Все дороги ведут в Рим - Алферова Марианна Владимировна. Страница 71

Но ведь он знал план операции. «Аквила» пока не должна вступать в бой. Она грянет с небес, когда основные силы варваров вступят в сражение. И вдруг – штурмовики. Значит, Двенадцатый и остатки готских легионов почти не оказали сопротивления. И чтобы прикрыть отступление, Рутилий досрочно бросил в бой авиацию.

Постум пытался представить, что же творится там, за рекой. Там, куда он мчался на своем внедорожнике. Откуда долетал непрерывный грохот, и небо над полем было расчиркано черными полосами едкого дыма. На мгновение он представил, что видит поле с высоты, а внизу – пятнистые коробочки, сбившиеся в кучу. Они испускают потоки черного дыма, будто хотят отравить все вокруг перед смертью. Другие упорно продолжают ползти. И между зелеными крупными тараканами мечутся уже совершенно крошечные букашки. Постум попытался развернуть машину и снизиться, чтобы прихлопнуть каждую броненосную тварь поодиночке. Но машина, вместо того чтобы плавно пойти вниз, дрогнула и стала падать камнем. Земля неслась навстречу с бешеной скоростью. Мелькали желтые и зеленые пятна, а противные тараканчики вдруг превратились в стальных чудовищ. А в кабине штурмовика все заволокло плотной пеленой, и стало нечем дышать. Постум открыл рот, чтобы глотнуть побольше воздуха, и наваждение пропало. Он вновь был далеко от схватки и в безопасности. Почти.

Постум посмотрел на своих спутников. Они почему-то не боялись: ни Крот, ни Гепом. И преторианцы не боялись. Постум сделал несколько глубоких вдохов и постарался сесть как можно прямее.

– Гляди-ка, одного подбили, – сказал Гепом, и ткнул пальцем в летящий низко самолет, за которым стлался хвост густого дыма.

Самолет был римский – Постум разглядел нарисованных золотых орлов на его крыльях. Но только это был не штурмовик. Куда меньших размеров. И кабина герметичная. Разведчик. Самолет был уже у самой земли, шасси выпущены, пилот собирался сесть на поле.

– К нему! – крикнул Постум, сам не зная, зачем рвется к этой подбитой машине.

Спасти пилота? Может быть.

Машина проехала несколько футов и вдруг подпрыгнула, шасси сломались, будто игрушечные, самолет врезался носом в землю и взорвался. Постум выпрыгнул из внедорожника и кинулся к горящему самолету. Преторианцы за ним – то ли собирались помочь, то ли, наоборот, намеривались помешать императору совершить глупость. И тут стали взрываться боеприпасы. Пуля ударила одного из преторианцев в броненагрудник и пробила насквозь. Все, не сговариваясь, рухнули на траву. А над их головами свистели пули.

«Парень в самолете сгорит», – подумал Постум и заставил себя подняться.

Что-то мешало дышать. Что-то, давящее на горло и грудь. Заставляющее против воли гнуться к земле.

И тут Постуму показалось, что он слышит голос: «Сюда»!

Голос был слаб. Какой-то не мужской, а как будто женский или детский голос. И он вдруг вообразил, что там, в самолете, в самом деле ребенок. И пополз. А потом вскочил и побежал, пригибаясь. И вот он уже рядом с кабиной, откинул фонарь. Ухватил авиатора за куртку и рванул из кабины.

– Сейчас закончится. Сейчас все закончится… – бормотал он. А что должно закончиться – не знал. Он тащил парня за собой, а меч на боку ужасно при этом мешал. Так же, как и алый плащ, обшитый золотой бахромой. Ему почему-то чудилось, что плащ горит. Зачем он надел этот дурацкий плащ? Чтобы какой-нибудь монгольский снайпер мог его подстрелить и хвастаться, что убил императора Рима?

– Левый фланг… – бормотал авиатор. – Я не мог сообщить. Не работало радио. Конница… через болота… конница. Они выйдут в тыл.

– Эй, – крикнул Постум гвардейцу, – помоги!

А потом – вдруг удар в спину и следом – жгучая опрокидывающая боль. Какая нелепость! Какая чушь!

– Прибыло пополнение в когорту ветеранов, – сказал Квинт весело.

– Сколько вас? – спросил Неофрон.

– Двое. Я и Деций.

Неофрон смерил Элия взглядом.

