Сибирская жуть-3 - Буровский Андрей Михайлович. Страница 88

Число организованных экспедиций, предпринятых, по одним данным, с 1978 года, по другим — с 1980, неизвестно, а примерное количество — от 30 до 100. Общее число участников экспедиций можно тоже определить только самым примерным образом: порядка тысячи человек.

Очень скверную роль в организации этих экспедиций сыграла серия публикаций про «чертовы кладбища» — и в «Техника — молодежи» в начале 1980-х годов, и в ряде выпусков «Тайны веков», и в массе иллюстрированных журнальчиков. Сошлюсь на последнюю публикацию из мне известных, хотя за время подготовки к печати этой книги, скорее всего, появятся новые [18].

Рассказы участников этих экспедиций очень сильно отличаются от рассказов местных жителей. Начать с того, что в них почти нет описания самого «чертова кладбища». Очень много описаний того, как долго и трудно искали само это место: сплавлялись к устью Дешембы, делали маршруты, выходили на старую дорогу. Ведь считается, что «чертово кладбище» возникло на дороге, ведущей вдоль Ковы, и пришлось переносить дорогу подальше от этого места.

Тут, на старой дороге, стоит и памятный знак-предупреждение: на столбе, мертвом дереве без вершины и веток, вырезан черт — с тонким носом, толстыми губами и глазами-пуговицами. Под чертом вырезана стрелка, показывающая направление на «чертово кладбище».

И в этом районе, и чуть южнее, подальше от «кладбища», экспедишники сталкивались с удивительными «лесными людьми». Встречи эти совершенно мистичны: вдруг в дом в заброшенной деревушке или в охотничью хибарку заходит не известный никому человек… Описывают его разные экспедишники по-разному. То он покрытое черной шерстью чудовище с глазами, горящими, как уголья. То он самый обычный человек, только почему-то очень высокого роста.

— Метр восемьдесят?

— Нет-нет, гораздо выше!

— Два метра?

— Все три! А может, и еще выше!

— А одет он как?

— Как все люди… Тельняшка, роба такая, коричневая, сапоги.

По третьей версии, это вообще самый обычный человек, ничем не отличающийся от нас с вами, только он никому не знаком.

Но у всех этих людей — общая черта: все они обязательно похищают карты и документы у экспедишников. Так прямо заходят, берут карты, блокноты с записями, иногда и приборы и преспокойно уходят. Люди при этом сидят сиднем, не могут поднять руки или ноги. Все происходит на их глазах, но люди ничего не могут поделать. Если потом этого человека ищут, он, как и полагается в рассказах такого рода, пропадает бесследно. Как отнестись к историям такого рода, сразу, пожалуй, и не скажешь.

Экспедишники взволнованно рассказывают, как они подходили к «чертову кладбищу» и какие удивительные вещи при этом происходили. По их рассказам, животные категорически отказываются дальше идти — собаки попросту ложатся на землю, закрывают лапами глаза (???) и, хоть убей, ни за что не тронутся с места. Стрелка компаса близ «кладбища» сходит с ума и показывает строго на север (по другим данным — на восток, но все версии сходятся в том, что стрелка фиксируется на одном направлении). Приборы, показывающие силу электромагнитного излучения, сходят с ума не меньше — они показывают гораздо более сильное излучение, чем вблизи линий высоковольтных передач. Приборы зашкаливает, их датчики светятся темно-малиновым светом, предупреждая об опасности.

Транзисторы вблизи поляны перестают работать, рация тоже, и даже если поисковики раньше поддерживали с товарищами связь, то теперь всякая связь прекращается.

Люди тоже начинают чувствовать себя странно: на них нападает возбуждение, теряется чувство опасности, хочется петь и плясать. Вблизи «кладбища» во всем теле появляется странная боль. По другим данным, это не боль, а чувство онемения и одновременно словно бы покалывания множеством острых иголочек.

Возникают и более странные эффекты: например, пропадает нормальный обзор. Поле зрения сужается примерно до тридцати градусов, остальное видится просто как белое пятно. По всему телу расползается онемение, и человек перестает чувствовать собственное тело. Опухают, становятся негибкими суставы рук и ног. Появляется сильная зудящая боль в зубах, и эта боль все усиливается по мере приближения к поляне с «чертовым кладбищем».

