Секс в большом городе - Бушнелл Кэндес. Страница 39
— Да понимаете… — замялась Миранда, — я же знаю, что вы с Сэмом дружите, а я его видеть не могу, не то что в одной комнате с ним находиться. Он же больной человек, ему лечиться надо! Просто женоненавистник какой-то. Сначала он тебя обхаживает, чуть ли не предложение тебе делает, а потом раз — и пропадает, да еще двадцатилетних девиц по ходу дела снимает.
Паккард встрял в разговор:
— Мы с ним больше не общаемся. Аманда его терпеть не может, да и я вообще-то от него не в восторге. Он тут подружился с каким-то Барри, и теперь они каждый вечер шляются по ресторанам в Сохо и снимают девочек.
— По сорок лет мужикам! — возмутилась Аманда. — Позорище!
— И когда они только вырастут? — спросила Миранда.
— Или сменят наконец ориентацию.
Как-то раз серым ноябрьским днем один мой знакомый — назовем его Холли Вентворт — пустился в пространные рассуждения, затронув свою любимую тему: светская жизнь Нью-Йорка.
— Убежденные холостяки? — переспросил он меня и перечислил имена самых известных сердцеедов Нью-Йорка. — Милая моя, но это же банально!
Холли залпом допил вторую порцию скотча.
— Есть масса причин, по которым мужчина не женится, — ударился он в объяснения. — Кого-то интересует только секс, а для многих секс и брак — понятия несовместимые. Кто-то не может сделать выбор между женщиной, способной родить ему ребенка, и светской леди в летах, способной обеспечить его будущее.
— А бывает, что проблема в матерях, — продолжал Холли. — Взять хотя бы X. — Он назвал имя известного финансиста-мультимиллионера лет шестидесяти, до сих пор числящегося в холостяках. — У него хроническая тяга к смазливым дурам. А с другой стороны, если вы X., кого вам еще тащить домой? Не будете же вы травмировать свою мамашу появлением умной, властной женщины, ставящей под удар благоденствие семьи?
— И потом, — увлеченно продолжал Холли, — эти бабники всех уже достали. Будь я незамужней женщиной, я бы рассудил так: зачем мне эти уроды, когда существует 296 миллионов голубых, которые с радостью займут их место? Нашел бы себе какого-нибудь умницу голубого и ходил бы с ним по ресторанам — трепись сколько влезет.
Зачем размениваться на X.? Кому охота часами выслушивать, как он нудит про свою работу? Прогибаться перед ним? Он уже не мальчик. В его возрасте люди не меняются. Игра не стоит свеч. Сколько можно наступать на одни и те же грабли?
— В конце концов, именно женщина решает, нужен ей мужчина или нет. И если он не проявляет никаких поползновений в сторону брака и не хочет ничего менять… что ж, женскому терпению тоже есть предел. И слава богу.
— Взять хотя бы Джека, — начал Норман, фотограф. — Ты же знаешь Джека? Хотя кто его не знает. Я уже три года как женат, а с Джеком вообще знаком лет десять, причем за все это время у него ни одна девушка больше чем на полтора месяца не задерживалась.
И вот идем мы как-то в гости на День Благодарения. Все свои, сто лет друг друга знаем. Не все, конечно, женаты, но, по крайней мере, свои люди. И тут появляется Джек, а с ним под ручку блондиночка. Двадцать с хвостиком. Выяснилось — официанточка, недели еще не знакомы.
В итоге, с одной стороны, незнакомый человек за столом, то есть весь вечер насмарку, и от Джека пользы — ноль, поскольку он только и думает, как бы ее трахнуть. И так всегда. Пустая трата времени. После того раза все наши жены в один голос сказали: хватит. С тех пор и не общаемся.
Саманта Джоунс ужинала в «Киоске» с Магдой, писательницей-романисткой. Речь зашла о закоренелых холостяках, а точнее, о Джеке и Гарри.
— Мне кто-то рассказывал, что Джек до сих пор хвастается своими победами, — произнесла Магда. — Что пятнадцать лет назад, что сейчас. Мужчины, наверное, думают, что испортить себе репутацию может только женщина. Да ничего подобного! Неужели они не понимают, что чем чаще они меняют блондиночек, тем меньше возникает желания с ними общаться?
