Секс в большом городе - Бушнелл Кэндес. Страница 18

— Боль была дикая, — вспоминал он. — Такая ссадина — все равно что ожог первой степени.

К счастью, сосок потом все-таки отрос.

«Мой железный конь»

Велосипедные прогулки по Манхэттену — дело небезопасное. Если бы все эти литераторы жили на Диком Западе, им в самый раз пришлись бы ковбойские пушки в лучших традициях Ларри Макмертри, Тома Макгвейна или Кормака Маккарти. Но поскольку веломальчики все-таки живут в Нью-Йорке, они скорее смахивают на Кларка Кента.

Днем — воспитанные журналисты, нередко распекаемые суровыми редактрисами, ночью веломальчики представляют собой неоспоримую угрозу обществу. Но их можно понять.

— Хочешь — едешь на красный свет, хочешь — по встречной. И плевать тебе на правила, — пояснил Честер.

— Такое ощущение, что у тебя между ног бьется железный конь, — заявил один веломальчик, пожелавший остаться неизвестным.

— Моя рука сейчас лежит на руле, — сказал Кип, литературный агент, позвонивший нам из своего офиса. — Все-таки велосипед в городе дает чувство невиданной свободы. Как будто паришь над толпой. Я на велосипеде — это страшная сила, в жизни я таким не бываю. На велосипеде я живу. Чувствую пульс города.

Веломальчики крайне ревниво относятся к своим велосипедам — они ни за что на свете не сядут на блестящий навороченный горный велосипед. Никаких тебе супермодных суппортов или эластомерных подвесок.

Мистер Ньюйоркер в этом смысле типичный представитель веломальчиков: он ездит на скромном трехскоростном велосипеде с корзиной на багажнике и брызговиками. Велосипед, способный вызвать ностальгические чувства.

— Без корзины тут не обойтись, — поясняет Мистер Ньюйоркер, — продукты, компьютер, рабочие бумаги…

— Велосипед для меня — все равно что собака или ребенок, — сказал Кип. — Заботишься о нем, холишь и лелеешь.

Иногда создается впечатление, что они говорят не о велосипедах, а о женщинах.

— Я искренне люблю свой велик. Вы себе представить не можете, насколько можно привязаться к велосипеду, — произнес некто Б. Б. — Хотя, по правде говоря, они мало чем друг от друга отличаются.

— Был у меня один велосипед, я с него пылинки сдувал, — поделился Кип. — С алюминиевой рамой… Я его вручную ошкурил, отполировал. Адский труд. А его взяли и угнали. Так я чуть не плакал. Места себе не находил, пока не купил новый и не привел его в порядок.

Подобно девушкам, велосипеды в одних руках долго не задерживаются.

— Стоит заскочить в книжный минут на десять, как его и след простыл, — пожаловался мистер Эккелз.

Но материальный ущерб — это как раз ерунда, — объяснил он.

— Если подсчитать расходы на метро, ваш велосипед окупится через три месяца, — добавил он. — Через месяц, если вы ездите на такси.

Велосипед может пригодиться и на личном фронте.

— Это отличный способ завязать разговор, — пояснил Тэд, писатель. — К тому же есть чем заняться, чтобы скрыть смущение.

Как выяснилось, это еще неплохой способ определить, каковы твои шансы с дамой.

— Одна моя девушка просто взбесилась, когда я предложил подвезти ее домой на велосипеде, — вспомнил Тэд. — С другой стороны, когда женщина говорит: «Можешь закатить велосипед в дом», — это очень вдохновляет.

— Ее отношение к велосипеду прежде всего говорит о ее темпераменте, — заявил мистер Эккелз. — Если она маловозбудима, то и близко твой велосипед к своей квартире не подпустит.

Иногда велосипед — это больше чем велосипед, и женщины, похоже, об этом догадываются.

— К тебе начинают относиться с подозрением. Ты слишком мобилен и независим, — рассуждал мистер Эккелз. — И уж конечно, не слишком респектабелен.

— Есть в этом какой-то инфантилизм — эдакий Питер Пен на велике, — согласился Кип. — Я отчасти поэтому и завязал.