– Раньше ты был более ловок и более резв, Деций. – сказал трибун. – Даже не верится, что ты совсем недавно выступал на арене и все время побеждал. Говорят, ты не проиграл ни одного боя в Северной Пальмире? – в словах его не было насмешки. Неофрон говорил вполне серьезно, оценивая возможности своего легионера. За прошедшие годы Неофрон почти не изменился. Разве что оттенок кожи стал еще темнее, да ежик волос на голове теперь отливал серебром.

– В те дни я взял в долг силу у Логоса, – объяснил Элий причину своего поразительного успеха. – Но ее пришлось отдать.

– Жаль. Сейчас немного божественной силы тебе не помешало бы. Нас ставят на правый фланг. Там будет самое пекло. Пожарче, чем у стен Тартара. Дело может дойти до рукопашной.

– Я бегаю хуже прежнего, – заметил Элий. – Но руки сильны.

– А как насчет умения орудовать лопатой? Рутилий велел рыть противотанковые рвы. Сынишка нашего трибуна. Но на папашу не похож. Иное племя. Кстати, ты читал мою «Пустыню– XXXII»?

– Представь, нет.

– Жаль. – Неофрон похлопал Элия по плечу. – Я прогнозировал новую войну, схватки танковых легионов и соперничество разведок. К сожалению, молокосос Рутилий мою книгу тоже не читал. А Бенит прочел, но лишь как развлекуху. Жаль… Он мог бы спасти легионы. А теперь за лопаты! – повысил голос Неофрон. – От того, насколько глубокие будут рвы, зависит, будем ли мы лопать кашу завтра вечером. И пусть каждый забудет о плене. Варвары отрежут вам носы, потом тестикулы, а потом уложат на землю и задавят танками.

– Это правда? – шепотом спросил Элий.

– Ты хочешь снова в плен?

– Нет… – отрицательно покачал головой бывший Цезарь.

– Я тоже не хочу. Значит, то, что я говорю – правда.

– Еще немного, – отозвался медик.

Местная анестезия не успела подействовать до конца – Постум чувствовал боль. Когда скальпель хирурга проникал глубже. Острую боль, от которой плавилось все внутри, а тело превращалось в студень. Но хирург не стал ждать, пока ткани окончательно онемеют. Когда осколок рванули наружу, Постуму показалось, что вместе с металлом из его тело выдергивают кусок мяса, он зарычал и подался вперед, и лишь ремни его удержали. А потом он стал проваливаться в пустоту. Она напоминала черную мятую бумагу, и ее острые края резали плоть. Она вся была – острие. Запах нашатырного спирта смыл черный налет, и Постум выплыл назад – в явь, на яркий свет, к острым запахам лекарств и стонами раненых.

– Ну, можешь встать? – спросил медик. – Рана-то ерундовая.

Повязка не давала пошевелить правой рукой. Двигаться не хотелось. Ничего делать не хотелось. Было одно желание – заползти в какую-нибудь щель и выжить.

– Еще укол, – прошептал он распухшими непослушными губами. Ему казалось, что губы шлепают друг о друга, как две подушки.

Медик повиновался. Зеленая его туника была забрызгана бурым. Самое мерзкое, что Постум ранен в спину. Теперь все будут судачить о том, что император ранен в спину.

– Крот!

Преданный охранник тут же возник рядом. Держась здоровой рукой за могучее плечо Крота, Постум шагнул из палатки. Показалось, что он шагнул в пустоту и летит, летит. Но Крот ухватил его за руку и удержал от падения.

Гепом подхватил с другой стороны с ловкостью и проворством гения. Хорошие у него ребята. Прежде вместе пировали. А теперь вместе пожаловали в Тартар. Бенит – идиот. Все идиоты. И Постум – тоже.

– Представляешь, этот разведчик, которого мы спасли, сообщил, что монголы перешли реку в брод на конях выше по течению и решили зайти нам в тыл через болота, – захлебываясь, рассказывал Гепом. – Там дорог нет – одни тропы, танки и артиллерия не пройдут. А лошадки проскачут. Если бы не этот парень и не ты… они незаметно очутились бы у нас за спиной. А так наша артиллерия их накрыла. Стреляли шрапнелью. Снаряды рвались на высоте двадцати футов. Всадников разрывало на части, а лошадей калечило. Ты бы слышал, как кричат лошади… Именно кричат…

– Проводи меня к Рутилию, – приказал император Кроту.