Тайга слезам не верит - Буровский Андрей Михайлович. Страница 67

— Вы на него сперва чуть не наступили… Лосенок лежал себе, лежал, никого не трогал, тут вы мчитесь прямо на него. Он и вскочил.

Парни с болотца тоже рассказали про большого зверя, который убежал с луга в лес. Зверь был с рогами, и от него осталась такая круглая проплешина, где он лежал, пока его не вспугнули.

— Так, еще и крупный самец… Ну прямо лосиные выгоны!

Оказалось, не только лосиные. Из малинника, что дальше по дороге, примчались уже и в полном беспокойстве: за ними из малинника шел кто-то большой… Нет, не бежал, не гнался… Но он шел и шел, только возле лагеря отстал.

Как они очутились в том малиннике, чего им не сиделось в лагере?

— Их Васенька позвал, сказал, что там малина крупная.

— А куда же девался сам Васенька?

— Он ходит быстро, никого не слушает… Он ушел, а мы остались. Сумерки уже, и видим — тут еще кто-то есть в малиннике. Мы из малинника скорее, он за нами.

Махалов кивнул Павлу… Что характерно — не Хрипаткову. Сходили с ружьями к повороту, и там на влажной глине ясно отпечатались следы — сантиметров тридцать длиной. Медведь, да еще такой, которому мало спугнуть человека из лесу, отстоять свой малинник. Медведь, который будет тихо идти за людьми, изучать их поведение…

— Придется не поспать сегодня… Сможешь?

— Надо — смогу. Вы медведя этого боитесь?

— Гм… Ну можно сказать, и боюсь. Зверь ведет себя так, что вполне может ему придти желание, поохотиться на нас.

— Думаете, людоед?!

— Нет, что ты! Зверь почему за девочками пошел? Ему, скорее всего, интересно. Он пошел исследовать, кто эти существа, куда идут. Они его боятся… Значит — слабые, значит — добыча. И много их тут, целый лагерь. Он сейчас, скорее всего, тоже за нами наблюдает. Видишь, не зарычал, не кинулся… Прогнать нас ему не хочется, ему интересно, да он толком и не знает, с кем имеет дело. Вдруг на нас охотиться нельзя?

— Может, в воздух пострелять?

— А знаешь, это неплохая мысль! Только сперва вернемся в лагерь, а то наши перепугаются до смерти, решат — на нас медведь напал.

— А думаете, не нападет?

— Сейчас, скорее всего нет. Будь это опытный людоед, уже давно взял бы девчонок. Мы бы и не узнали…

Махалов сказал это так спокойно, что у Павла прошел по коже мороз. А он-то думал, что берет ружье просто так, пострелять на природе… Так, что там надо нажимать? Павел понял, что чувствует себя не слишком уверенно, а потому и неуютно.

— Но может и напасть…

— Вполне может. Или поймет, что человек — добыча легкая. Будет наблюдать, думать… да и сообразит. Или опять же — интересно. Под утро войдет в лагерь… Вот у нас кулеш с картошкой варится… Сытный запах, вкусный, запах хорошей еды. А он пришел в лагерь, сунулся носом к спальному мешку… И тем сытным запахом несет, и чем-то теплым и живым… Значит, добыча. Так что пострелять мы постреляем.

А в лагере Махалов собрал народ и заявил с предельной жесткостью:

— За пределы лагеря — никому ни ногой. Рядом бродит непонятный медведь, все может быть. А к Васеньке вопрос, как всегда, особый… Вася, ты понимаешь, что нельзя оставлять никого в лесу? Тем более вечером, когда темнеет? Понимаешь? Особенно девочек? Вася, ты понимаешь, о чем я тебя вообще спрашиваю?

— Не-а…

— Тогда так… Вася, ты понимаешь, что если бы медведь был бы позлее… Или попросту поголоднее, он мог бы девочек убить и съесть? Вот этих вот — Катю и Таню. Понимаешь?

— Так не съел же…

— Тьфу ты! Вася, ты сегодня создал большую опасность для других людей… Доходит?

— Не-а… Нету никакой опасности.

— Ты понимаешь, что ходишь быстрее, чем девочки?

— Ну.

— Баранки гну! Ты понимаешь, что бросил девочек в лесу, да еще под носом у медведя?

— А они бы ушли… Я же ушел…

— Так ты знал, что там медведь, и потому ушел?!

— Ну.

— Баранки гну, тебе говорят! Василий, ты едва людей не погубил… До тебя хоть это-то доходит?!