— Взять, к примеру, Гарри, — согласилась Саманта. — Джека я еще могу понять — у него хотя бы карьера, он деньги зашибает. Но Гарри ведь даже этого не хочет! Плевать, говорит, я хотел на деньги и положение. С другой стороны, на любовь ему тоже плевать. Так ради чего он тогда вообще живет?
— И потом, — подхватила Магда, — черт знает с кем они путались.
— Вот уж меньше всего хотела бы знать, — заметила Саманта.
— Я тут недавно на Роджера наткнулась — в «Мортимерсе», естественно, — вспомнила Магда.
— Ему же сейчас под пятьдесят должно быть? — спросила Саманта.
— Около того. Мне еще и двадцати пяти не было, когда у нас с ним закрутилось. Помню, «Таун-энд-кантри» признал его самой блестящей партией Нью-Йорка. Долго же я тогда смеялась. Для начала, он все еще жил со своей матерью — правда, в его распоряжении был целый этаж, но кому от этого легче. Идеальный дом в Южном Хэмптоне, идеальный дом в Палм-Бич, членство в клубе «Бад-энд-теннис». И знаешь, я тогда поняла: в этом весь он. Роль мальчика на выданье — это и есть его жизнь. Дальше — пустота.
— И что он сейчас поделывает? — спросила Саманта.
— Да как обычно, — ответила Магда. — Прошелся по всем девушкам Нью-Йорка, раздал свои телефонные номера и переехал в Лос-Анджелес. Оттуда в Лондон, теперь в Париж. Говорит, приехал в Нью-Йорк на два месяца маму навестить.
Подруги фыркнули.
— А вот еще прикол, — продолжала Магда. — Рассказывает он тут мне одну историю: мне, говорит, очень нравятся француженки. Как-то приходит он на ужин к одному высокопоставленному французу, а у того три дочери — я, говорит, с любой бы закрутил не задумываясь. И вот ужинают они, значит, все вроде идет как надо, и тут он возьми и ляпни, что будто бы есть у него один друг, арабский принц, а у того три жены и все сестры. Француженки на него кисло так зыркнули, и ужин быстренько закруглился.
— Как думаешь, эти перезрелые мальчики сами-то хоть понимают, насколько жалко выглядят? — спросила Саманта.
— Не-а, — ответила Магда.
На следующий день, сидя в зале первого класса аэропорта Кеннеди, Саймон Пайперсток названивал своим друзьям. В этом списке оказалась и одна девушка, с которой пару лет назад у него был роман.
— Я еду в Сиэтл, — сообщил ей Саймон. — Мне плохо.
— Правда? — без малейшего сожаления переспросила она.
— Почему-то все считают, что я ужасно себя веду. Говорят, что мне должно быть стыдно.
— Ну и как, стыдно?
— Немножко.
— Понятно.
— С Мери у меня ничего не вышло, ну я и привел как-то в гости одну знакомую. Хорошая девочка. Мы с ней просто друзья. Так ты бы слышала, как все на меня взъелись!..
— У тебя ни с кем ничего не выходит, Саймон.
— А потом я случайно встретил в театре одну знакомую, с которой меня пытались свести пару лет тому назад. Она меня тогда не особенно впечатлила, и мы стали просто друзьями. Так она ко мне подошла и сказала: «Знаешь, я бы в жизни с тобой не стала связываться. И подругам не посоветовала бы. Ты уже стольким жизнь искалечил!»
— Ну так она же права!
— А что мне остается делать? Я и сам страдаю — ну не повстречалась мне еще та, с которой я захотел бы прожить всю жизнь. Вот и тусуюсь со всеми подряд. Подумаешь! Все так делают. — Последовала пауза. — Меня тут вчера прихватило…
— Бедный, — ответила его знакомая без тени сожаления. — И что, пожалел, что некому за тобой поухаживать?
— Да нет, — ответил Саймон. — Быстро отпустило… А, ладно! Если честно, то пожалел. Как думаешь, это серьезно? Может, встретимся? Поговорим? Глядишь, мне полегче станет.
— У меня сейчас роман с одним человеком, — ответила знакомая. — Мы с ним, наверное, поженимся. Вряд ли ему понравится, если он узнает, что я с тобой встречалась.
— А… — ответил Саймон. — Ну ладно…
— Но, если что, ты звони…
22