно уйти «за головами врагов», выплеснуть гнев и ярость, боль и накопленную агрессию, испытать сильнейший эмоциональный всплеск и вернуться к мирной жизни. Одним из героев Дикого мира стал Тутмос. Через десять лет после открытия врат он был страшно популярен, кричал, что все изменит, даст людям надежду. Он играл в слова, кричал, что врата — это мост, ведущий в лучший мир, и надо тому, кто презирает смерть и любит веселье, идти на ту сторону, обмотавшись пулеметными лентами и взяв в руки «Калашников». И вот, пританцовывая, пестрая толпа двинулась в новый мир, взбиралась на горы, проникала в долины и наконец добралась до берега океана. Здесь они построили плот, поставили парус и отправились к мечте. Назад вернулся один Тутмос».