— К тому же велосипед подразумевает определенную долю эгоизма, — поддержал его мистер Эккелз. — Никого не подвезешь. Но главное, мужчины на велосипеде ассоциируются у женщин с чрезмерной независимостью. — Он признался, что к своим пятидесяти с хвостиком напридумывал с десяток причин, почему до сих пор не женат, «и ни одну из них не назовешь уважительной».

Велосипед порой подразумевает и некоторую скаредность.

Одна дама, замредактора глянцевого журнала для мужчин, припомнила свидание с веломальчиком, с которым познакомилась на литературном вечере. Поболтав о том о сем, веломальчик пригласил ее в милый ресторанчик в Верхнем Вест-Сайде. Явился он с опозданием, на велосипеде (она к тому времени ждала его у входа, нервно куря сигарету за сигаретой), и не успели они сесть и взяться за меню, как он внезапно произнес: «Слушай, ты не очень расстроишься?.. Что-то мне пиццы захотелось. Не возражаешь?..» И встал со своего места. «А мы разве не должны?..» — смущенно промямлила она, растерянно поглядывая на официанта. Он схватил ее за руку и потащил к выходу: «Подумаешь — пара глотков воды. Я к своей даже не притронулся. Не могут же они за это с нас деньги драть!». Они поехали к ней, заказали пиццу, и дальше все было по полной программе. После этого они еще пару раз встречались, но каждый раз он на ночь глядя напрашивался к ней домой и заказывал еду из забегаловки. В конце концов она его бросила и нашла себе банкира.

К вопросу промежности

Веломальчики вечно совершают ошибку, пытаясь превратить своих девушек в велодевочек. Джоанна, женщина, выросшая на Пятой авеню, по профессии дизайнер интерьера, умудрилась даже выйти замуж за веломальчика.

— Мы оба ездили на велосипедах, — рассказывала она, — так что сначала все шло гладко. Но когда он подарил мне на день рождения новое седло, я насторожилась. Затем на Рождество он подарил мне багажник для велосипеда, который крепится на крыше машины… Когда мы развелись, он его себе забрал, представляете?

— Мальчики на великах? Ни за что на свете! — заявила Магда, новеллист. — Вы только представьте себе их вонючую промежность! Нет уж, спасибо. Сколько раз на велосипедистах обжигалась. Они все камикадзе и себялюбивые скоты. Если они и сексом занимаются так же, как на велосипедах гоняют, — спасибо, конечно, но не в скорости дело.

— Женщины считают, что велосипед — это несексуально, — сказал Тэд. — Они думают, это инфантилизм. Но рано или поздно начинаешь понимать, что не можешь всю жизнь скрывать от женщин свое истинное лицо.

10

Манхэттен vs Гринвич

Мало кто из жительниц Манхэттена избежал паломничества к свежесвитому пригородному гнездышку бывшей подруги — и вряд ли хоть одна помянет его добрым словом. Как правило, большинство возвращается в город в полуобморочном-полураздавленном состоянии. Вот одна из таких историй.

Джоли Бернард была известным импресарио — представляла интересы рок-групп в «Интернейшнл криэйтив менеджмент». Пять лет назад, когда она еще удальски топтала землю своими ковбойскими сапожками, тусовалась с рок-звездами и периодически с ними спала, Джоли жила в двухкомнатной нью-йоркской квартире, обставленной черными кожаными диванами и гигантской стереосистемой. У нее были длинные светлые волосы, стройная фигура и роскошный бюст, и дома ее неизменно ждал переполненный автоответчик, а в сумочке не переводились деньги и наркотики. Личностью она была, мягко говоря, небезызвестной.

И вдруг нате вам… Никому и в голову не могло прийти, что с ней это когда-нибудь случится, и тем не менее факт оставался фактом, что лишний раз подтверждало полную непредсказуемость подобных вещей. Ей стукнуло тридцать пять, она познакомилась с неким инвестиционным банкиром из «Соломон Бразерз», и не успели мы оглянуться, как они сыграли свадьбу, она забеременела, и они переехали в Гринвич.

— Все останется как раньше, — уверяла она. — Будем все так же тусоваться, а летом вы будете приезжать ко мне в гости на барбекю.

— Ну конечно, милая! — в один голос отвечали мы.

Прошло два года. Поговаривали, что она обзавелась сначала одним младенцем, затем вторым. Мы так толком не знали ни их пола, ни имен.