Васенька смотрел на Махалова ясными, невинными глазами, опять он сосал указательный палец. Он явно ничего не понимал.

— Васенька… прости, ты у нас русский?

— А как же! — Васенька вроде обиделся.

— Ну вот, рекомендую! — Махалов красиво повел рукой, показывая членам кружка Васеньку. — Прекрасный пример, к чему приводит изоляция от центров цивилизации, дефицит учения и нехватка серого вещества! Современный русский человек со всеми признаками одичания! Что такое километр и час — не имеет ни малейшего понятия. Что такое «идти вместе» — тоже не знает. Не представляет, что кто-то не умеет ходить по тайге или имеет другие привычки! Что нельзя никого оставлять в лесу — тоже не понимает! А одновременно — вот вам, тайга — дом родной. Пришел к избе быстрее нас, успел на копалуху поохотиться… Мы еще варим обед, а он уже яиц напился. И малины в нем с кило, не меньше. Опять же, пока ужин варим. Нет, ну каков экземпляр?!

— А что, первобытные не знают, что такое километр?

— Конечно, не знают. И не понимают, что можно жить не так, как они… Хотите, расскажу одну историю?

— Конечно, хотим!

— Так как там у нас сегодня с едой?

— Готово!

— Тогда разливайте и слушайте.

История, рассказанная Махаловым

за ужином в 45 километрах от деревни Малая Речка

14 августа 1999 года в 21 час 30 минут

— Это было в конце 1970-х гг. Тогда нас геологов, случалось, посылали в Анголу или в Мозамбик — искать там полезные ископаемые для Народного фронта. Меня тоже послали в Анголу. Однажды мне говорят — мол, есть хорошие выходы железных руд, в одной местности. А идти до нее — «три машины».

А я уже знал, что спрашивать первобытных людей ни о чем нельзя. Они считают, что взрослый человек должен знать все сам. Если спрашиваешь — ты как бы ребенок, в лучшем случае — подросток. А это для них очень важно. Если ты не взрослый, к тебе и отношение такое. Тебя могут, например, послать за папиросами или просто попросить помолчать. А работать на тебя не будут, даже если платишь деньги, и твоих поручений выполнять никто и не подумает. Ты же еще маленький!

— Это несправедливо!

— А я и не говорю, что это справедливо. Я говорю, что по таким правилам живут первобытные люди.

— А если я чего-то не знаю, потому что из другой страны?

— Для них, для диких, такого быть не может. Для них человек — это только из их племени. Иностранец, иноплеменник — это не человек, а в лучшем случае большой ребенок. Это в самом лучшем случае. Потому что чаще всего иноплеменник — это вообще не человеческое существо, а что-то вроде животного.

— Ничего себе! Они что, фашисты?!

— Ну какие там фашисты… Фашисты — это те, кто пытается жить, как жили первобытные люди… Только у них плохо получается.

— Так неправильно!

— Я и не говорю, что так правильно. Я вам просто объясняю, почему не стал спрашивать, что такое «три машины» и как долго нужно «три машины» идти. Ведь взрослый человек на задает вопросов, он сам знает, и что такое «одна машина», и «три машины».

Назавтра утром выходим. Жара тропическая… это трудно описать, ребята. По сравнению с той жарой сегодня попросту прохладно. Идем час, второй, третий… С меня уже давно пот градом, буквально шатает. А мы себе идем да идем. Проводник… ну примерно, как наш Васенька. Идет себе и идет, как ему удобно. Опять же — взрослый человек умеет ходить.

— А если маленький? Не может, как взрослые?

— Как только ребенок перестал быть все время с мамой, он должен учиться быть взрослым. Пошел со старшими? Ходи, как они. Никто не будет к тебе приспосабливаться, никто медленнее не пойдет.

— А если ребенок от взрослых отстанет, а там какой-то зверь? Скажем, лев?

— Ну-у… Тогда, наверное, может случиться что-то плохое… Такой ответ вас устраивает?

— Как же так?! Ведь люди же могут погибнуть! Дети!

— Ну и что? Для них что важно? Чтобы человек как можно раньше стал взрослым. Умел бы ходить очень быстро, знал бы съедобные растения, умел охотиться, мог бы сделать любую работу. Часть детишек все равно погибает, пока научится. Но ребятишек всегда много, их жизнь совершенно не ценится. Вырастут или погибнут… и все тут. Ну, продолжать?!