Но что обидно, все эти замечательные описания так и не переходят в описание самого «кладбища». Описываются разве что его окрестности — обгорелые деревья, погибший лес, сквозь который видно уже саму поляну «кладбища» — голое пространство, усеянное белыми и желтыми костями. Но где же описания того, что происходит на самом «чертовом кладбище»?!

Этих описаний, попросту говоря, нет. Нет рассказов, подобных рассказу местных, — хотя бы про сохатого, сгоревшего на «чертовом кладбище». Нет историй про то, как люди вышли на саму поляну. Этого нельзя делать?! Но тогда как же агроном B.C.Салягин? Он же ходил по «чертову кладбищу» до его центра и нашел там бездонный колодец! В общем, неясно это все, смутно. Во всех рассказах экспедишников обязательно дается превосходное, очень убедительное объяснение, почему на этот раз на «чертово кладбище» никто не пошел: нечеловеческие, непостижимые уму болезни (одна зубная боль или покалывание во всем теле чего стоят!), отсутствие приборов (хотя только что их, бедных, зашкаливало), внезапно начавшиеся стихийные бедствия типа сильного дождя и так далее.

Иногда приводятся такого рода детали, которые ставят под сомнение вообще всю историю об экспедиции. Скажем, в одном из таких описаний упоминается, что к поляне вышли поздно, примерно в 10 часов вечера. «Темнело очень быстро» [18, с. 25], и потому было принято решение ночевать в километре от поляны, а потом уж на нее идти. Естественно, на людей поутру нападают хвори, приборы отсутствуют, и экспедишники решают прийти на следующий год, получше экипированными. Кто мешал подготовиться более серьезно уже в этом году — вопрос не ко мне. А следующего раза не было, потому что экспедицию проводили в 1991 году, и в следующем году, году финансового обвала, ехать стало не на что…

Как убедительно, как интересно тут все сплетено! Только вот одна совсем пустяковая деталь… Дело в том, что действие этой увлекательной истории разворачивается на 59 градусе северной широты в начале июня. Ведь плыть, сплавляясь по Кове, можно только в полную воду, с конца мая и до середины июня. Автор и называет день, когда экспедиция поплыла по Кове, — 30 мая 1991 года. Но ведь это почти что широта Петербурга! И почти что время «белых ночей»! Даже в Красноярске, который лежит гораздо южнее, в начале июня в 10 часов вечера вовсе и не думает темнеть. А на Ангаре, на 59-60 градусах, в июне темнота наступает не раньше часа ночи! И уж во всяком случае там никак не может в 10 часов вечера «очень быстро темнеть».

И приходится задаваться вопросом: а может быть, автор статьи в бульварном журнальчике «НЛО» вообще никогда не был на Кове?! Потому что если бы он там побывал в этих числах, то ему и в голову не пришло бы написать про эдакую типичную для тропиков «внезапную темноту». В этих краях и в этих широтах так не бывает. Можно предположить другой вариант, но ничем не лучше первого: автор даже и на Кове, может быть, побывал и уж во всяком случае знает, когда там наступает темнота. Но к читателю относится соответственно — как к полуграмотному быдлу (а кто еще прельстится журнальчиком, на первой странице которого красуется «портрет» космического пришельца?). И думает, что писать можно вообще какую угодно чушь, какой угодно бред сумасшедшего, — все равно сойдет, все равно сожрут, как миленькие.

Из той же оперы и другая деталь: мол, экспедиция сплавилась до устья Ковы, до места ее впадения в Ангару, а потом уехала лесовозами до Братска. Так вот, в 1991 году лесных разработок на Кове не вели. НЕ ВЕЛИ. Не было лесовозов, нельзя было уехать ими до Братска (и вообще куда бы то ни было). И нехорошие подозрения насчет автора только усиливаются.

Впрочем, истории про мистических людей, похищающих приборы и карты, или про бездонный колодец в центре «чертова кладбища» не менее великолепны.